«…Подумали ли Вы…»
…Подумали ли Вы о том, что Вы делаете, уча меня великой земной любви? Ну, а если научите? Если я, действительно, всё переборю и всё отдам?
Любовь – костер, в который бросают сокровища, так сказал мне первый человек, которого я любила, почти детской любовью, человек высокой жизни, поздний эллин.
Сегодня я (13 лет спустя) о нем вспоминаю. Не этому ли учите меня – Вы?
Но откуда Вы это знаете, Вы, не лучшей жизнью меня – живший? И почему у Вас только укоры ко мне, а у меня – одна любовь?
М.б. женщина действительно не вправе ‹фраза не окончена›
Но у меня и другое было: моя высокая жизнь с друзьями «в просторах души моей».
* * *
Теперь, отрешась на секунду, что я женщина: вот Вам обычная жизнь поэта: верх (друзья) и низ (пристрастья), с той разницей, что я в этот низ вносила весь свой верх, отсюда – трагедия….Если бы я, как Вы, умела только играть (СОВСЕМ не умею!) и не шла бы в эту игру всей собой, я была бы и чище и счастливее. (NВ! счастливее – да, чище – нет. 1932 г.) Моя душа мне всегда мешала, есть икона Спас-Недреманное Око, так во́т – недреманное око высшей совести: перед собой.
* * *
(NВ! Внося верх в низ, душу в любовь, я неизменно возвышала – другого и никогда не снижалась – сама. Ни от одной любви у меня не осталось чувства унижения – своего, только бессовестности – чужой. Мне не стыдно, что я тебя такого любила: я тебя не такого любила и пока я тебя любила, ты не был таким, но тебе должно быть (и есть) стыдно, что ты меня такую не любил – не так любил.)
* * *
А еще… неудачные встречи, слабые люди. Я всегда хотела служить, всегда исступленно мечтала слушаться, ввериться, быть вне своей воли (своеволия), быть младше ‹фраза не окончена›. Быть в надежных старших руках. Слабо держали – оттого уходила.
Как поэту – мне не нужен никто. Как женщине, т. е. существу смутному, мне нужна ясность, – и существу стихийному – мне нужна воля: воля другого к лучшей мне.
«Друг, по горячему следу…»
Друг, по горячему следу
Слез…
Препечальная повесть!
– «С Вашим счастливым соседом
Я поменялся бы тотчас!»
Обомлевать, распинаться,
Льстить? (Возвеличен, целован!)
Мой сотрапезник парнасский –
С бедным соседом столовым?
Но не за высшим ль столом ты?..
– Нет! не пойму! надоумьте! –
Для передачи солонки?
Для пополнения рюмки?
Только-то?.. Кравчий имперский –
С кем?
И с усмешкой, как внуку:
– Место имею в моем сердце
По мою правую руку!
29 апреля 1925
«Любовь без ревности…»
Любовь без ревности есть любовь вне пола. Есть ли такая? 1) без ревности 2) вне пола. Есть любовь с невозможностью ревности, т. е. любовь несравненного, вне сравнения стоящего. Та́к, может ли Гёте ревновать любимую – к любому? (Ревность – ведь это некий низший заговор равных. Своего рода – братство. Одну дрянь променяла на другую дрянь.)
В ревности ведь элемент – признания соперника, хотя бы – пра́ва его на существование. Нельзя ревновать к тому, чего вообще не должно быть, к тому, которого вообще – нет. (А Пушкин – Дантес?) Нельзя ревновать к пустому месту…
В ревности есть элемент равенства: ревность есть равенство. Нельзя ревновать к заведомо-низшему, соревноваться с заведомо-слабейшим тебя, здесь уже ревность заменяется презрением.
Позвольте, но есть разные планы превосходства (соревнования). Бетховен превосходил любого – сущностью, но любой превосходил Бетховена – красотой. Гёте (80-ти лет) превосходил любого гением (и красотой!), но любой превосходил его молодостью.
Ревность от высшего к низшему (Бетховена – к Иксу, Гёте – к Игреку, Пушкина – к Дантесу) не есть ревность лица к лицу, а лица – к стихии, т. е. к красоте, молодости, скажем вежливо – шарму, к‹отор›ые есть – стихия (слепая).
К лицу ревновать не будешь, сам полюбишь! Гёте не может ревновать к Бетховену – вздор! Либо: не та ревность, боль – иного качества: боль-восторг, за которую – благодарность.
Но ревность Гёте к помощнику садовника, на к‹оторо›го загляделась его ‹пропуск одного слова› (я такого случая не знаю: наверное – был) – есть именно ревность в ее безысходности, ревность к стихии – и потому – стихийная.
Только не надо путать стихии – с данным, его «лицо» (нелицо) удостаивать своей ревности (страдания). Надо знать, что терпишь – от легиона: слепого и безымянного.
И чем нулевее соперник – тем полнее ревность: Пушкин – Дантес. (Нулевее – и как круглый нуль, и как последний нуль порядкового числительного: миллионный, ста-миллионный и т. д.)
В лице Дантеса Пушкин ревновал к нелицу. И – нелицо́м (ПО́ЛОМ – тем самым шармом!) был убит.
«Дом с зеленою гущей…»
Дом с зеленою гущей:
Кущ зеленою кровью…
Где покончила – пуще
Чем с собою: с любовью.
14 июня 1932
«Милые дети…»
МИЛЫЕ ДЕТИ,
Я никогда о вас отдельно не думаю: я всегда думаю, что вы люди или нелюди (как мы). Но говорят, что вы есть, что вы – особая порода, еще поддающаяся воздействию.
Потому:
– Никогда не лейте зря воды, п.ч. в эту же секунду из-за отсутствия этой капли погибает в пустыне человек.
– Но оттого что я не пролью этой воды, он этой воды не получит!
– Не получит, но на свете станет одним бессмысленным преступлением меньше.
– Потому же никогда не бросайте хлеба, а увидите на улице, под ногами, подымайте и кладите на ближний забор, ибо есть не только пустыни, где умирают без воды, но трущобы, где умирают без хлеба. Кроме того, м.б., этот хлеб заметит голодный, и ему менее совестно будет взять его та́к, чем с земли.
Никогда не бойтесь смешного, и если видите человека в глупом положении: 1) постарайтесь его из него извлечь, если же невозможно – прыгайте в него, к нему, как в воду, вдвоем глупое положение делится пополам: по половинке на каждого – или же, на худой конец – не видьте его.
Никогда не говорите, что так все делают: все всегда плохо делают – раз так охотно на них ссылаются (NB! ряд примеров, к‹отор›ые сейчас опускаю). 2) у всех есть второе имя: никто, и совсем нет лица: бельмо. Если вам скажут: так никто не делает (не одевается, не думает, и т. д.) отвечайте: – А я – кто.
В более же важных случаях – поступках –
– Et s’il n’en reste qu’un – je serai celui-la[24]. Не говорите «немодно», но всегда говорите: неблагородно. И в рифму – и лучше (звучит и получается).
Не слишком сердитесь на своих родителей, – помните, что и они были вами, и вы будете ими.
Кроме того, для вас они – родители, для себя – я. Не исчерпывайте их – их родительством.
Не осуждайте своих родителей на́ смерть раньше (ваших) сорока́ лет. А тогда – рука не подымется!
* * *