Такая вот дилемма у меня вырисовывалась. Либо наших, либо своих. Вариант марсианской зачистки казался более кровавым, поэтому начальство и выбрало второй вариант.

Начальник мой, Иван Федорович Лютоплатов, напутствуя меня в дорогу, приказал в сантименты не играть, жалости к террористам, буде таковые сыщутся, не проявлять, а помнить, что за мной несчастное население Сухова и прилегающих к нему деревень. Лучше бы он мне камень на шею повесил и приказал нырять! Не любил я марсиан, потому и в Союз боевых офицеров вступил!

Но камень на шею он мне вешать не стал, а дал адрес нашего резидента в Сухове. До этого тот ничем себя особо не проявлял. Собирал, как полагается, слухи, которые в инстанциях именовались информацией, присылал аналитические заметки об отношении населения к руководству страны, к тем или иным внутри и внешнеполитическим событиям, к марсианам, набирал компромат на местных руководителей и хозяйственников. На связи у него было человек девять, в основном людей пожилого возраста, которых еще в незапамятные времена развитого социализма вербовали примерно по такому принципу:

— Но вы же советский человек?

— Так точно!

— И не откажетесь помочь органам в выполнении крайне важной задачи?

— Да как вам откажешь…

Те времена давно канули в прошлое, а люди остались. Агде взять других? Люди после разоблачений в журнале «Огонек» при словах «негласное сотрудничество» валидол начинали пить, сердечные приступы имитировали, отказывались, ссылаясь на больную дочь, жену или бабушку. Вот и держались иной раз наследием прошлого, которые одной рукой оперуполномоченному писали, а другой разоблачали всяческие недостатки, информируя о них и областную районную прессу. Ипри этом подписывали свои сообщения не иначе как «Зоркий глаз», «Бдительный» или просто незатейливо «Недремлющее око». А что касается анализов политической обстановки, то их и раньше и сейчас можно было писать, не выходя из дома. Отношение нашего народа к руководству страны просчитать несложно; впрочем, и к марсианам это отношение поначалу тоже было откровенно негативным. Это теперь отношение людей к марсианам куда сложнее стало оценивать…

Вот с этим контингентом мне и предстояло решать оперативные вопросы. Радости от этого я, естественно, не испытывал. Были у меня, конечно, и свои собственные контакты в Сухове, но я их начальству раскрывать не стал. А зачем? Это как раз именно тот случай, когда лишние знания вредны. Для начальства, разумеется.

Деликатность ситуации заключалась в том, что резидент наш Никон Анатолий Сергеевич в Сухове являлся директором школы, поэтому я ехал к нему в качестве представителя облоно. По идее я должен был проверять качество учебно-воспитательного процесса в его школе. А какой из меня проверяющий? Нет, конечно, доверенное лицо из числа педагогов со мной позанималось немного, понатаскало по разным вопросам, я теперь мог умное замечание сделать по поводу плана занятий, составленного конкретным педагогом, тем более что ничего нового в таких планах не было, их, по-моему, как писали в старину под копирку, так и продолжали писать, не смотря на изменения в целях и методах обучения. Готовили наши педагоги светлого строителя коммунизма по единой программе, так почему же эта программа не могла пригодиться для обучения и воспитания строителя капитализма? Я даже разговор мог поддержать о педагогике и тактических приемах проведения уроков.

Но думать мне надо было совершенно о других вещах. Задачи, которые были поставлены передо мной, не вдохновляли.

Еще утром я занимался совершенно иными делами.

Сидел я с переводчиком с марсианского языка и пытался понять некоторые особенности произношения инопланетных оккупантов. Что поделать, жизнь не стоит на месте, а взаимопонимание все-таки необходимо, если уж выпало нам жить вместе. Я себя лингвистом великим не считал, но по-английски изъяснялся хорошо, французский знал на бытовом разговорном уровне, итальянским неплохо владел, но сейчас, слушая специалиста, ощущал себя двоечником, который случайно попал на семинар по языкознанию.

