— Ты кто такой? Чего здесь разнюхиваешь? — Крепкий кулак прапорщика смазал по широкой физиономии ещё толком не проснувшегося мужика.
— Да свой я, свой, ополченец! — заорал он и быстро кинулся в круглый вход в овин.
Но там он уже попал в сильные руки слуги Степана. Вопли заблудившегося воина из Смоленского ополчения разбудили уже всех офицеров. Отряхиваясь от соломы и весело переговариваясь, они начали вылезать из овина. Кругом, куда ни взглянешь, плавали густые облака тумана. Солнце только-только начало пробиваться сквозь них.
Вскоре главнокомандующий вместе почти со всем своим штабом оказался в селе Горки, в центре позиции русских войск. Когда над серой поверхностью воды в реке, медленно текущей рядом с деревней, стала редеть густая пелена тумана, раздались артиллерийские и ружейные выстрелы с противоположного берега. Это французы начали штурм Бородина, располагающегося на противоположном, левом берегу. Своими молодыми, уже натренированными глазами офицера-квартирмейстера, привычного к съёмке местности и наблюдению за противником, Николай увидел, как русские егеря всё ожесточённее перестреливаются с приближающимся противником. Синие ряды линейной французской пехоты окружили деревеньку. Это 13-я дивизия Дельзона выполняла задачу, поставленную перед ней пасынком Наполеона, командиром 4-го корпуса принцем Евгением Богарне. Они обязательно должны были в самом: начале сражения выбить русских егерей с левого берега Колочи и держать в напряжении правый фланг противника, чтобы препятствовать переброске резервов на левый, по которому французский император намеревался нанести свой главный и, как он надеялся, победоносный удар.
— Эй, Муравьёв! Так, кажется, тебя кличут? — подозвал Кутузов Николая. — Вижу, как тебе не терпится посмотреть поближе, что творится там внизу, — показал с холма на Бородино Михаил Илларионович. — Вчера ты мне неплохо доложил о деле у Шевардино, глаз у тебя острый и язык тоже хорошо подвешен, так что спустись-ка туда и проследи, как идут дела, и, главное, напомни полковнику Бистрому, чтобы обязательно уничтожил мост за деревенькой, его ни в коем случае нельзя отдать этим синим злодеям. А Барклаю на глаза не попадайся, он там, у Бородино, командует своим флангом, ну и пусть командует, мы в его дела не лезем, а то он обидчивый — ну просто жуть! — хитро подмигнул прапорщику генерал своим одним глазом. — Но за мостом проследи, и как его сожгут, так сразу мне доложишь, я, пожалуй, уже поеду в Татариново, мне не за одним пунктом позиции надо присматривать, а всё поле боя в голове держать, — проговорил наставительно Кутузов и направился к своей коляске.
А Николай, обрадованный, что может наконец-то покинуть свиту из штабных вокруг главнокомандующего и заняться стоящим делом, быстро повёл в поводу своего коня, спускаясь по тропинке к Бородино. Вскоре он уже был у моста через Колочу. Здесь встретил моряков Гвардейского экипажа в запачканных илом и мокрой землёй тёмно-зелёных мундирах, перечёркнутых на груди чёрными ремнями патронной сумы и портупеи, на которой висели короткие и широкие тесаки. Многие из моряков были не в положенных для них по уставу чёрных киверах, а в простых фуражках без козырьков. Одни из них только что закончили минирование моста, подложив бочку пороха под основную опору у правого берега, другие раскладывали охапки соломы и хвороста, облитые горючим материалом, третьи отдирали доски. За всеми работами наблюдал коренастый мичман. Утренние лучи солнца освещали золотые эполеты без бахромы на плечах и на чёрном воротнике мундира офицерское шитье в виде золотых якорей, обвитых канатом и шкертами. Командир маленького морского отряда озабоченно поглядывал на село за мостом, где шёл ожесточённый бой гвардейских егерей с наседавшим противником. Гремели залпы орудий, слышалась ожесточённая ружейная перестрелка.
— Ну как, сможете мост сжечь до подхода французов? — спросил Николай, останавливаясь рядом с мичманом. Коня не стал подводить к мосту, а привязал его на взгорье, где в густых кустах орешника расположились два егерских полка.
Мичман с явной неприязнью посмотрел на штабного.
