— Вот здесь необходимо закладывать наши батареи. Три поставим на левом берегу реки, а на правом — главную батарею, как раз напротив предместья Ортакапи.

Генерал Муравьёв посмотрел на карту, затем в подзорную трубу осмотрел местность, где надо ставить батареи, и сказал:

   — Делать это, конечно, надо будет ночью, ибо днём они нас в упор со стен пушками в щепки разнесут.

   — И не откладывая в долгий ящик, — добавил Пущин.

   — Сегодня же вечером мы с Бурцевым проведём отвлекающую атаку на левом фланге, а вы со своими солдатами в это время обозначите кольями всю трассировку ретраншемента[34] и направление амбразур. Вслед за этим мы подведём и расположим наши части, возведём редуты и установим на них батареи.

Так и поступили. Генерал Муравьёв взял на себя наблюдение за постройкой редута для главной батареи на правом берегу. Он хорошо понимал, что утром, как только турки увидят её, здесь будет сущий ад. И он оказался прав. Лишь только взошло солнце, с крепостных стен по главной батарее русских начали палить все орудия. Завязалась ожесточённая перестрелка. Муравьёв ни на минуту не покидал эту батарею. Рядом с ним турецкие ядра взрывали землю, рушили возведённые с таким трудом брустверы и амбразуры. Три пушки были подбиты. Их прислуга лежала здесь же в крови. Многие уже не шевелились. Но Николай Николаевич как ни в чём не бывало ходил по брустверу, переступая через искорёженные лафеты, обходя трупы солдат, и невозмутимо всматривался в подзорную трубу на стены Карса и простирающийся за ним город. Часть его строений уже горела, стены во многих местах тоже были повреждены.

   — Ещё полчаса такой канонады — и от нашей батареи не останется и горстки пыли! — выкрикнул стоящий рядом прапорщик Стародубский, который со своими карабинерами прикрывал батарею. — Надо что-то делать. Может, уже штурмовать? — кивнул он в сторону пехотных частей, приготовившихся к штурму с длинными лестницами за батареей.

   — Да ты что, Саша, — улыбнулся генерал. — Дело только начинается. Нам, конечно же, не помешал бы отвлекающий удар с левого берега. Тогда турки и огонь частично перенесли бы туда, да и пехоту свою рассредоточили бы по всем стенам. Ведь они сейчас почти все здесь, напротив нас собрались, ожидая главного удара.

   — Ну, тогда давайте записку — я к Бурцеву нарочного отправлю.

   — Зачем нарочного, Бурцев своё дело знает, да и предусмотрено это в предварительном плане операции, — опять улыбнулся генерал. — Я уверен, что он уже отдал команду своим полкам ударить вон по тому предместью, — показал он рукой вдаль на левый фланг.

Прошло полчаса, и огонь турок значительно ослаб.

   — Ну, так и есть! — воскликнул довольный Муравьёв. — Что я тебе говорил! Вот посмотри, Александр.

Генерал передал подзорную трубу Стародубскому. Тот взглянул на дальнее предместье и увидел там зелёные фигурки егерей и знамя 17-го егерского полка. Русская пехота уверенно теснила турок. В дыму мелькали разноцветные чалмы, красные фески, синие куртки и коричневые и фиолетовые шаровары турецких пехотинцев, сверкали кривые клинки ятаганов, мелькали конские хвосты на деревянных шестах, бунчуки. Егеря в чёрных киверах и тёмно-зелёных мундирах, со штыками наперевес, как всё сметающая лавина, теснили восточное воинство к высоким стенам крепости. Вскоре турецкая пехота скрылась за быстро захлопнувшимися за ними воротами. И тут Александр Стародубский увидел что-то совершенно странное. В некоторых местах со стен Карса начали опускаться верёвочные лестницы и какие-то одетые по-восточному люди кричали и приглашали русских солдат лезть на стены.

   — Что это такое, Николай Николаевич? — удивлённо спросил Александр, передавая генералу подзорную трубу. — Они что, заманивают наших, что ли?

Муравьёв всмотрелся.

   — Да это не турки, а наши друзья армяне из города пробрались на стены, где нет турецких солдат, и спустили лестницы. Ну вот, егеря Бурцева уже ими воспользовались, сейчас и до ворот доберутся и откроют их. Нам надо поддержать своих. Усильте огонь! — приказал генерал артиллерийскому офицеру.

   — А нам на штурм? — радостно воскликнул прапорщик, направляясь к своим солдатам.

