К аргунцам подошли казаки правой и средней колонн, быстро спешились и заняли позицию: на горе возле города — правая, а средняя — за горою, за городом. Пешими сотнями правой колонны командовал есаул Красноставов, который после каждого удачного залпа говорил людям: «Спасибо, братцы», а из цепи весело отвечали: «Рады стараться, ваше благородие».

На помощь пехотной роте и кавалерийскому эскадрону, оборонявшим город, поспешили еще три японских эскадрона. Два прорвались в город, а третий попал под залпы казачьих сотен и в беспорядке повернул назад, оставляя упавшими десятки всадников и лошадей. На узкой улице города в панике метались японские солдаты и кавалеристы. Штабс-капитан Степанов решил ударить по ним в шашки в пешем строю. Скомандовав: «Шашки — вон», он поднялся в атаку, но был смертельно ранен. Командование принял корнет Базилевич, но и он упал, раненный в живот. За ним были ранены еще девять казаков и два были убиты. Атака не удалась, а в это время четыре японские роты бегом выдвигались на выручку своего гарнизона.

Генерал Мищенко приказал коноводам подать лошадей спешенным казакам и трубить «отход».

Под прикрытием одной сотни Читинского полка, руководимой полковником Павловым, отряд организованно отошел от Чончжу. В этом бою были убиты один офицер и три казака, ранены три офицера и двенадцать казаков. Сотник 1-го Читинского полка И.Ф. Шильников, серьезно раненный в руку и под лопатку, остался в строю. Штабс-капитан Степанов — первый сухопутный офицер, погибший в бою с японцами на этой войне.

Раненым под огнем противника оказывали помощь старший врач Читинского полка надворный советник Вейнбаум и младший врач Аргунского полка.

В бою особенно отличилась 3-я сотня 1-го Аргунского полка под командой подъесаула Красноставова. Потери японцев, по их официальным сообщениям, составили 3 офицера и 14 солдат. Однако позже корейцы сообщили нашим разъездам, что японское командование наняло пятьсот человек для переноски 120 раненых.

Патриотическая пресса ликовала, описывая этот бой. «Первое столкновение русских и японских войск на суше в Северной Корее ознаменовалось блестящей победой Русского оружия», — писал собственный корреспондент газеты «Байкал» 21 марта 1904 года из Ляояна. И далее продолжал: «Потери японцев в десять раз больше русских; по сведениям от корейцев, японцы похоронили 50 убитых; нанято 500 корейцев перенести 120 раненых японцев. Смятение японцев было так велико, что выкинули два флага Красного Креста в знак пощады».

«… 17-го числа казачьи полки праздновали войсковой праздник Алексея человека Божия — покровителя забайкальских и приамурских казаков».

В столице России и других городах проходили манифестации патриотов.

«Появление на улице мохнатой сибирской папахи возбуждало всеобщий восторг», — отмечает военный корреспондент, писатель П. Краснов в своих очерках о Русско-японской войне.

Война представлялась легкой, интересной, и все были уверены, что она закончится в Токио. От желающих ехать на войну отбоя не было.

В газетах стали приводить примеры, во что обошлась России Крымская война 1853–1856 гг.(в месяц 50 миллионов рублей, а всего 1400 миллионов рублей; погибло более 100 000 русских и 156 000 солдат противника). Другие газеты указывали, что в Крымскую войну погибло всего 447 тысяч человек. Писали, что Русско-турецкая война продолжалась 9 месяцев и 9 дней, погибло 172 000 русских солдат, стоила она России 1,5 миллиарда рублей. Приводились данные по франко-прусской, англо-бурской, австро-прусской и японо-китайской войнам. Особенно подчеркивали, что в борьбе с китайской армией, которая в боевом отношении была «ниже всякой критики», Япония истратила 200 миллионов рублей и выставила армию в 80 тысяч человек.

На основании всего этого делался вывод, что «золотой наличности (120 миллионов рублей), хранящейся в Токийском центральном банке, не хватит для покрытия расходов на первые 9 месяцев Русско-японской войны».

