Через полчаса Муравьёв входил в приёмную султана. Мехмед Второй сидел на канапе в синем, странного вида для русского глаза мундире, в накинутом на плечи синем плаще и красной феске с золотой кисточкой на голове. Лицо его было слегка опухшим. Нос, красный, с лиловатым оттенком, сразу выдавал хорошего любителя выпить. Глаза умные, но какие-то беспокойные. Султан беспрестанно переводил взгляд с предмета на предмет, словно был очень растерян. Он также частенько машинально хватал себя за коротко подстриженную и выкрашенную чёрной краской бородку.

Когда Муравьёв начал по-французски свои первые вступительные фразы, а переводчик, генуэзец Франкини, чей род уже несколько столетий проживал на берегах Босфора, бегло переводил его слова, султан замахал руками.

   — Говори по-турецки. Мне хорошо известно, что ты знаешь наш язык, — проговорил султан громким, грубоватым голосом.

Николай Николаевич перешёл на турецкий.

   — Его Императорское Величество поручил мне передать вам, Ваше Величество, заверения в своей искренней и бескорыстной поддержке в вашей борьбе с наглым египетским узурпатором. Российская держава не останется в стороне, и если вы, Ваше Величество, сочтёте это необходимым, то и силой своего оружия принудит непокорного пашу отступить от стен Стамбула.

Мехмед слушал генерала с огромным интересом.

   — Я благодарен за предлагаемую мне помощь от нашего русского соседа. Если я попрошу вас, то за сколько дней русский флот сможет пересечь Чёрное море и бросить якоря у нас на Босфоре?

   — Меньше чем за неделю, Ваше Величество, — ответил генерал. — Причём наши корабли уже прибудут с десантом, он сразу же сможет начать защищать Стамбул.

   — Очень хорошо, очень... — задумчиво протянул султан. — Но я сейчас жду ответа и от англичан, которые тоже смогут мне помочь.

   — Вы, к сожалению, напрасно теряете время, дожидаясь положительного ответа от англичан, — проговорил сурово Муравьёв и протянул султану бумагу с текстом, написанным арабской вязью по-турецки. — Вот донесение английского посланника, где он откровенно сообщает своему министру иностранных дел виконту Пальмерстону о своём сговоре с французами с целью поддержки Мухаммеда-Али.

Султан схватил бумагу и, оттолкнув секретаря, который кинулся принять бумагу из рук своего повелителя, стал читать, зло фыркая и бросая слова, явно выходившие за рамки дипломатического протокола.

   — О, Аллах, какие же негодяи эти франки, — проговорил он и вскочил на ноги. — Так подло предают они меня, хотя ещё вчера уверяли в своей дружбе. — Султан снова уселся на канапе. — Если этот документ подлинен, то ситуация меняется кардинально, — пробормотал он растерянно.

   — Я заверяю вас, Ваше Величество, что это копия подлинного документа, — заметил Муравьёв.

   — А зачем вы всё-таки едете к этому мятежнику Мухаммеду-Али? — спросил султан и подозрительно взглянул на русского генерала.

   — Чтобы донести до него позицию моего государя, — спокойно и терпеливо стал повторять уже ранее сказанное Николай Николаевич. — Я не уполномочен вступать с ним в какие-либо переговоры. Я просто обязан сказать, что мой государь ни за что на свете, ни при каких обстоятельствах не согласится видеть египтян на берегах Босфора и что мы не остановимся даже перед применением силы, чтобы защитить законного главу Османской империи, вас, Ваше Величество.

   — Хорошо, я подумаю и передам вам или русскому послу Бутенёву, если вы уже отправитесь в Египет, свой ответ императору России: принимаю я вооружённую помощь или нет.

Аудиенция султана после представления сопровождающих генерала Муравьёва лиц закончилась. А через несколько дней турки, убедившись в искренности русских, согласились на их помощь. Генерал же Муравьёв покинул Стамбул на корвете «Штандарт». Его ждала самая трудная часть миссии: надо было убедить Мухаммеда-Али прекратить наступление на столицу Османской империи.