— Двойное прищелкивание клювом, — объяснял специалист, — означает желание попробовать вашей крови. То есть приветствие, равносильное нашему «здравствуйте». Но это при условии, что два крайних щупальца он держит на уровне вашего лица в развернутом виде, так что вам видны лишь малые присоски. Понимаете? Если же вы слышите двойное щелканье, но при этом на каждом щупальце видно по нескольку присосок, это означает, что марсианин жаждет мести и желает вашей смерти. В этом случае марсианскому собеседнику не позавидуешь.

Так называемая марсианская трель — многократное и быстрое щелканье клювом, когда издаваемый звук оставляет впечатление незавершенности, означает, что марсианин спрашивает у вас дорогу. При этом направление поднятого щупальца означает, куда он хочет направиться.

— И как я ему должен ответить? — раздраженно поинтересовался я. — Тоже щелкнуть клювом?

Нет, вы только представьте, марсианин подходит ко мне, что-то щелкает, а я должен бдительно следить, в каком положении его щупальца — здоровается он со мной или сообщает, что намеревается предать меня немедленной смерти!

— Ну, — неуверенно сказал переводчик, — я стараюсь дать вам те начатки, которые помогут вам наладить отношения с марсианином. Весь курс языка сложен, особенно семь глагольных форм марсианского языка…

И в это время зазвонил мой сотовый. Звук пожарной сирены сообщил мне, что звонит начальник. Я на его вызов такой сигнал поставил, потому что у него всегда вызовы срочны, словно где-то что-то горит, если уже не догорело.

Разумеется, Лютоплатов не стал ждать окончания моих лингвистических упражнений.

— Зайди ко мне, — буркнул он и отключился.

Слава Богу, не ласковым тоном заговорил. Если он начинает говорить с подчиненным ласково, это означает, что где-то подчиненный прокололся и его ожидает жесточайшая выволочка. Хмурый тон Лютоплатова означает, что у него появились какие-то идеи по разрабатываемой вами проблеме, и этими соображениями он желает с вами поделиться. Или просто поинтересоваться, как идут дела.

С генералом у нас отношения особые. Пять лет назад мы с ним еще в нелегалах ходили, и фамилию он носил совершенно другую — Дадешиани. Вместе с ним мы попали в ту печально известную кутаисскую заварушку и уходили из Грузии без документов, без денег, без транспорта, а оружие у грузинских полицейских отобрали. Выбрались благополучно, только уже на границе в Панкисском ущелье столкнулись с грузинским спецназом, который искал таких беглецов, как мы. И пусть граница была внутрирегиональная, административная, пасли они ее похлеще государственной. Ничего, отбились, счет был семь-ноль в пользу россиян. Правда, в той стычке и меня зацепили, так Лихоплатов меня на своих плечах вынес. С тех пор при себе держит, как напоминание о делах давно минувших дней и собственном героизме. Но это я так, посмеиваюсь, он меня за другие качества отпускать не хочет, хотя сам утверждает, что держит меня исключительно за удачливость и везение.

— Чем ты занят? — спросил генерал, едва я появился на пороге его кабинета.

Вообще-то на этот вопрос он мог ответить лучше меня — сам задания давал. В последние месяцы я вел боевую группу «Антиарес», которая занималась нападениями на марсиан. Ребята там подобрались толковые, поэтому, осуществляя разработку, я занимался сразу двумя не соответствующими друг другу задачами. С одной стороны, как работник государственной безопасности я пытался выявить всю группу, в которой контрразведка оказалась поставленной неплохо, поэтому внедрение человека со стороны происходило со скрипом, многоходовыми проверками, вызванными естественным недоверием боевиков. Ас другой стороны, я как представитель антимарсианского подполья пытался вывести руководство боевиков на Союз боевых офицеров. Жаль было, если их раскроют другие, пропадут ребятишки ни за понюх табаку!