   — Подожди, Саша! — крикнул ему Муравьёв. — Мы будем штурмовать, но не здесь, а вон там, — указал рукой вправо на редут, высившийся на горе Карадаг. — Сейчас именно там ключ всей турецкой позиции. Надо не позволить им начать вести огонь по уже захваченным башням и частям города, поддерживая турецкую контратаку.

В этот момент к батарее Муравьёва подскакал на взмыленном коне генерал Паскевич.

   — Кто отдал приказ штурмовать город без моего разрешения? Вы ответите за самоуправство! Что здесь творится, чёрт побери? Немедленно отвести войска.

   — Это уже невозможно, — невозмутимо ответил Муравьёв. — Части полковника Бурцева ведут бои в городе.

   — Да, мне уже доложили, что и генерал Остен-Сакен, мой начальник штаба, не согласовывая свои действия со мной, во главе карабинерного полка ворвался в предместье Орта-капи...

   — Да, я вижу, — кивнул Муравьёв, осматривая поле боя в подзорную трубу. — Карабинеры тоже уже вступили в город со своего направления. А вон кто-то с гренадерами захватил угловой бастион и стреляет из турецких пушек по городу.

   — Это полковник Вольховский, мне и об этом доложили, — вспыхнул опять Паскевич. — Он обер-квартирмейстер, не его это дело — штурмовать города! И всё без согласования со мной, — причитал Паскевич, качая маленькой курчавой головой.

   — Разрешите же и мне, ваше высокопревосходительство, заняться своими прямыми обязанностями. Отдайте мне приказ штурмовать редут на Карадаге, уже отлично видно, что турки сосредотачиваются к контратаке именно оттуда. Если я сейчас не ударю по ним, то они могут смять наших в городе и восстановить статус-кво, тогда осада затянется и неизвестно ещё, как сложится вся наша кампания против турок.

   — Да вы что, генерал, с ума сошли? — воскликнул Паскевич. — Как вы будете штурмовать эти отвесные скалы и неприступные бастионы на них? Вы угробите всю вашу бригаду. Лучше я отдам приказ протрубить сигнал к отходу нашим войскам в крепости. Пускай они выходят оттуда, и уж тогда мы начнём осаду города по всем правилам военного искусства. Не спеша, но уверенно.

Паскевич уже хотел повернуться, чтобы отдать приказание своим адъютантам, как Муравьёв громко проговорил:

   — Отдать сейчас приказ об отступлении — это не только упустить верную победу, но и дать туркам просто уничтожить наши войска, ворвавшиеся в город. Все, мосты сожжены. Я иду штурмовать Карадаг. Мои разведчики обнаружили скрытые тропы в этих скалах, а местные жители из армян обещали провести нас к самому редуту. Всё для штурма уже приготовлено. Как только наш флаг взовьётся над Карадагом, так сразу же бросайте все оставшиеся батальоны на штурм города. — И Николай Николаевич спокойно пошёл к полкам своей гренадерской бригады, изготовившимся к атаке у подножия горы.

Паскевич ошеломлённо посмотрел в спину удаляющегося генерала, ещё раз взглянул на крепость, где в пороховом дыму на всё большом числе башен взвивались знамёна российских полков, и вдруг замотал головой, как при сильной зубной боли, закричав во всю глотку:

— Кто тут командует корпусом — Муравьёв или я?

Наместник Кавказа бросил в пыль свою чёрную нарядную генеральскую треугольную шляпу с бело-чёрными перьями и неистово стал топтать её ногами. Его свита молча смотрела на объятую клубами порохового дыма крепость, стараясь не замечать главнокомандующего. Ведь известно, что беда подчинённому, который бывает свидетелем промахов тщеславного начальника. А в это время генерал-майор Муравьёв во главе нескольких батальонов из Грузинского гренадерского, Эриванского карабинерного и 7-го карабинерного полков почти неприступными тропинками взошёл на скалы Карадага. Не обращая внимания на ожесточённый перекрёстный огонь с редута, его шанцев[35] и бастионов, русские пехотинцы, распределившись на несколько штурмовых колонн, по заранее заготовленным лестницам ворвались на редут и заставили его защитников в чалмах и фесках сдаться. Знамёна гренадерского и карабинерного полков взмыли над Карадагом. Штандарт своего полка укрепил на бруствере турецкой крепости поручик Александр Стародубский. И генерал от инфантерии граф Паскевич-Эриванский, скрипя зубами, отдал приказ всем войскам идти на приступ уже сдающейся крепости. Турки начали выбрасывать белые флаги. Основа победы в этой войне была заложена.