— Напористее надо быть. Когда же и добиваться у нас человеку своих прав, как не теперь? Надо пользоваться тем, что народу дано быть судьей жизни. Никто тебе на блюде землю не поднесет. Ее требовать надо.

— Где требовать?

— Требовать там, где ты имеешь на нее право. Можно у казны, но можно и у Арви Сайтури.

— На чужую собственность никто не имеет права.

Оскари хотел проворчать что-то сердитое, но Ууно опередил его, сказав своим мягким голосом:

— А мы не будем посягать на его собственность. Мы его просто-напросто очень хорошо попросим.

И Оскари подхватил с усмешкой:

— Вот именно. Мы его просто очень хорошо попросим.

Сказав это, он сжал кулак и слегка выдвинул его вперед, словно давая этим понять, как будет выглядеть их просьба. Кулак у него был, конечно, приличных размеров, но чтобы от такой просьбы получился толк, да еще применительно к Арви Сайтури, — в этом я усомнился, что и выразил повторной усмешкой. Но Оскари заверил:

— Да, да. У нас есть чем подкрепить нашу просьбу.

И Ууно, подтверждая это кивком головы, рассказал мне следующее:

— Когда-то Арви пытался нас обвинить в симпатиях к России и даже состряпал донос. Это случилось в те времена, когда такие симпатии не одобрялись. Он задумал, видишь ли, упрятать нас в тюрьму, а тем временем отхватить для себя кое-что от наших участков по другую сторону кивилааксовой лощины. Но упрятать ему нас не удалось. Подвели купленные свидетели. Плохо подготовились и напутали. А копия доноса и сейчас у нас хранится. Ну и нагородил же он там, подлец. Зато и мы ему это припомнили. Как-то Оскари подошел к нему в поле — и, не говоря ни слова, хрясь в ухо. Тот слетел с косилки и еле лошадей удержал. Потом я его встретил. Он ехал на мотоцикле по дороге из Алавеси. Пришлось кинуть бревно поперек, чтобы заставить его остановиться. Ну и я тоже отвесил ему разок. С тех пор у нас так и повелось: где увидим, там и бьем. А когда он за нож хватается — отбираем нож. Пробовал он науськать на нас молодцов из Метсякюля. Есть у него там человека четыре отпетых, из тех, что еще не научились думать и понимать. Но мы с ними отдельно поговорили. И теперь у него от нас одно спасение: обходить нас подальше стороной, как только завидит.

И они оба поулыбались тому немудрому виду мести, который изобрели для Арви. Потом Оскари подмигнул мне лукаво и сказал:

— Но как ты думаешь, к чему он тебе все это выложил? А к тому, что это теперь как бы наш козырь в разных взаимных расчетах с ним. Не понимаешь? Представь такое. Мы приходим к нему и говорим: «Ладно, Арви. Идем на мировую. Забудем обиду, но при условии, что ты продашь Акселю пять гектаров пашни из тех, что прилегают к озеру между лощиной и дачей Муставаара». Ловко, а?

Я ничего не понял — такое это все было невероятное и невыполнимое, что он тут наплел. А пока я переваривал его слова, Ууно ввернул:

— Можно бы и дачу туда же. Чужой там человек. По заграницам больше живет, чем у нас. Черт его поймет, что за тип. Давно пора проверить.

Но тут уж я не выдержал и рассмеялся. Ну и чудаки же они были, мои товарищи детских игр, Ууно и Оскари! Вот чудаки-то, господи прости. Придумают же такое, чтобы меня утешить. Отобрать у Рикхарда Муставаара дачу! Хо-хо! Сразу видно было, что они понятия не имели о Рикхарде Муставаара. Да и Арви Сайтури, разве он расстанется хоть с одним гектаром земли, если сам всю жизнь только тем и занимался, что искал, где бы прихватить еще и еще. Одно дело одолеть его в драке, а попробуй подступись к нему там, где на его стороне закон. Да, наивные они были люди, мои славные соседи и товарищи. Но это шло у них от глубины сердца, и потому я не стал им объяснять, в чем главная нелепость их плана. Я только сказал со вздохом:

— Да, заманчиво все это, что и говорить. Жаль только, что я деньгами не обзавелся на такой случай.

Но они и на это нашли ответ:

— Ну и что же? А ссудная касса на что? Или мы поручиться за тебя не сможем? В любое время — только пожелай. Не такая уж страшная сумма тебе потребуется.

