Ах, как давно и поверхностно проходил Климов обществоведение и философию! Как силился он сейчас вспомнить что–нибудь нужное из этих курсов — ведь сдавал же когда–то зачеты и экзамены! — как силился выжать из своей памяти такое, что опрокинуло бы эту уверенность, этот мудрый прищур сидящего напротив человека!..

Ничего, однако, вспомнить Климов не мог, и оставалось ему лишь клясть себя в душе за свою невооруженность да испытывать стыд за свою недавнюю уверенность, что стоит–де только взяться, как от баптистов только пух полетит!..

Словом, чувствовал Климов, что дело худо, что не он кладет на лопатки, а его кладут, не он «обрабатывает», а его «обрабатывают»… И то, что за дело взялся сам хозяин — это лишь подтверждало его намерение вовлечь Климова в их «домашнюю церковь»…

«Ни черта мне с ним не совладать, с этим башковитым «пресвитером“!.. — уныло думал Климов, шагая домой вдоль шумной, оживленной улицы. — С Линой–то одной я бы уж как–нибудь управился, но в том–то и дело, что она передает все наши разговоры папаше с мамашей, а они ее опять возвращают на «путь истинный«… Выходит, я не с ней спорю, а с папашей, не ей доказываю, а ему…»

«Оторвать бы ее от них, отделить, увезти бы куда–нибудь, да как?.. Как ее оторвешь, если она послушна им во всем, если с колыбели вдолбили ей это послушание? Да если бы одно только послушание!.. А то ведь и любит она их — вот что самое–то тяжкое, любит!..»

«Не справиться мне с ними, — все более впадал в отчаяние Климов. — Не вырвать Лину из этой чертовой «домашней церкви«… А ведь Лина ждет ребенка… — Тут у Климова так заныло внутри и так заколотилось сердце, что он почувствовал слабость в ногах; захотелось даже присесть на запорошенную снегом скамейку. Было почти физическое ощущение тупика, безысходности. — Лина ждет ребенка. Лину они не отдадут. Они отдадут ее только за верующего. Попытаться «разложить“ их? Я сегодня пытался — что получилось?.. И где тогда выход? Что будет с Линой, с нами, с ребенком?..»

Словом, чувствовал Климов, что невмоготу ему больше носить в себе это отчаяние, это ощущение тупика и безысходности. Надо идти… хотя бы к Сане, решил он. Саня должен помочь, он ведь силен во всяких таких штуках…

«Да, да, Саня… это последняя надежда…»

— И зачем только мы таскаемся отдыхать на это Черное море! — возмущался Саня, расхаживая по кабинету перед Климовым, который сидел на старинном кожаном диване (друзья еще не виделись после летних отпусков). — Такая даль! Столько расходов! Многолюдье! Везде очереди, дороговизна. А в то же самое время у нас под боком такой райский уголок для отдыха, как высокогорное озеро Иссык — Куль! Ты не представляешь себе, старик, какое это изумительное место!..

Воздав должное великолепному озеру Иссык — Куль, Саня несколько погрустнел и, потирая пальцем свой длинный птичий нос и поправляя на нем очки, признался, что была в его, Саниной, группе одна удивительная туристочка… И что, может быть, и озеро–то понравилось Сане так сильно оттого, что там была она…

— Ты не представляешь себе, старик, — с грустноватым восторгом рассказывал Саня, — что это за женщина!.. Во–первых, коса. Представь — черная толстая коса, длиннющая… Ты где сейчас увидишь такую косу у женщин?.. Во–вторых, смугляночка, зубы — как сахар, глаза — ох, старик, уж и не знаю, что за глаза!.. Вот уж поистине: посмотрит — рублем подарит. Росточку, знаешь, небольшого, вся живая, веселая… Мужики на турбазе с ума посходили… — И, помолчав, Саня задумчиво, склонив свою голову дятла набок, повторил: — Как с ума посходили. Будь на дворе девятнадцатый век, перестрелялись бы из дуэльных пистолетов…

— У меня вот тоже история… — вздохнул Климов. И стал рассказывать все по порядку, все, начиная с того самого вечера, когда впервые проводил Лину после занятий домой.

Саня некоторое время еще расхаживал по своему просторному кабинету, но постепенно заинтересовался, лицо его стало предельно серьезным, и в конце концов он сел за свой огромный письменный стол напротив Климова, сделался весь внимание.

