— Ох, люди! Ох, люди!

Через пять дней караван отважного русского офицера вступил на земли Хивинского оазиса.

В то время как караван Муравьёва только подходил к Хивинскому оазису, в столицу этого ханства въехало два человека, не привлекая к себе особого внимания. Это были Сулейман-хан и майор Бартон. Они не спеша углубились на усталых конях в центральную часть Хивы, называемую Ичан-кала, окружённую высокими зубчатыми стенами. Миновав массивные ворота с двумя круглыми высокими башнями, они медленно двинулись узкими, извилистыми грязными улочками, изредка повелительно покрикивая на прохожих:

   — Пошт, пошт! (Берегись!)

Остановились путешественники у караван-сарая, расположившегося у большого крытого рынка, похожего на огромную крепость. Сулейман-хан довольно быстро снял комнату и поручил слуге отвести лошадей в конюшню. Вскоре два путника, одетые в скромные цветные халаты и чёрные тельпеки — барашковые туркменские шапки, — надвинутые низко на глаза, прошли в крытую галерею базара. Они не торопясь шагали длинными коридорами с высокими сводчатыми потолками, в отверстия которых падали прямоугольники дневного света под ноги прохожих. По обе стороны в многочисленных лавках можно было видеть всё, чем славились Хива и прилегающие к ней страны. Здесь можно было купить и яркие шелка, и расшитые пёстрые сапожки — ичиги, и тёплые ватные халаты, и огромные бараньи шапки, и ковры, и большие красочные платки, и серебряные и медные изделия, и, конечно же, разнообразные восточные сласти и пряности. Сулейман-хан и майор Бартон подошли к лавке ковровщика, приценились к роскошным персидским коврам и, лениво переговариваясь с хозяином, меднолицым, узкоглазым узбеком, прошли в заднее, складское помещение, где расположились на небольшом красновато-чёрном туркменском ковре, солидно, небрежно торгуясь и неспешно глотая терпкий кок-чай из маленьких голубых пиалок. Когда Сулейман-хан убедился, что они одни, он протянул купцу половинку старинного серебряного дирхема. Узбек вынул другую половину монеты и сложил их. Надпись и узор совпали.

— Хош, — проговорил широко заулыбавшийся купец и приложил руку к сердцу, подобострастно кланяясь. — Я сейчас же провожу вас к моему господину.

Так наши путники снова оказались на улочках города. После десятиминутной прогулки они остановились перед резной деревянной калиткой в высоченной стене глинобитного дувала. На условный стук она мгновенно бесшумно отворилась на хорошо смазанных железных петлях. Сулейман-хан и англичанин оказались в богатом доме, состоящем из множества побелённых внутри и снаружи построек, чередующихся с небольшими двориками и садиками с маленькими прудами. В одном из уютных залов с резными деревянными колоннами, сплошь устланном дорогими персидскими коврами, их встретил сухенький старичок с длинной, крашенной хной бородой и в персидском остроконечном чёрном кулахе из дорогого каракуля на голове.

   — Я уже давно ожидаю людей достопочтенного Мирзы-Безюрга, — проговорил он и пригласил гостей садиться на мягкие подушки.

Это был влиятельный ханский чиновник персидского происхождения Ат-Чанар. Его сын Ходжаш-Мегрем был любимцем повелителя Хивы Мухаммеда-Рахима. Поговаривали, что он был любовником свирепого хивинского хана, который к концу своей бурной и отнюдь не праведной жизни пристрастился к смазливым юношам, забросив свой многочисленный гарем. Пришельцы из пустыни Каракумы с интересом всмотрелись в узкое, кривое лицо с проворными, чуть подслеповатыми, вечно щурящимися глазками. Они были наслышаны о цепкой, баснословной жадности этого старикашки, который с удивительной проворностью использовал фавор своего ленивого и порочного сына, чтобы стремительно превратиться в одного из самых богатых и влиятельных лиц в Хивинском ханстве.

После длинных и витиеватых вежливых фраз, столь неизбежных в начале любого разговора на Востоке, майор Бартон наконец-то взял быка за рога:

   — Что слышно о прибытии русского посла Муравьёва в Хиву и как к его визиту относится сам Мухаммед-Рахим-хан?

