«А ведь они всерьез собрались выходить в эфир», — подумала Беатрис и оглянулась на капитана. Он стоял спиной к ней и о чем-то разговаривал с охранниками. Судя по тону и резким жестам, он, похоже, объяснял им план дальнейших действий. Выходит, он может обойтись и без ее помощи. Но выходит и так, что, согласившись ему помочь, она сумеет сохранить многим людям жизнь. Но заставить себя вернуться к нему и попытаться договориться было выше ее сил. Она вздохнула и повернулась к своим новым операторам:

— Нет. Эта установка может дать панораму всего лишь пятнадцати уровней. Для челнока это годится, но если снимать в помещении побольше, понадобится камера помощнее.

В процессе инструктажа Беатрис украдкой бросила взгляд на капитана и убедилась, что он наблюдает за ней. Неожиданно он подмигнул, и она почувствовала ползущий по позвоночнику ледяной холодок.

— Публика хочет увидеть ОМП в процессе транспортировки и узнать побольше о его… ее прошлом. Давайте начнем с того, что немного пороемся в записях, — предложила Беатрис и протянула двухчасовую инструкцию для операторов, работающих в условиях невесомости, своим новым ассистентам. Эти двое мужчин и женщина, к счастью, не присутствовали в студии во время резни. Даже несмотря на то, что они были людьми капитана, Беатрис предпочитала общаться с ними. Что до остальных членов отряда, то любого, даже случайного контакта с ними она предпочла бы избежать.

Органический мозгопроцессор представлял собой плазмагласовый контейнер довольно сложной конструкции, в котором находился живой человеческий мозг. От него во все стороны торчали кабели, с помощью которых его очень скоро подключат к безднолету. Но больше всего Беатрис в свое время потрясло то, что жизнедеятельность ОМП поддерживало… тело!

Впервые она узнала об этом несколько лет назад, когда делала свой первый репортаж на эту тему. Ученые извлекли мозг из нежизнеспособного тела и поместили его в череп молодого и здорового, но получившего смертельную черепно-мозговую травму человека. Мозг и тело поддерживали жизнедеятельность друг друга, однако общение с пересаженным мозгом было невозможно — у него были отсечены все средства коммуникации. Этот живой, здоровый мозг оставался заключенным в саркофаге чужого ему тела.

Беатрис глубоко вздохнула и заставила себя вернуться к профессиональным обязанностям.

Она решила начать свой репортаж с интервью с медтехником — мужчина обладал набором разнообразных лицевых тиков и во время съемки все их неоднократно продемонстрировал. Но Беатрис не узнала от него ничего нового. Все это ей уже в свое время рассказывал Мак.

— …Как вы хорошо знаете, земляне высадились на Пандору в результате ошибочных действий ОМП.

— Я слышала, что мозг для ОМП обычно берут у детей с неисправимыми врожденными дефектами различных органов. Мозг для этого ОМП был взят у взрослой женщины. Есть ли разница и если да, то какая?

— Есть, — кивнул техник, — причем по двум параметрам. Во-первых, мозг был изъят из тела, которое все равно нельзя было спасти, и поэтому он… простите, она должна быть нам благодарна за то, что ее жизнь не оборвалась и, более того, ей оказана высокая честь служить на благо человечества. Во-вторых, эта женщина была одной из немногих выживших после гибернации. Она знает, что человечество должно выжить при любых обстоятельствах, а потому уже одна мысль о том, что она служит этой великой цели, является гарантией ее психологического комфорта.

— А она была к этому готова?

Техник взглянул на Беатрис с откровенным изумлением:

— Конечно. В свое время она прошла специальный курс обучения для ОМП. Остальные данные мы введем ей после подключения.

— Каким человеком она была?

— Простите, не понял вопроса.

В процессе интервью тики медтеха все усиливались, но теперь достигли апогея.

— Вы сказали, что она согласна выполнить свой долг из любви к человечеству. А была ли в ее жизни обычная любовь? Был ли у нее муж? Или дети?

Операторы все еще возились с аппаратурой. Жаль, камера не подключена. Мог бы получиться великолепный кусок.

