Число казаков, находившихся в строевых частях к январю 1905 года, составляло 17 401 человек.
Льготные Забайкальские казачьи полки были отмобилизованы за 7 недель. Среднесуточный прирост в казачьих частях составлял 0,5 сотни. После отмобилизации некоторым сотням пришлось совершать длительные марши для соединения с другими сотнями своего полка.
К 5 марта развертывание Маньчжурской армии было завершено. Части Забайкальского казачьего войска были распределены следующим образом:
а) Восточный отряд под командованием М.И. Засулича (создан 28 февраля 1904 г. из Восточного авангарда, выдвинутого к реке Ялу): 1-й Аргунский казачий конный полк;
б) Отдельная Забайкальская казачья бригада генерала П.И. Мищенко, действующая в качестве армейской конницы: 1-й Читинский и 1-й Верхнеудинский казачьи полки, а также 1-я Забайкальская казачья конная батарея;
в) 2-я Забайкальская казачья батарея действовала в составе Южного авангарда, основу которого составлял 1 — й Сибирский армейский корпус под командованием генерала Г.К. Штакельберга, располагающийся в районе Инкоу, Чайчжоу, Сеньючен;
г) Забайкальская казачья дивизия генерала П.К. Ренненкампфа, составлявшая общий резерв и находившаяся в районе Ляояна: 2-й Читинский, 2-й Аргунский, 2-й Верхнеудинский казачьи полки, 3-я и 4-я Забайкальские казачьи конные батареи;
д) оборона Уссурийского побережья (войска под командованием генерала Н.П. Линевича, после прибытия в армию 15 марта 1904 г. —А.Н. Куропаткина): 1-й Нерчинский казачий конный полк;
ж) запасные и этапные (охранные) части составляли 4-, 5-, 6-й Забайкальские казачьи пешие батальоны;
з) в Порт-Артуре находилась 4-я сотня 1-го Верхнеудинского казачьего полка, вошедшая в состав войск под командованием генерал-лейтенанта А. М. Стесселя.
Таким образом, в начале войны с Японией кавалерия Маньчжурской армии практически полностью состояла из казаков и в первую очередь Забайкальского казачьего войска. Хорошо проявившие себя во время похода в Китай забайкальские казаки подвергались резкой критике за свои действия входе Русско-японской войны 1904–1905 годов. Военные представители иностранных государств при русском штабе, иностранные корреспонденты соревновались в злословии по поводу русской конницы, обвиняя казаков во всех бедах и неудачах Русской армии.
В чем же так не угодили казаки иностранным знатокам кавалерии? Нет смысла приводить многочисленные высказывания их о казаках, но некоторые из них, наиболее характерные, ради справедливости и дальнейшего понимания сути вопроса привести надо.
Одним из серьезных критиков казачества был представитель Германского генерального штаба при Русской армии подполковник барон Э. Теттау, который не скрывал своих «искренних и дружеских чувств» к Русской армии.
Другой иностранный критик, сопровождавший Русскую армию в войне с Японией почти во всех крупных боях и сражениях и тоже относившийся к нам с «нескрываемой симпатией», был корреспондент парижского журнала Людовик Нодо.
Оба эти автора — не злопыхатели, а специалисты своего дела. Они не были врагами и старались не чернить действительность, а хотели разобраться во всем. Но и они так до конца и не поняли, в чем же причина того, что русская конница, во много раз превосходившая во всех отношениях японскую, так и не смогла оказать существенного влияния на ход боевых действий в Русско-японской войне. Наряду со знанием дела эти авторы ограничились поверхностным изучением вопроса. В большинстве случаев они довольствовались рассказами других участников тех событий, но ни тот ни другой лично не окунулись в казачью среду, не попытались понять, почему же казак, будучи храбрым воином, сплоченный коллективной ответственностью задело, не выполнил той исторической миссии, которую с честью исполняли его предки. Ни тот и ни другой не попытались проникнуть в казачью психологию, не поставили себя на их место, а потом не спросили: «Почему?»