   — Наш хан не знает, на что решиться, — проговорил Ат-Чанар, ехидно улыбаясь сухими старческими губами. — С одной стороны, он хотел бы просто содрать с русской неверной собаки кожу и набить её соломой, как поступили сто лет назад с другим русским послом Бековичем, но сейчас уже не те времена, и хан не решается на такие действия. Он ведь побаивается русских, особенно сардаря Ермолова, который железной рукой наводит порядок на Кавказе. С другой стороны, до него дошли слухи, что русский везёт дорогие подарки. «Почему бы их не получить, — рассуждает наш повелитель, — отделавшись лишь общими словами, и попросту выпроводить непрошеного посла вон?» Но ему вчера сообщили, что этот русский ведёт подробные записки и чертит карту своего пути. Так может быть, это лазутчик, прикинувшийся послом? А на следующий год, если его отпустить подобру-поздорову, сюда нагрянет Ермолов со своими казаками? Вот и мучается наш господин. Совсем спать перестал, как сообщает мой горячо любимый нашим повелителем сын Ходжаш.

   — Так и надо сейчас на колеблющиеся весы ханского мнения подбросить гирьку в нашу пользу, — проговорил Сулейман-хан, криво улыбаясь. — Расскажите хану, что неверный снюхался с разбойником Тачмурадом, который обязался за хорошую мзду провести русские войска прямо под стены Хивы.

   — Можно, конечно, но ведь это только слова... — неопределённо протянул Ат-Чанар.

   — А вы сделайте так, чтобы именно вас хан послал навстречу русскому. Он, по нашим сведениям, уже на границах ханства. Вы убедите русского, что хан требует документы, подтверждающие, что он посол, и другие письма от Ермолова, а заодно и подарки отдать вам, уважаемый, якобы для передачи хану. А как только вы их получите, то просто-напросто все бумаги сожжёте, а подарки возьмёте себе. А хану скажете, что русский — это просто самозванец, который лишь болтает, что он посол, а на самом деле подослан к нам, чтобы выведать путь через Каракумы в Хиву. И тогда уж эта неверная собака будет точно корчиться на колу посередине городского базара. — Сулейман-хан торжествующе улыбнулся.

   — А правда, что этот неверный везёт хану четыре тюка, полные червонцев, от сардаря Кавказа? — спросил Ат-Чанар. Его серые глаза зажглись алчным огнём.

   — Совершенно верно, уважаемый, — перешёл на шёпот Сулейман-хан, склонившись почти к уху старика. — У него ещё золото, драгоценности и собольи меха для подкупа чиновников хана.

Худое жёлто-зелёное лицо хозяина покрылось розовыми пятнами.

   — Мне нравится ваш план, молодые люди, — проговорил он, облизывая пересохшие от волнения губы. — Пожалуй, я так и сделаю. Нельзя допустить, чтобы неверные собаки проникли в нашу святую Хиву. Кстати, Мирза-Безюрг мне ничего не передавал?

   — Вот этот тяжёлый мешочек со славными золотыми монетами, — сказал, улыбаясь, майор Бартон и протянул старику деньги, — и ещё вот это послание.

Спрятав в просторный халат увесистый мешочек, Ат-Чанар внимательно прочитал письмо персидского сановника.

   — Чем я могу помочь вам, уважаемый майор Бартон? — обратился он льстиво, кланяясь, к англичанину.

   — Я хотел бы встретиться с Мухаммед-Рахим-ханом, — коротко ответил Бартон.

   — В качестве кого, уважаемый?

   — В качестве представителя могущественной Ост-Индской компании и английского правительства.

   — А у вас есть письма, подтверждающие ваши полномочия?

   — И письма, и подарки хану, — спокойно ответил майор. — Вот бумаги, которые нужно передать хану, а вот подарок вам, уважаемый Ат-Чанар, за услуги, которые вы мне оказываете. — И Бартон протянул старику массивный золотой перстень с крупным алмазом. Перс схватил перстень и залюбовался игрой света в камне.— Если всё пойдёт, как я хочу, то вы, уважаемый, получите от меня значительно больше, чем вам передал Мирза-Безюрг, и будете получать это раз в полгода, при условии, конечно, успешной нам помощи.