1 января 1833 года русский военный корабль уже входил в главный западный военный порт Александрии. Николай Николаевич с интересом рассматривал древний город. Хорошо видны были жёлто-песочного цвета цитадель, дворец паши и в правой стороне города знаменитый столп Септемия Севера, или, как его ещё называют, Помпеева колонна. Корвет вошёл в порт молча, без салюта-приветствия флагу египетского паши. Вскоре после прибытия на борт поднялся невысокий, плотный человек, который проворно снял перед генералом цилиндр и представился:

   — Тосканский консул Розетти. Я по поручению паши прибыл узнать о цели вашего визита. И сразу вас хочу заверить, что я искренне на вашей стороне. Самая главная цель моей жизни — это представлять интересы великой Российской державы здесь, на берегах Африки, в Александрии. О, я мечтаю стать генеральным российским консулом! — выпалил с ходу экспансивный итальянец.

Он с удовольствием пообедал на корвете, пригласил Муравьёва нанести ему ответный визит и отбыл на берег в юркой, пестро раскрашенной лодке. На следующий день утром генерал направился к египетскому правителю, знаменитому Мухаммеду-Али, вот уже почти тридцать лет держащему в цепких руках эту загадочную древнюю страну, а теперь вознамерившемуся даже посягнуть и на османский трон в Константинополе.

Принял паша русского генерала в небольшом зале. Он быстро встал навстречу Муравьёву, приветствовал его и пригласил сесть вместе с ним на софу. Мухаммед-Али был малого роста, с седой бородкой и молодыми, очень живыми глазами. Одет он был пышно, по старинной восточной моде. На голове — золочёный тюрбан со страусовым пером и брильянтами. За красным кушаком торчали два кинжала, усыпанные драгоценными камнями. Сидеть на софе предпочитал по-восточному, скрестив ноги. Но во всех его повадках не было и в помине той степенной важности, которая так присуща старым туркам. Он находился в каком-то постоянном движении. Его голова, руки, глаза никогда не находились в покое. Поговаривали, что по ночам рядом с ним всегда дежурят две служанки, они укрывают его одеялом, которое он постоянно сбрасывает во сне.

После трубок и кофе паша приказал всем удалиться. Началась беседа по существу. Муравьёв твёрдо и с достоинством изложил позицию России в возникшем на Ближнем Востоке международном конфликте.

— Никогда, ни при каких условиях мой государь не согласится на отстранение от власти султана Мехмеда Второго и оккупацию вашими, паша, войсками Стамбула. Ни при каких условиях, — подчеркнул повтором свою мысль генерал. — И ежели ваш сын всё же подойдёт к Босфору, российский император не остановится даже перед посылкой своих войск и флота для защиты законного правителя. Поэтому в ваших же интересах остановить войска, идущие к Босфору.

   — Да я и не собираюсь захватывать Стамбул и тем более отстранять от власти моего повелителя Мехмеда Второго, что вы! — криво улыбнулся паша и засмеялся неестественным коротким смешком. — Я понял, что хотел сказать мне российский император. Я подумаю и дам вам ответ позже. Давайте теперь поговорим о чём-нибудь другом. Кстати, вы не могли бы мне дать послание мне вашего императора в письменном виде? — Глаза старика бесхитростно уставились на собеседника. Всем своим видом он говорил, что просит о таком пустяке.

Николай Николаевич усмехнулся. Со стороны паши это был коварный ход. Получи он письменные требования Николая Первого, подписанные его представителем, то тогда он бы имел на руках прямое доказательство вмешательства русских во внутренние дела Османской империи.

   — Император поручил мне довести до вас его точку зрения устно. К сожалению, не смогу удовлетворить вашу просьбу.

Глаза старика лукаво блеснули в ответ. Он внимательнее вгляделся в собеседника. Генерал явно не прямолинейный вояка, напрямую в лоб передающий требования своего повелителя, каким хотел показаться сначала.

   — Это не ваш брат, Андрей Муравьёв, был у меня совсем недавно? — спросил паша, переводя разговор в другое русло. — Он, кажется, собирался написать книгу о святых местах в Палестине и о своём путешествии по нашим краям.