— Да сжечь-то мост — раз плюнуть, но дело в том, что, судя по той катавасии, которая там творится, — морской офицер кивнул на деревню, — егеря, отступая, на своих плечах принесут и французов, и у нас будут в распоряжении считанные минуты. Вы бы поднялись повыше и наблюдали оттуда: и всё видно, и безопасно, — с явным презрением к штабному офицеру добавил моряк.
— Вы обо мне не беспокойтесь, господин мичман, — ответил, еле сдерживаясь, Николай, — а лучше позаботьтесь о точном и своевременном выполнении возложенной на вас задачи. Главнокомандующий лично распорядился, чтобы ни в коем случае мост не достался французам, а судя по тому, как складывается обстановка, я вижу, что его приказ может быть и не исполнен.
— Не путайтесь под ногами, прапорщик! — рявкнул мичман задиристо, поправил на голове покорёженный, пробитый пулей кивер и зашагал вразвалочку по доскам моста, проверяя всё, что сделали его подчинённые.
Рядом с ним шагал Николай и невозмутимо спрашивал:
— Пороховой заряд где заложен? Огонь приготовлен?
Мичман повернул к молодому прапорщику уже багровую от возмущения круглую физиономию и хотел по-русски кратко и ясно ответить, но тут из деревни начали выкатываться зелёные цепи егерей — многие из них буквально вперемежку с синими французскими мундирами. Так в пылу рукопашной схватки они очутились в неглубокой речке и на мосту.
— А, чёрт, я так и знал! — выругался мичман.
— Когда фитиль поджигать, ваше благородие? — закричал высокий матрос, высовываясь из-под опоры моста.
— Подожди ещё минуту, я скажу, — ответил мичман. Он смотрел на мост, на котором шла ожесточённая рукопашная схватка. — Ну, давай, братишки, хватит бодаться там, бегом, бегом на берег, сейчас взрываем!
Но гвардейские егеря никак не могли оторваться от вцепившихся в них мёртвой хваткой французских пехотинцев из 106-го полка. К тому же матросам, стоявшим на берегу по обеим сторонам моста, уже пришлось начать отбиваться штыками и тесаками от перешедших реку вброд первых французов. Николай, выхватив саблю, раскроил голову рослому рыжеусому французскому пехотинцу, заколовшему стоявшего рядом с прапорщиком матроса.
— Да поджигай же фитиль! — закричал Муравьёв мичману.
— Сейчас, сейчас, не ори! — отмахнулся от него моряк, выжидая момента, когда хотя бы большая часть гвардейских егерей во главе с командиром первого батальона полковником Грабовским ступят на берег. Двенадцатипушечная батарея, которую прикрывал этот батальон, уже пронеслась по мосту и теперь занимала позицию на высоком правом берегу Кол очи. Солома и хворост уже вовсю горели на мосту. Но французы, разгорячённые схваткой, не останавливаясь бежали сквозь огонь, не отставая от русских егерей.
— Вот теперь самый раз, вроде все наши прошли, Гмыза, поджигай фитиль! — скомандовал громко мичман засевшему под мостом матросу, а сам уже бок о бок с Николаем отбивался своей саблей от наседавшей линейной французской пехоты. — Быстрей от моста! — выкрикнул он Николаю. — Сейчас рванёт!
Горсточка оставшихся в живых матросов во главе с мичманом и прапорщиком рванулась вперёд. Николай схватил валявшееся в пыли на дороге ружьё с длинным трёхгранным штыком и, приказав матросам:
— Прикрывайте с боков! — ринулся на французов, пытавшихся окружить их маленький отряд.
Ещё в училище для квартирмейстеров он был первым по штыковому бою, а потом и сам учил молоденьких новобранцев этому искусству. Николай бежал вперёд, делая молниеносные выпады. Вражеские пехотинцы падали, поражённые штыком в шею или горло. Муравьёв сломя голову нёсся в гору. Вот снова перед ним появился пехотинец в синем мундире. Прапорщик уверенно отбивает направленный ему в грудь удар и резко бросается вперёд — штык в горле у француза. Противник ещё не успел с хрипом упасть, как Николай уже пронёсся мимо. Так матросы Гвардейского экипажа во главе с неутомимым мастером штыкового боя, как мощным ледоколом, проломили ряды смыкающейся вражеской пехоты и пробились в расположение егерей на вершине правого берега. Но только тут, переводя дух, Николай осознал, что не слышал взрыва. Он взглянул вниз на горящий, но целый мост. По нему бегали солдаты в синих мундирах и сбрасывали пылающий и чадящий клубами чёрного дыма хворост и солому в воду.