Глядя на обнаженный мозг в прозрачной коробке, Беатрис не могла не думать о том, что это не просто кусок живой плоти, а человек. И вдруг техника со всех сторон обступили секьюрити из тех, кто участвовал в бойне на студии, а он, похоже, не имел ни малейшего понятия, чем это может ему грозить.

«И никто так ничего и не узнает, если только я не скажу об этом в эфире. Я похожа сейчас на этот мозг. Я жива, но отрезана от всех средств коммуникации. Интересно, о чем он грезит?»

— Я знаю о ней очень мало, — запинаясь, заговорил техник. — Да и то по записям. Я знаю лишь, что она имела ребенка, которого была вынуждена отдать под опеку, так как не смогла бы совмещать его воспитание с научной деятельностью по изучению келпа.

— Еще два года назад доктор Макинтош заявил, что ОМП — жестокий, преступный, малоэффективный и в конечном счете никому не нужный эксперимент. Как вы можете прокомментировать это заявление?

Медтех закашлялся.

— Я отношусь к доктору Макинтошу с глубоким уважением. Из основного экипажа «Землянина», или, если вам угодно, Корабля, выжили только трое: он, директор и этот ОМП. Естественно, в работе прежних ОМП были допущены ошибки, но теперь мы их усовершенствовали, и они будут работать как следует.

— Пожалуй, для кого-то из наших слушателей термин «усовершенствование» звучит несколько неопределенно. Вы же «усовершенствовали» его по образцу первого в истории человечества искусственного разума. Аппарата, который оказался умнее и совершеннее своих создателей. Для многих наших слушателей он до сих пор персонифицируется как Корабль, который до сих пор многие на планете почитают за бога. Почему же ваш отдел выбрал направление работы со скомпрометировавшими себя ОМП, вместо того чтобы заняться разработкой искусственного разума?

— Направление работы было нам спущено сверху.

— А, так вам было приказано вести исследования в этом направлении? Но почему? Почему директор посчитал, что лучше поставить на ошибочный, порочный вариант, вместо того чтобы использовать тот, который, между прочим, спас его жизнь? И ее жизнь, — Беатрис указала на ОМП, слепой, глухой, безмолвный, оплетенный проводами, связывающими его с теплым, дышащим, но неодухотворенным телом.

— Довольно! — раздался голос капитана. И Беатрис снова ощутила ползущий по спине липкий холод и с трудом сумела унять в руках дрожь. В помещении воцарилась мертвая тишина. Медтехник и люди из «ее группы» усиленно рассматривали пол и носки своих ботинок.

— Я поговорю с вами в каюте.

Она покорно последовала за Брудом в тускло освещенную пассажирскую каюту.

— Я был обязан вас остановить, — ледяным тоном начал он. — Я выполнял свои обязанности, не считаясь с тем, что думаю обо всем этом сам. Но очень скоро необходимость притворяться отпадет. Готовьтесь к стыковке. На станции вы получите материалы для сегодняшнего выпуска «Вечерних новостей».

За люком стыковочного шлюза станции их уже дожидались трое местных охранников, готовых к встрече со съемочной группой. Но к встрече с капитаном Брудом они не были готовы. Капитан придержал Беатрис за локоть и, прежде чем они шагнули в коридор, быстро прошептал ей на ухо:

— Их там трое. — В его глазах вновь вспыхнули уже знакомые лихорадочные огоньки, и она отвернулась, чтобы не видеть его лица. — Выберите себе одного. Одного, чтобы… развлек вас.

Беатрис буквальна окаменела от его требования и спокойного, почти фривольного тона, которым он произнес эти слова. На затылок словно кто-то положил ледяную ладонь, и она вспомнила, что чувствовала нечто подобное тогда, когда в студии началась бойня.

— Вам ни один не нравится? Какая неприятность.

Бруд отпихнул ее себе за спину и жестом приказал своим людям открыть огонь. Через пару секунд четверть отряда внутренней охраны орбиты лежала на полу.

— Вышвырните их через тамбур челнока, — приказал капитан. Занять станцию. Если убьете кого-нибудь одного, то убивайте уж всех, кто находится в том же помещении. И чтобы трупов я не видел. Беатрис сейчас объявит, что на орбите начался переворот. А чтобы остановить заговорщиков, прислали наш отряд.