Он замолчал на минуту, внимательно, даже испытующе, в упор разглядывая Климова. Был он плотный, спокойный, уверенный в себе; с густой проседью в черных волосах, с большим широким лбом много думающего человека. И то, что он раньше почти не замечал Климова, не проявлял к нему никакого интереса, а теперь так изучающе смотрел, смутило Климова, обеспокоило. Тем более, что из комнаты куда–то исчезли и Лина и Ольга Николаевна…
— Так вы, стало быть, считаете, — вновь заговорил хозяин, — что религия — это нечто вроде философии? Что ее выдумал человек?
«Рассказала!..» — мелькнуло в голове у Климова. И от догадки, что все то, о чем он говорил недавно Лине, пытаясь разубедить ее и просветить, в точности передано «папе», — от этой догадки Климов разволновался еще больше. Не ожидал он от Лины такого, не ожидал… А теперь хозяин, выходит, знает о намерениях Климова переубедить Лину и вот взялся за «совратителя» сам…
— Да… — стараясь тем не менее держать себя в руках, заставляя свой мозг работать, ответил Климов. — Не человек, а точнее, человечество. Оно выработало такую систему взглядов… Такие, что ли, жизненные правила, чтобы порядок в жизни был, были какие–то устои, нормы, так сказать, поведения… Все эти заповеди: «не убивай», «не кради» и так далее, — в них ведь ничего религиозного нет, обычные правила человеческого общежития…
Климов не помнил, чьи мысли сейчас высказывал: то ли Саня ему однажды говорил о заповедях, то ли сам слышал о них на атеистической лекции, куда его однажды затащили… Так или иначе, но о заповедях он знал и, будучи уверенным, что не такой уж он профан в атеизме, продолжал:
— Или вот заповедь — «почитай отца и мать». Что же здесь религиозного?.. Все верно. Прекрасная заповедь. Родителей надо почитать, особенно если они хорошие люди. «Не убивай»… Тоже верная заповедь. Не надо убивать людей. Да только ведь убивали! Много убивали. В том числе с именем бога, так сказать, на устах. Не мне вам напоминать, что «Гот мит унс» было выштамповано на пряжках у немецких солдат…
— Гот мит унс… — думая о чем–то своем, подтвердил хозяин.
— Потом «не убивай»… — продолжал Климов, несколько воодушевляясь. — Смотря — кого. Плохо или хорошо было в войну укокошить автоматчика с этой самой пряжкой? Да чем больше их укокошишь, согласитесь, тем лучше!.. Вот тебе и «не убивай»!.. — Климов усмехнулся. — Или возьмите заповедь «не кради». Хорошая заповедь, но опять же — смотря по обстоятельствам. В ином случае красть это плохо, а в другом случае — очень даже хорошо. Спереть, скажем, автомат у того же фрица в войну было просто прекрасным делом!.. Вот и выходит, что все эти заповеди в обычной, нормальной жизни, может быть, и стоящие, но, во–первых, ничего божественного в них нет, их люди выработали. А во–вторых, применять их можно с тысячью оговорок. В каждом конкретном случае заповедь можно повернуть и так и этак… — У Климова даже уши от возбуждения зажгло, настолько он разволновался от мысли, что положил вроде этого «пресвитера» на лопатки. Жаль только, что Лина куда–то ушла — вот бы ей послушать!..
— Ну, насчет того, что «люди выработали», я вам скажу так, — вздохнув, начал Зима. — Тут получается, как в случае с глупым пустым человеком. Ему что–нибудь подскажут умное, а он в ответ — да ведь я тоже так думал! И глядишь, сказанное выдает уж за свое. Так и ваше «человечество». Донес Иисус до людей заповеди бога, а они (не все, конечно, а некоторые) кричат — точно! Мы так же думали. А потом вообще заявляют — это наши мысли, мы их «выработали»… Вот ведь как!..
— Везде бог, всюду бог… — едва сдерживая раздражение, возразил Климов. — Все он создал, всех научил уму–разуму… Он даже и Землю–то самое сотворил… Ну как вы всерьез можете воспринимать то, что он создал Землю? Вы ведь инженер. Я тоже. И как инженер инженера я вас спрашиваю. Скажите, как все же богу удалось сотворить Землю? Из какого такого материала? Где он его взял, этот материал, эту, выражаясь инженерным языком, заготовку? И на каком, интересно, оборудовании он изготовлял ее, Землю? Каким инструментом? С помощью каких приспособлений?..
