Могила летчика В терракотовый выкрашен цвет Пропеллер из легкой жести, А креста на могиле нет, Но цветы и венки на месте. Под пропеллером фотография, Юный летчик, мальчик совсем, И взамен любой эпитафии Этот дважды простреленный шлем. Обречен на дожди и на ветер Коленкор похоронной ленты. Обречен увядать букетик, На пропеллер положенный кем-то. Жизнь заботы и почести делит, А смерть собирает в одно. Крест простой, жестяной ли пропеллер — Ей, бывалой, не все ли равно? «Черт лица твоего я не вижу…» Черт лица твоего я не вижу, Слышу голос любимый твой. Подойди ко мне, стань поближе, Дай коснуться тебя рукой. От волос твоих — запах теплый. Чтоб тебя разглядеть как-нибудь, Протираю очков своих стекла… Надоела в глазах эта муть! Говоришь: «Не хочу уходить». И к плечу прислонилась невольно. Разве этого мне не довольно, Чтобы все же счастливою быть? «Я хотела бы узнать…» Я хотела бы узнать То, что так и не узнала. Я хотела б досказать Все, чего не досказала. До пустого дна допить Чашу, что не допила я. До таких бы дней дожить, До каких не дожила я. Двойники Все то, что недоступно глазу, Все тайны помыслов моих Во сне увидела я сразу, Как будто следуя приказу Намеренья проверить их. Сон недра вскрыл мои. И вот Взлетели тени всех пород. И ужас мне они внушили, Так многолики тени были: Та хороша, а та урод, Та до величия горда, Та до убожества смиренна, Та скажет «нет», та скажет «да», И обе правы неизменно И неуступчивы всегда. Та всех щедрей, а та скупа, Та всех мудрей, а та глупа, Та всех добрей, та просто злюка… Нет, совладать мне с вами — мука! Чтоб различить вас — я слепа, Чтоб в руки взять — немногорука. Вы и враги, вы и друзья, И тех, и этих принимаю. Вы — двойники мои, я знаю. Быть может, вы и плоть моя, Но, бога ради, кто же я? «Стихи — соблазн. Стихи — дурман…»
Стихи — соблазн. Стихи — дурман. Стихи — великое притворство. Нам в дар неосторожно дан Избыток слов для стихотворства. Но целомудренно проста Порою жизнь и бессловесна. Рифмованная красота В ее пределах неуместна. Повелевает жизнь: молчи, Слова ничтожны и невнятны. Внимай, о чем поют в ночи Мои подземные ключи. Они без слов. Они понятны. Гроза Низкой тучею прикрытая, Начала гроза возню. За волненья пережитые Я сама себя виню. Детский страх и суеверия Давних бабушкиных лет. Повторяется мистерия, Но не тот уж пиетет. Эти таинства природы нам Не таинственны уже. Словно двигают комоды там, На последнем этаже. Вот и молния царапнула, Светом брызнула в глаза. И притихло все. И капнула Ливня первая слеза. А за нею треск обрушило Небо. Хлынул ровный гул. И пока его я слушала, Ветер окна распахнул. Шалый, смелый… О, как верю Что грозу он прочь угнал. И окончилась мистерия. Ливнем занавес упал. «Я поняла не так давно…» Я поняла не так давно, Что в зеркало себя не вижу. Чтоб разглядеть лица пятно, Я наклоняюсь ближе, ближе, Но черт не вижу все равно. Быть может, зеркало — лишь средство, Чтоб в одиночестве не быть? Двойник мой, сверстник, спутник детства, Участник жизни и кокетства, Мне нелегко тебя забыть. «Есть память глаз. Она воссоздает…» Есть память глаз. Она воссоздает Незримый мир в окраске и деталях — И вереницы зорь в оранжевых вуалях, И васильково-синий небосвод. Все, все воображению подвластно, Ему я верю больше, чем глазам, И мир воображаемый, прекрасный Ни мраку, ни унынью не предам. |
