Во-первых, вьючный транспорт в 1500 вьюков был навязан Куропаткиным, который рекомендовал подумать о еще большем обозе. Во-вторых, по его требованию отряд имел 22 полевых орудия и из-за этого потерял маневренность, так как скорость передвижения падала. В-третьих, отряд был сформирован наспех из состава 3 армий и насчитывал около 75 эскадронов и сотен. Ни Мищенко, ни его штаб, тоже составленный наспех, не знали деловых качеств командиров колонн и частей. В-четвертых, сам Мищенко не имел высшего военного образования, которое может быть компенсировано большим опытом, но и его не было. На время набега к штабу был прикомандирован штабс-капитан генерального штаба Свечин, который тоже не имел опыта в управлении конницей, да и по своему служебному положению он мало что мог сделать, тем более повлиять на решение заслуженного генерала. В-пятых, поставленная цель не отвечала обстановке, а также силам и средствам, назначенным для ее выполнения. Не Инкоу нужно было брать, а разрушить главную железнодорожную артерию, питающую японскую армию материальными средствами и подкреплением. В-шестых, со стороны Куропаткина и его штаба было допущено непростительное легкомыслие в обеспечении скрытности предстоящего набега, пренебрежение элементарными правилами сохранения военной и оперативной маскировки тайны. Действия отряда Мищенко не были поддержаны войсками с фронта.
Это были главные причины, повлиявшие на успех задуманного набега.
Кроме того, Куропаткин знал, что Мищенко — не кавалерист и не имеет достаточного опыта руководства конницей, а выбрал именно его. Не являлось ли это назначение умышленным действием, направленным на подрыв авторитета «милого Мищенко», предполагая наперед, что с поставленной задачей он не справится? Почему не был назначен Ренненкампф, сам напрашивающийся, по словам А. Деникина, в этот набег? Ведь известно всем было, что Ренненкампф имел богатый опыт руководства казачьей конницей, полученный во время похода в Китай, и считался одним из лучших кавалерийских начальников. Может быть, Куропаткин, боясь потерять конницу, именно поэтому не доверил ее решительному Ренненкампфу, а поручил осторожному Мищенко? Во всяком случае, выбор начальника отряда целиком зависел от Куропаткина.
Наряду с главными причинами, снизившими боеспособность отряда, имелась масса мелких упущений, которые можно было исправить при организации набега. Например, отсутствовали топографические карты местности. Участник набега, войсковой старшина H.Л. Свешников, писал впоследствии: «Я послал в штаб полкового адъютанта, прося дать мне карту. „Возьмите проводников-китайцев“, — был ответ». В диспозиции населенные пункты указывались, но без карт их находили с трудом, блуждали, теряли скорость движения и время.
Писатель и военный корреспондент В.А. Апушкин накануне набега спросил у Мищенко, как он думает организовать его, на что получил ответ: «Прежде всего я хочу, чтобы меня не стесняли строго ни направлением, ни сроком… Между тем, хотят, чтобы я ввязывался в бой… А по-моему, цель набега в том, чтобы своим появлением в тылу нагнать панику, уничтожать запасы, захватывать транспорты, разрушать пути, захватывать отдельные команды, а попутно — и разведать… Все дело в быстроте. Поэтому я думаю взять с собой артиллерии самое малое количество — свою Забайкальскую да конно-горную батареи… Обоз только вьючный».
Некоторые офицеры, по словам В.А. Апушкина, уверяли, что Мищенко как-то сказал им: «…раненые и больные, в отступление от обычного правила, будут брошены, дабы не обременять отряд и не замедлять скорость его движения, поэтому все должны быть готовы попасть в плен».
Кстати, ни одного раненого, а их было немало, генерал Мищенко так и не отдал в руки ни японцам, ни китайцам. «Все это свидетельствовало в пользу того, — подчеркивал Апушкин, — что набег планировался Мищенко как лихой кавалерийский рейд по тылам противника».
Однако наделе все получалось иначе. Мищенко не проявил воли и решительности в исполнении своего замысла, поддавшись навязанному ему Куропаткиным способу действий. Не сумел изменить первоначальный план сразу после того, как стало ясно, что он плох и не соответствует идее набега. По мнению большинства офицеров, генерал Ренненкампф с этой задачей справился бы лучше.