И таких «почему» много. Почему казак почти всю войну действовал как пехотинец; почему от него требовали разведданных, не обеспечив условий для их добывания; почему он не имел бинокля, компаса, карты и не был обучен, чтобы пользоваться ими; почему ни разу казачьи полки, бригады или дивизия не обрушились всей массой на противника и не изменили ход боя или сражения в свою пользу; почему боевая подготовка казаков, находящихся на льготе, была ниже, чем у казаков, находящихся на действительной службе; почему интенданты не заготовили для русской кавалерии подковы, сбрую, седла, пики…
Но рассмотрим, что же вменяли в вину «авторы-доброжелатели» забайкальским казакам, да и вообще всем казачьим войскам.
Так, барон Э. Теттау в своем труде «Восемнадцать месяцев в Маньчжурии с русскими войсками», изданном в Санкт-Петербурге в 1907 г. в переводе с немецкого полковника Генерального штаба Грулева, пишет: «От казаков ожидали, что они скорее справятся с тяжелыми условиями продовольствия, расквартирования и путей сообщения, а что касается их боевых качеств, то думали, что они, во всяком случае, окажутся не ниже японской кавалерии, которую вообще не ставили очень высоко. Но тут оказалось, что сословие казаков пережило свою славу. Нынешним казакам недостает уже прирожденных воинских качеств их предков, в особенности недоставало этих качеств забайкальским казакам, которые никогда и не были ничем иным, как землепашцами. Полки второй очереди не обладали более высокими боевыми качествами». «Этим объясняется незначительная деятельность Русской кавалерии во время всей войны», — заключает далее он.
Всему виной, оказывается, то, что забайкальский казак в мирное время занимался хлебопашеством, а не сидел в седле и не упражнялся с шашкой. Но барон тут же противоречит себе, когда отмечает, что «тем не менее я должен сознаться, что на всех сначала произвела отличное впечатление казачья дивизия генерала Ренненкампфа; ежедневно эта дивизия проводила учения под Ляояном. По внешнему виду полков нельзя было заметить, что они состоят из людей и лошадей, давно отвыкших от службы в поле. Состав офицеров был отборный, он по большей части состоял из офицеров гвардейской кавалерии, которые в начале войны перевелись в казачьи войска. Имя генерала Ренненкампфа было известно, и его боялись во всей Восточной Азии. Если же, невзирая на все это, забайкальская казачья дивизия не оправдала возлагавшихся на нее надежд, равно как и все прибывшие впоследствии сформированные казачьи части, — то это служит доказательством тому, что резервная кавалерия даже с хорошими начальниками не в состоянии отвечать высоким требованиям, которые современная война предъявляет к деятельности кавалерии по части разведывательной и боевой службы».
А ведь дивизия Ренненкампфа была сформирована из льготных казачьих полков, и если действия казаков этой дивизии так понравились иностранным наблюдателям, то дела обстояли не так уж плохо. Ну, а что касается «разведывательной и боевой службы», то разговор об этом будет особый.
Слова барона Э. Теттау перекликаются с выводами французского военного корреспондента Л. Нодо. Он пишет: «…Главной причиной недостатка осведомленности, отчего так много терпел русский штаб, является, если можно так выразиться, обнаружившееся банкротство казаков, если не всей кавалерии». И далее: «…уже с самого начала стало заметно(!), что японская кавалерия признает несомненное превосходство над собой кавалерии русских и редко отходила далее чем на 3000 метров от своей пехоты, которая всегда приходит к ней на помощь своим огнем».
Противоречие явное: «банкроты казаки» и «несомненно превосходят» регулярных японских драгун. В этой же статье «Банкротство казаков» Л. Нодо, сам не замечая того, вступает в спор с таким авторитетом в знании кавалерии, как барон Э. Теттау, утверждающий, что каких командиров хороших ни дай казакам, все равно они, то есть казаки, плохи.
«Вне всякого сомнения, — пишет Нодо, — что русская кавалерия и главным образом та, что находится под начальством Мищенко и Самсонова, не раз исполняла блестящие военные поручения. Она умела и собрать кое-какие полезные данные». Далее он акцентирует: «…особенность кампании та, что казаки хотя и подтвердили свою старую репутацию относительно их наезднической выносливости (о чем никто и не спорит), но зато глубоко разочаровали специалистов своими военными действиями, и даже — русских офицеров».