— Вы все пытаетесь объяснить себе мироздание с точки зрения научной… — усмехнулся в ответ Зима. — А между тем — что знают ученые? Они, если говорить по крупному счету, ничего не знают. Они не знают даже того, например, если уж говорить о возникновении Земли, когда и откуда взялась на Земле вода. Не знают, не знают! — подтвердил Зима, заметив, видимо, несогласие на лице Климова. — Они лишь гадают, когда и откуда она взялась, высказывают гипотезы, есть несколько гипотез. А гипотеза — что? Она сегодня одна, завтра другая… Вспомните слова Ньютона. Он говорил, что при всех его многих и многих знаниях он чувствует себя маленьким мальчиком, стоящим на берегу океана. А океан перед ним — это неизвестное. Так говорил великий Ньютон!.. А намного ли изменилось положение дел с того времени? Мы только–только начинаем заглядывать на соседние планеты нашей солнечной системы. А что наша солнечная система во всей Галактике? Тьфу! Маковое семечко, песчинка в море песка… А что наша Галактика во всем мирозданье? Песчинки меньше!.. Да мы со всеми нашими знаниями все в том же положении, мы — тот же маленький мальчик перед океаном неизвестного. Это если говорить о космосе. А знаем ли мы как следует нашу крошку Землю? Знаем ли мы хотя бы то, что у нас под боком?.. Все спорно, все зыбко, и чем больше человек знает, тем зыбче ему. Иначе почему, скажите, большая часть лауреатов Нобелевской премии в области науки — люди верующие? Да потому, что жизнь на каждом шагу, в каждой мелочи озадачивает. Вот вам одна из загадок. Вы посмотрите — как в природе все разумно устроено, какая во всем гармония!.. Поражаешься цветку, до чего же он разумно устроен! Как он реагирует на свет и тьму, как тянется, поворачивается к солнцу! Как приманивает к себе насекомых своим запахом, своей яркой окраской! Лети, мол, ко мне, дружок, пей мой нектар, а попутно вымажись в моей пыльце и перенеси ее на соседний цветок, опыли, оплодотвори его. А вглядитесь в клочок земли, скажем, в лесу… Какая–нибудь травинка растет только по соседству с той, которая ей полезна в чем–то. А обе эти травинки растут только вблизи тех деревьев, которым, в свою очередь, полезны они. Маленькие птицы, насыщаясь, уничтожают вредителей леса, а больных и нерасторопных птиц, чтобы они не дали хилое, нежизнеспособное потомство, уничтожают хищники… И так далее, и так далее. За что ни возьмись, куда ни глянь — все поразительно целесообразно устроено. Вас это ни разу не навело на мысль, что без разума творца здесь не обошлось, а?
Чувствовал Климов, в этой тираде Зимы что–то не так, где–то что–то перевернуто с ног на голову, но «что» и «где» — ухватить никак не мог и досадовал на себя, на то, как мало он знает за пределами своего круга, в котором только техника, только машины.
— Да и к чему вся эта современная наука и техника, — словно бы догадываясь о смятении в мыслях собеседника, продолжал Зима, — к чему все эти научные достижения, если у нас нет главного знания, знания путей? Если нам остается лишь блуждать, идти наугад, на авось и в конце концов прийти к ужасу пустоты и бесцельности?.. Конечно, вы мне можете возразить, — как это ты, мол, забываешь о главной науке, о марксизме? Вот, мол, она и указывает пути… На это я вам могу сказать так. Марксизм оперирует классами, ему вроде дела нет до каждого отдельного человека с его горестями и несчастьями, с его болезнями и сомнениями. Он говорит вообще о людях, об обществе, о массах, он не в состоянии раскрыть каждому отдельному человеку смысл существования, служить ориентиром в поведении, быть наукой жизни. А ведь человеческой жизни свойственны неясность, отсутствие последовательности, мы живем в сложных противоречиях и неясностях… А вот религия, она конкретно говорит человеку, как ему жить. В то время как марксизм толкует о классах, о производительных силах и производственных отношениях, религия обращается непосредственно к душе человека. Говорит ему о вещах повседневных, затрагивает, так сказать, струны именно его души!..