Непосредственно перед набегом 3-я сотня 1-го Верхнеудинского и 5-я сотня 1-го Читинского полков были отправлены для разведки противника и местности за рекой Ляохэ. В ходе разведки удалось выяснить, что продовольствие и фураж в деревнях за рекой имеются в изобилии, следовательно, с собой все это можно было не брать.
Пространство между реками Ляохэ и Хуньхэ охранялось 3-тысячным отрядом хунхузов, находящихся на службе у японцев. Переправа на дороге Уцзятуй — Лидиаза охранялась заставой. В Ньючжуане размешался японский отряд в 250 солдат. Кроме того, агентурной разведкой удалось установить, что свой левый фланг японцы прикрывали тремя пехотными полками с 8 эскадронами и 4 орудиями, расположенными у деревень Сяобейхе, Бейдагоу, по берегу реки Хуньхэ. Авангарды от этих частей, силой в 1 батальон пехоты, 1-го эскадрона и 2 орудий каждый, занимали оборонительную позицию в Мамакай и Читайцзы.
Впереди их имелась линия сторожевых застав. Станции и железнодорожные мосты на Синминтинской железной дороге охранялись сильными караулами с артиллерией и пулеметами. Всего в налете должны были участвовать около 75 сотен и эскадронов, 22 орудия.
26 декабря 1904 г. отряд, сосредоточившийся в Сухудяпу, начал движение тремя колоннами в обход левого фланга японских позиций на Ньючжуань и Инкоу.
Левая колонна под командованием генерал-майора Телешова состояла из 19-го, 24-го, 26-го Донских казачьих полков, 11 сотен Кавказской бригады полковника Хана Нахичеваньского, 4 конно-охотничьих стрелковых команд, 2-й Забайкальской казачьей батареи и 2 пулеметов.
В среднюю колонну генерал-майора Абрамова входили: 1-й Читинский, 1-й Верхнеудинский казачьи полки, десять сотен Уральской казачьей бригады, одна сотня пограничной стражи и 1-я Забайкальская казачья батарея. При ней следовал генерал Мищенко со своим штабом.
Первая колонна генерал-майора Самсонова насчитывала 18 эскадронов сводной драгунской дивизии (Черниговский, Нежинский и Приморский драгунский полки), одну сотню пограничной стражи, 6 орудий 20-й конной батареи и 4 поршневых орудия.
При средней и правой колоннах находились два отряда Красного Креста, а за колонной генерала Абрамова следовал вьючный обоз с фуражом и продовольствием.
Отягощенный большим обозом отрад двигался шагом, делая в день в среднем по 30 верст. Колонны находились друг от друга на удалении зрительной связи.
28 декабря начались мелкие стычки с хунхузами. В авангарде шел 1-й Верхнеудинский казачий полк, под командованием полковника Левенгофа, имея в голове третью сотню. Разъезд поручика Ельчанинова на переправе через Хуньхэ у деревни Калише обнаружил три сотни хунхузов. 1-й Верхнеудинский полк развернулся лавой, переправился через реку и в конном строю атаковал их. Несколько десятков хунхузов было зарублено в бою, остальные, преследуемые казаками на глубину 5 верст, разбежались.
В этот день на линию железной дороги были высланы разъезды с целью диверсии, однако ожидаемого результата получить не удалось. Разъезд 1-го Читинского полка, под командованием сотника Сарычева, выйдя ночью к железнодорожному полотну, взорвал одну рельсу. Обнаруженный японским караулом, был обстрелян и отошел к отряду. С таким же итогом закончились диверсии других разъездов. Только конно-саперной команде штабс-капитана Федорова и разъезду хорунжего 1-го Верхнеудинского полка Рооп удалось взорвать небольшой мост, на ремонт которого японцам понадобилось всего 6 часов. Отряд, состоящий из двух сотен уральцев и забайкальцев, под командованием подъесаула 1-го Верхнеудинского полка Семенова, взорвал железнодорожное полотно, из-за чего сошел с рельсов японский поезд. Крупные мосты надежно охранялись, и ни один взорван не был. Уничтожив попутно телеграфные линии, ведущие к Ньючжуаню, казаки отошли. Важная задача по срыву перевозок войск армии Ноги из-под Порт-Артура оказалась невыполненной. Противник легко восстанавливал мелкие разрушения.
