III. «Я желтый мак на стол рабочий…» Я желтый мак на стол рабочий В тот день поставила ему. Сказал: «А знаешь, между прочим, Цветы вниманью моему Собраться помогают очень». И поворачивал букет, На огоньки прищурясь мака. В окно мансарды, на паркет Плыл Сены отраженный свет, Павлин кричал в саду Бальзака. И дня рабочего покой, И милый труд оберегая, Сидела рядом я с иглой, Благоговея и мечтая Над незаконченной канвой. Далекий этот день в Пасси Ты, память, бережно неси. IV. «Взлетая на простор покатый…» Взлетая на простор покатый, На дюн песчаную дугу, Рвал ветер вереск лиловатый На океанском берегу. Мы слушали, как гул и грохот Неудержимо нарастал. Океанид подводный хохот Нам разговаривать мешал. И чтобы так или иначе О самом главном досказать, Пришлось мне на песке горячем Одно лишь слово написать. И пусть его волной и пеной Через минуту смыл прилив, — Оно осталось неизменно, На лаве памяти застыв. V. «Ты был мне посохом цветущим…» Ты был мне посохом цветущим, Мой луч, мой хмель. И без тебя у дней бегущих Померкла цель. Куда спешат они, друг с другом Разрознены? Гляжу на жизнь свою с испугом Со стороны. Мне смутен шум ее и долог, Как сон в бреду. А ночь зовет за темный полог: — Идешь? — Иду. VI. «Торжественна и тяжела…» Торжественна и тяжела Плита, придавившая плоско Могилу твою, а была Обещана сердцу березка. К ней, к вечно зеленой вдали Шли в ногу мы долго и дружно, — Ты помнишь? И вот — не дошли. Но плакать об этом не нужно. Ведь жизнь мудрена, и труды Предвижу немалые внукам: Распутать и наши следы В хождениях вечных по мукам. VII. «Мне все привычней вдовий жребий…»
Мне все привычней вдовий жребий, Все меньше тяготит плечо. Горит звезда высоко в небе Заупокойною свечой. И дольний мир с его огнями Тускнеет пред ее огнем. А расстоянье между нами Короче, друг мой, с каждым днем. VIII. «Длинной дорогою жизнь подводила…» Длинной дорогою жизнь подводила К этому страшному дню. Все, что томилось, металось, грешило, Все предается огню. Нет и не будет виновных отныне, Даруй прощенье и мне. Даруй смиренья моей гордыне И очищенья в огне. Когда виден берег (1946–1957) «На рассвете сон двоится…» На рассвете сон двоится, Холодок какой-то снится, И сквозь сон из тишины Нарастает гул струны. Странный сон, сквозной и хрупкий, Сон, готовый на уступки… Жизнь висит на волоске, Бьется жилкой на виске. Я хочу сквозь сон пробиться, Закричать, перекреститься, Страх осмыслить наяву, Убедиться, что живу! И, проснувшись, долго, странно, На квадрат окна туманный И на бледную зарю, Как воскресшая, смотрю. «Клонятся травы ко сну…» (Стихотворение без эпитетов) Клонятся травы ко сну, Стелется в поле дымок, Ветер качает сосну На перекрестке дорог. Ворон летит в темноту, Еле колышет крылом — Дремлет уже на лету… Где же ночлег мой и дом? Буду идти до утра, Ноги привыкли идти. Ни огонька, ни костра Нет у меня на пути. Ландыш Где он, взбрызнутый росой, Первый ландыш, ландыш мая, Тот, что девочкой босой В светлой роще сорвала я? Был бубенчиков фарфор Так невинен, так прозрачен, Что он в памяти с тех пор Утру жизни равнозначен. 30 ноября 1948. Больница Эрисмана |