Ставился вопрос: «Сколько времени понадобится Японии при счастливейших для нее условиях, чтобы вытеснить русских из Маньчжурии?» И как вывод: «Эта задача не под силу Японии, у нее для этого нет ни людей, ни средств».

В городе-крепости Порт-Артуре никакой тревоги не ощущалось. Работы на Киньчжоуской позиции, стратегическом ключе в системе обороны города, не велись.

На вопрос военного корреспондента Е.К. Ножина, насколько сильна эта позиция, и в состоянии ли мы будем на ней долго держаться, генерал Фок, один из будущих предателей, сдавших крепость, ответил: «Что? Что вы говорите? Да я на этой позиции буду волчком ходить, и японцу не видать Артура, как своих ушей».

От первых боев в Северной Корее до блокады Порт-Артура с суши осталось два месяца. Из крепости, отдаленной от России несколькими тысячами верст, блокируемой уже с моря и вот-вот — с суши, вывозились целыми вагонами сахар, мука, соль, консервированное молоко, зелень, рыбные и мясные консервы.

Беспечность и шапкозакидательство царило везде и во всем.

А между тем 1-я армия Куроки, пользуясь пассивностью русских, грозно надвигалась к Ялу, где вскоре произойдет сражение, которое затмит все предыдущие действия русских войск в Корее, произведет тяжелое впечатление на русские войска и существенно повлияет на ход дальнейших событий.

Оставаться и действовать в районе Аньчжу, Чончжу и Пеньяна (Пхеньяна), где сосредоточивалась 1 — я японская армия Куроки, и имея позади себя реку без бродов, было опасно.

В общем, разведка противника, предпринятая отдельной Забайкальской бригадой в Корее, мало что дала для выяснения группировки и намерений противника. Можно было бы выяснить значительно больше о противнике, если бы над генералом Мищенко не довлел приказ «строго беречь нашу конницу» и если бы главные силы отряда не отвели к Ыйчжу — и именно тогда, когда дальнейшее пребывание его в Корее было просто необходимо для пользы разведки.

Почти достигнув передовыми частями Пхеньяна, отряд выяснил лишь общее направление движения армии Куроки к нижнему течению Ялу, а затем под давлением авангардов японцев стал отходить.

18 марта Забайкальская казачья бригада начала тяжелую переправу через реку Ялу. По своему значению она равна была выигранному сражению, так как конница, прижатая к реке, была легкой добычей для японских авангардов, которые форсированным маршем шли к переправе.

Место переправы определил генерал Н.А. Кашталинский, которому было приказано обеспечить ее, и чьи войска обороняли противоположный берег. Вопреки просьбе генерала Мищенко о подготовке переправы у Тюренчена, место для переправы было определено им в направлении Шахедзы — Ыйчжу.

К этому времени лед на реке прошел, но отдельные льдины еще плыли. Вода поднялась высоко, и броды, на которые рассчитывали забайкальцы, стали непроходимыми. Кроме того, река Ялу в окрестностях Ыйчжу разделяется на несколько рукавов, образуя дельту шириной до 30 верст. Каждый рукав имеет глубокое русло шириной в самом узком месте до 80 саженей, а во многих местах ширина рукавов достигает 1/4–1/2 версты. Скорость течения реки 2–3 фута в секунду. Китайский берег — господствующий.

Для переправы использовались заранее приготовленные лодки-боты, выдолбленные из целого дерева, шаланды. Переправа началась в 15 часов 18 минут 18 марта. Оружие, седла, люди переправлялись в лодках, лошадей погнали вплавь, привязывая по шесть-восемь к боту или шаланде. Один бот с тремя урядниками 6-й сотни Читинского полка перевернулся. Казаки оказались в ледяной воде, но благополучно добрались до берега, держась за хвосты лошадей. На переправу одной сотни затрачивалось 3 часа. В течение первого дня через первый рукав переправились две сотни и весь вьючный обоз, раненые и больные. Переправа продолжалась и ночью. К утру 19 марта переправилась 4-я сотня 1-го Аргунского полка, пришедшая из Ламбагоу, к 15 часам дня перешли через первый рукав еще две сотни читинцев, две сотни уссурийцев и одна сотня аргунцев, а всего за сутки — восемь сотен.