Ууно сказал:

— Я из своих могу дать сотню тысяч на первое время.

А Оскари продолжал:

— Дом тебе продадут в рассрочку с небольшими процентами. Лошадей первое время можешь брать у нас. Машины тоже.

Ууно подхватил:

— Молотить можешь у нас. В нашей риге сушить. Лодкой обзаведешься. Сети купишь. И будет у тебя на столе в дополнение ко всему щука, окунь, ряпушка и лещ.

Оскари сказал:

— Навезем к твоему дому торфа из нашего болота. Раздвинешь свой огород пошире и сад разобьешь.

И Ууно прибавил:

— Жену работящую возьмешь в дом. Детишки будут. И все у тебя в жизни станет на свое место. Разве плохо? И еще не раз тряхнем стариной: выйдем в праздник на дорогу и сразимся в «килла-тиукка». Теперь уж мы отпилим руллу покрупнее, чтобы палка Муставаара ее не расколола.

Вот какую заботу обо мне они проявляли, мои добрые товарищи детства, у которых я не догадывался бывать почаще. Даже руллу они не забыли. И надо полагать, что они все это уже продумали давно, дожидаясь только моего появления в Кивилааксо. Такие славные это были ребята. И пусть все сказанное ими было пустой мечтой, но с этой минуты перед моими глазами то и дело вставал тот кусок земли, который выступал углом в сторону моего дома от усадьбы Сайтури и дачи Муставаара. Да, глупо все это было, конечно, чего там говорить! Но тем не менее как-то весело и легко стало у меня на сердце от их разговора, словно еще что-то новое, важное и приятное открылось для меня на финской земле, ранее мною не замеченное.

Я посмотрел на них с улыбкой и подивился тому, какие они оба стали крупные и кряжистые. Когда-то, в далеком детстве, мы втроем не могли одолеть Рикхарда Муставаара. Теперь же любой из них, пожалуй, справился бы с ним один на один, несмотря на его громадность и грозный взгляд. Такая исходила от них обоих спокойная уверенность и сила. Откуда она у них появилась? То ли это выработалось в них от постоянной борьбы с Арви Сайтури, который столько лет и так и этак подбирался к их земле, или по какой-то другой причине. В меня это почему-то еще не вошло, несмотря на все мои высокие достоинства. Как видно, что-то очень важное прошло в моей жизни мимо меня или я сам прошел мимо.

Я стукнул каждого из них шутя кулаком по груди и потом попробовал схватиться с Оскари. Но навстречу моему зажиму под его одеждой напряглись такие крупные мускулы, что я скорей выпустил его и просто так втиснулся между ними обоими, чтобы вместе прогуляться по владениям старого Матти. В то же время я не переставал высматривать Антеро. Но он был занят вместе с молодежью внутри дома, где шла подготовка к выступлениям. Сценой должна была служить веранда в той части, где были сняты перила и висел темный холщовый занавес. Артисты еще не показывались, но пианино уже стояло там, вытащенное из внутренних комнат.

Пока мы осматривали сад старого Матти, где яблоки, густо облепившие ветки, уже близились к зрелости, прозвенел звонок, снова созывающий гостей к веранде. И скоро началось представление. Оно, правда, не содержало в себе ничего особенного. Сначала были пропеты песни из тех времен, когда зародилась эта деревня. Пели хором и в одиночку. Хор был общий, из певцов Матин-Сауна и Алавеси. На пианино для всех играла внучка старого Матти. Одну протяжную старинную песню спели две пожилые женщины. Две песни спела своим чистым, серебристым голосом Матлеена. Одна старушка пропела несколько рун из «Калевалы», подыгрывая сама себе на кантеле.

А потом были показаны старинные финские танцы. Первый танец исполнил сам старый Матти со своей верной подругой жизни. Они, конечно, получили самое горячее одобрение зрителей. После них несколько старинных танцев исполнили молодые люди, переодетые в одежду тех времен. Среди них была также Эстери. Эх, жаль, не догадался сюда приехать Юсси Мурто, который сидел в это время у себя в Туммалахти и думал. О чем он думал там своей огромной светлой головой? Что еще было для него неясно? Посмотрел бы здесь на свою красавицу Эстери — и прояснилось бы в его голове все.