Первым на совете выступила главная духовная особа ханства — мулла Кази. Он, выпучив свои круглые, мутные глаза на широкоскулом, жёлтом лице и поглаживая седую редкую бородку, авторитетно и даже поучающим тоном произнёс:

   — Неверного нужно вывезти в пустыню и зарыть живьём в глубокой яме.

В зале, где собрался государственный совет, наступило тяжёлое молчание. Все напряжённо следили за выражением лица хана. Тот же молча смотрел на муллу. Его крупное белое лицо и мощная, как у буйвола, шея стали медленно багроветь. Мухаммед-Рахим часто задышал. Приближённые втянули головы в плечи.

   — Я полагал, что у тебя ума палата, а вижу, что ошибался, его, оказывается, меньше, чем в этой пиале, — медленно, явно с трудом сдерживая себя, проговорил хан, обращаясь к мулле. — А что, если после того, как я убью этого русского, его белый царь пошлёт сюда два войска? Одно из-за Каспия вместе с сардарем Ермоловым, который беспощадно всё крушит на своём пути и вырезает целые аулы, когда ему пробуют перечить горцы на Кавказе, а другое из Оренбурга. Придут они сюда, с тысячами пушек и с ордами кровожадных казаков, разнесут в пыль стены Хивы и повытаскивают моих жён из гарема. Правда, шайтан их забери этих жён, — уже потише пробормотал Мухаммед-Рахим, — не в них дело, я бы их и даром отдал тому, кто увёз бы этих злых мегер куда подальше, но ведь и наши головы окажутся на казацких пиках.

Хан посидел, помолчал и, успокоившись, обратился к советникам с тем же вопросом. И естественно, все они наперебой начали предлагать сохранить жизнь неверному. Старый ханский визирь Мехтер-ага даже предложил поскорее принять с почестями русского посла и отправить в свою очередь своего к белому царю с подарками.

   — А может, это и не посол вовсе, — вдруг сказал хан, в сомнении качая головой. — Может быть, это кровожадный Ермолов подослал к нам своего лазутчика, чтобы он высмотрел пути к Хиве, а на следующий год и сам объявится под нашими стенами?

Все замолкли, почесали в бритых затылках и так же дружно начали советовать убить подлого неверного.

   — Вы мне совсем голову заморочили! — прорычал хан и поднялся во весь свой двухсаженный рост. — И убивать, и не убивать, и отпустить, и не отпускать, и наградить, и не награждать?! Как же вас понимать, советнички? Всё! Вы мне надоели, безмозглые бараны! Пошли вон! — рявкнул хозяин Хивы и, пнув попавшуюся под ногу расшитую серебром подушку, пошёл тяжёлой походкой из залы, но вдруг остановился и, обернувшись, приказал своему визирю: — Пускай посидит этот неверный в Иль-Гельды, присматривать за ним внимательно, обо всём, что он говорит и с кем встречается, мне докладывать немедленно, а если он убежит, то сниму с тебя твою плешивую, пустую башку.

Вскоре тяжёлые шаги хана, звучным эхом отражающиеся под резными сводами залов дворца, затихли. Члены государственного совета разошлись, покряхтывая.

   — И зачем этот совет нужен? — думали многие из них. — Ляпнешь что-нибудь не то — и останешься без головы! Решал раньше всё сам хан и пускай решает, на то он и хан!

Шли день за днём, неделя за неделей. Во второй половине октября тучи на небе начали сгущаться. Изредка стал накрапывать дождик. Когда Муравьёв поднимался на покрытую землёй крышу, то видел, что окружающие крепость песчаные гряды покрылись редкими кустиками зелёной травы. Зацвела полынь. Её густой аромат веял из пустыни, тревожа душу Николая. Хотелось побыстрее покинуть проклятую крепость, вернуться на корабль... Но капитан давил в себе эти настроения. Пока не выполнит главного — не встретится с ханом, — никуда из Хивы не поедет.

Однажды, уже холодной ночью, когда под ногами часовых, шагающих у крепостной стены, потрескивал ледок под ногами и сухие промерзшие листья с чинар и тополей, Муравьёв вдруг увидел в свете луны, льющемся из-за приоткрытого ставня на окне, чью-то тень, проскользнувшую в дверь комнаты. Николай поднял штуцер.

   — Не стреляйте, я свой, — пробормотал кто-то по-русски.

Николай быстро вскочил, зажал рот рукой говорящему и выволок его из комнаты. Они быстро прошли в тень ив и чинар к хаузу. В неровном свете луны, выглядывающей ненадолго из-за туч, капитан рассмотрел лицо пришедшего. Это был молодой мужчина в тюбетейке.

   — Говори, что хочешь сказать, только быстро, — сказал повелительно Муравьёв.

   — Я слуга Ат-Чанара. Меня зовут Василий, — начал, понизив голос почти до шёпота, рассказывать о себе молодой человек.