Когда же Климов дошел до последнего спора с папашей Зимой, Саня беспокойно заерзал на стуле, а потом с досадой хлопнул ладонью по столу.

— Чему тебя, старик, учили!.. Чему тебя только учили!.. Он тебе говорит, не наводит ли, мол, «разумность» всего того, что свершается в природе, на мысль о творце, а ты ему в ответ ни бе ни ме. Старый у вас, папаша, товар! — вот что надо было ему ответить. Еще Дарвин говорил, что после открытия закона естественного отбора никакого разговора о преднамеренном плане, иными словами, о творце в природе и быть не может. А после него–то наукой еще сколько сделано. Изменчивость живых организмов, наследственность, естественный отбор, приспособленность к условиям внешней среды — вот «творцы» гармонии и «разумности» в природе! Они, эти факторы, действуя совместно миллионы и миллионы лет, и создали ту гармонию, какую мы наблюдаем сейчас в природе. И просто разорваться от досады, что ты не одернул этого «пресвитера»! Теперь об ученых… Многие, говорит, великие ученые были верующими. Да, Ньютон, например, был верующим. Но его закон всемирного тяготения — это материалистический закон, он противоречит религии. Ньютон этим законом как бы запретил вторгаться в солнечную систему. Бог у Ньютона только «завел» механизм небесной машины, дал первый толчок, а потом уж обошлось без бога… Или Эйнштейна возьми. Он тоже вроде бы верил в бога. Но в какого бога! Вслед за Спинозой он считал, что бог — это природа (субстанция), а религиозное чувство — это чувство восторга перед мирозданьем!.. Вот если так смотреть на бога, тогда и мы с тобой тоже верующие (Климов кивнул головой), мы тоже благоговеем перед лесом, полем, горами и морем… При чем только здесь бог?.. Или тот же Дарвин. Он с детства был правоверным христианином, готовился в священники, изучал богословие в Кембриджском университете. Но в процессе своей двадцатилетней работы над «Происхождением видов…» отошел от веры в бога. В его книге впервые–то и было сказано, что является действительной причиной целесообразности в живой природе. На вопрос, почему он отверг христианство, Дарвин как–то ответил: «Нет фактических доказательств…» Понял ты? Нет фактических доказательств!.. Дарвин считал, что религия родилась из страха первобытного человека перед таинственными силами природы. Первобытный человек пытался умилостивить эти силы жертвоприношениями. А все мировые религии, полагал Дарвин, христианство, буддизм, ислам — выросли из этих древних дикарских представлений. И ты знаешь, что Дарвин сказал перед смертью? «Я совсем не боюсь умереть», — вот что он сказал! Это ли не последняя точка в его споре с церковниками, с верой в бога?.. Павлова тоже причисляют к верующим. А Павлов проник в святая святых человеческой, так сказать, души — в мозг! Это ли не смертельный удар по религии, по всем этим демагогам, рассуждающим о таинственной «душе»?.. А как он говорил о вере! Вера, говорил он, — это как костыль, подпорка для слабых духом… Циолковского тоже причисляют. А Циолковский так говорил о боге. Бог, мол, есть порождение человека. Человек создал представление о боге, чтобы посредством его объяснить то, чего не может еще объяснить разумом… И я поражаюсь, старик, что ты не выложил всего этого папаше! Я поражаюсь твоей неосведомленности… твоей неграмотности!

— Ну, ну… — оскорбился Климов. — Не забывай, что я тоже кое–что знаю и могу. Машиностроительный завод, например, могу спроектировать. Полностью! Со всеми потрохами. Начиная с выбора места строительства, кончая размещением станков, штатным расписанием, зарплатой работников и себестоимостью выпускаемой продукции. Один! Сам! Все рассчитаю, спланирую и спроектирую! — Климов даже кончиками пальцев дотронулся до своего лба, мол, голова у меня тоже на месте. — Создать завод — это тебе не баран начхал. Так что не очень–то задирай нос…

— Да ты не обижайся, старина, — поморщился Саня, — не лезь в бутылку. Я же за тебя огорчен и за то, что ты не дал по мозгам этому папаше–пресвитеру! Этому теоретику баптизма! Я, если хочешь знать, потрясен твоей историей. Я помню, ты говорил о какой–то студенточке… Но был уверен, что у тебя с ней давно покончено. А тут вон какие, оказывается, страсти… И я вот сейчас думаю, как же тебе помочь, как, действительно, отнять у них эту девочку?..