Он быстро поведал всё, что ему удалось узнать в доме своего господина. Муравьёв внимательно слушал. Это была бесценная для него информация. Выслушав до конца Василия, подумал и сказал:

   — Вот что, Вася, ты хочешь вернуться на родину?

   — Конечно, хочу.

   — Тогда делай всё так, как я тебе скажу. Когда в дом Ат-Чанара придут ханские слуги, арестуют этого старикашку и будут искать его бумаги и деньги, ты поможешь им их найти, а потом скроешься и затаишься. Ну а когда я буду покидать Хиву, присоединишься ко мне где-нибудь на границе ханства. Вот тебе деньги на мула и прочее. Сможешь временно скрыться, ведь при той суматохе, что поднимется, тебя искать долго не будут.

   — Да, конечно, когда деньги есть, то это несложно. Но как вы сделаете, что Ат-Чанара арестуют? — спросил удивлённый Василий.

   — Ну, это уж мои заботы. Как, кстати, ты проник сюда? Перелез через стену?

   — Вот ещё, зачем лазить, когда можно просто дать пешкек — подарок — часовому и он спокойно пропустит тебя в заднюю калитку, — мы же в Хиве живём, а здесь за деньги не то что в тюрьму, можно даже к самому хану во дворец пролезть и украсть у него его любимую чалму. О жёнах я и не говорю, он их давно уж совсем не бережёт, — подмигнул насмешливо Василий.

   — Хорошо, вот тебе деньги и действуй, как я сказал, но только, бога ради, не воруй у хана ни жён, ни головных уборов, не надо, — улыбаясь, простился с находчивым юношей Николай.

Тот весело хмыкнул себе под нос и исчез в темноте. А Муравьёв пошёл спать. Утром же он сел у стены, за которой сидел ханский шпион, и медленно, с расстановкой, чтобы тот успевал записывать, стал говорить с удивлённым своим переводчиком.

   — Знаешь, Петрович, этот старый негодяй Ат-Чанар предложил мне подлую сделку. Он хочет, чтобы я отдал ему все подарки, которые предназначаются великому и справедливому властелину Востока, Мухаммед-Рахим-хану, а бумаги от Ермолова бы просто сжёг. За это он устроит наш побег из Иль-Гельды. А потом его люди проведут меня через Каракумы.

Петрович вытаращил глаза на Николая и, качая круглой, плохо выбритой головой в зелёной тюбетейке, произнёс своё извечное:

   — Ох, люди! Ох, люди! — Помолчал и добавил: — Господи, какой же негодяй этот Ат-Чанар. Ведь его самого и его сына хан так любит, а он же беспардонно и подло предаёт и грабит своего благодетеля, великого и могущественного, обожаемого всеми нами хана, Мухаммеда-Рахима.

Николай одобрительно кивнул и поднял большой палец вверх.

   — И к тому же, как мне стало известно, этот подлый Ат-Чанар принимает в своём доме персидского лазутчика Сулейман-хана и английского шпиона майора Бартона, которые пробрались в Хиву с целью поддержать раздуваемый здесь персами и бухарским эмиром заговор против нашего любимого Мухаммед-Рахим-хана. Эх, как бы предупредить могущественного хивинского хана и указать ему, что подлые лазутчики скрываются у него в караван-сарае, что у крытого рынка Палван-дерваза. О, если бы великий Мухаммед-Рахим-хан принял меня, то я бы смог его убедить, что и сардарь Ермолов, и сам наш белый царь желают ему только добра и готовы поддержать его в борьбе с этими подлыми персами, англичанами и вероломными бухарцами, которые спят и видят, чтобы присоединить к себе такие чудесные и плодородные хивинские земли.

   — Ох, люди! Ох, люди! — сокрушённо закивал Петрович и хитро взглянул на капитана.

Они встали и не спеша вышли во двор. А сидящий за стеной ханский человек оторвал ухо от подслушивающего отверстия в стене, перечёл записи и бегом выбежал из душной комнатёнки, где томился дни и ночи напролёт. Наконец-то он выудил важные сведения, хан будет очень доволен, ведь дело шло о государственной измене! Через несколько часов гонец спешно прискакал в Хиву, и хан с интересом выслушал, когда его секретарь прочитал ему разговор русских между собой. Крутые действия последовали незамедлительно. Ханские воины из его личной гвардии бесцеремонно и решительно вломились к Ат-Чанару и с помощью услужливого молодого слуги быстро нашли компрометирующие отца ханского любимца бумаги и огромную сумму денег и драгоценностей в тайном хранилище под землёй. А в это же время в караван-сарае шла отчаянная схватка между Сулейман-ханом и хивинскими воинами. Майор Бартон тем временем, не оказывая никакого сопротивления, сдался хивинским властям. Отчаянный же туркмен, убив трёх нападающих, удрал по крышам тесно стоявших в Ичан-кале домов.