— Я вытащу тебя, — решительно сказал Артем.

— Не надо. Слишком уж это больно… Мне еще в пятницу сломали ребро… Так что я еле дышу. Да еще этот Заика мне кишки продырявил. И здоровье у меня теперь не очень… Я думаю, что бесполезно уже суетиться. Оставь меня здесь, уже ничего не изменишь…

— Сейчас подгоню машину, и тогда…

— Нет, не надо, лучше скажи Насте, пусть живет долго и счастливо… Как она? Ты видел ее?

— Видел. Она получила те деньги, которые…

— Это хорошо. Деньги ей пригодятся, — облегченно вздохнул Иван. — Больше всего я переживал из-за нее: не простились, не поговорили… Как-то все наперекосяк вышло. Ты ей объясни, что сможешь…

— Я объясню.

— Хорошо. Это хорошо, Тёма… Позаботься о ней. Чтобы все у нее было хорошо.

— Я позабочусь.

— Слушай…

— Да, я слушаю тебя…

— Я сейчас сдохну…

— Нет, я вытащу тебя отсюда…

— Не перебивай умирающего, это невежливо… Так вот, я сейчас умру. Я не хочу, чтобы у Насти были из-за меня проблемы. А если меня найдут в таком виде, обязательно начнутся проблемы. Будут разбирательства, следствия и все такое… Я не хочу ей всего этого дерьма. Слышишь меня?

— Слышу.

— Оставь меня здесь. Но не просто так, на земле… Чья это там машина?

— Не знаю.

— Посади меня в эту машину.

— Зачем?

— Посади! Я сам бы сел, да у меня нога прострелена.

— Иван, мы еще можем доехать до больницы…

— Да поймешь ты или нет?! Я чувствую, что умираю! Я знаю, что умираю! Мне остались какие-то минуты, а ты со мной начинаешь пререкаться… Давай тащи меня в машину…

Артем подтащил его к джипу «чероки» и помог сесть за руль. Иван откинулся на спинку сиденья и неотрывно смотрел на огонь. Дача Тарасова уже горела вовсю. Огонь перекинулся на нее от взорвавшейся «девятки», и теперь дом пылал как спичечный коробок. Рядом с пламенем, рискуя попасть под обваливающиеся куски деревянной стены, катались по земле Хирург и Шульц, вцепившись друг другу в горло.

— Ты видишь огонь? — тихо спросил Иван.

— Вижу.

— Говорят, что огонь очищает.

— Да.

— Но он еще и прячет. Я спрячусь там. Спрячусь ото всех. Ты и Настя будете знать, где я. Я буду в огне. Там мне будет тепло.

Он нажал на газ, и джип медленно покатился к даче, дерущиеся не заметили приближения тяжелой машины, и позвоночники обоих хрустнули под колесами джипа.

Потом «чероки» врезался в горящее крыльцо, и через секунду большое белое пламя взлетело вверх.

— Сайонара! — прошептал Артем и слабо взмахнул рукой другу, ушедшему в огонь.

Он медленно и тяжело шел к воротам. Ветер приносил со стороны дачи дым и пел ел. Огонь действительно скрывал многое и очищал оставшееся.

Кожин стоял у своего «ВОЛЬВО» и глядел в беззвездное небо.

— Будет дождь, — сказал он.

— Возможно, — ответил Артем и посмотрел на землю

У ног Кожина лежал неподвижный и молчаливый Резниченко. Руки его были аккуратно сложены на животе. Глаза закрыты.

— Я даже и не заметил, как это случилось, — пояснил Кожин. — Тащил его за собой, тащил, а потом он упал и не встает… Смотрю, а у него там под самым сердцем… Может быть, я его уже мертвого тащил сюда. Незаметно было.

— Пойдем отсюда, — предложил Артем.

— Сейчас, — Кожин подхватил мертвого Резниченко на руки и понес к машине. Невдалеке милиционеры тащили раненого Шестова. Каждый нес свою ношу и каждый думал о своем.

— Ребята, подбросьте до больницы, — сказал один из милиционеров. Щека у него была окровавлена. — У нас парень молодой помирает…

— Все мои парни уже умерли, — ответил Артем. — Если ваш следователь согласится ехать на заднем сиденье рядом с покойником, то садитесь.

— Он без сознания, он согласится, — сказал милиционер.

— А ты не поедешь? — обернулся Кожин.

— Нет, — покачал головой Артем. — Я выхожу из этой истории…

— Мне надо будет что-то сказать Ольге, — задумчиво произнес Кожин. — Как-то ее утешить…

— В этом я тебе не помощник.

— Я понимаю.

Милиционеры сели В «ВОЛЬВО» — один на переднее сиденье, другой — назад рядом с Шестовым. Кожин открыл дверцу с водительской стороны и снова посмотрел на Артема:

— А как же ты доберешься до дома?

— Я люблю ночные прогулки в одиночестве.

— Ну, не мудри…

— Я серьезно. Теперь мне уже недалеко до дома.

— Ну смотри, твое дело…

— Я знаю.

Артем проводил отъезжающий автомобиль взглядом, а потом пошел по дороге к городу, на ходу снимая с себя бронежилет. Воин возвращался после долгой кровавой битвы.

Победителем он себя не чувствовал.

Странно, но, прошагав пешком несколько километров до Настиного дома, он почти не устал. Было прохладно, но не более. А в воздухе спящих московских улиц не пахло ни огнем, ни смертью. И он улыбался. Когда он дошел до цели своего путешествия, уже пошли первые троллейбусы. Артем даже задумался на минуту, а стоит ли поднимать Настю с постели в такую рань и не стоит ли посидеть под дверью еще пару часов? Но потом он решил, что вид спящего небритого мужчины под Настиной дверью скомпрометирует любимую женщину его погибшего друга. И Артем нажал на кнопку звонка.

— Ты так поздно… — сказала она.

— Нет, я очень рано.

Он сел в кухне на табурет и привалился к стене, прикрыв глаза. Он думал о том, что должен сказать Насте, и не находил вступительных слов.

— Ты знаешь, — сказала Настя, зажигая огонь в плите. — Вчера, позавчера я почему-то не верила, что его больше нет. Что-то вот мне говорило… Не было такой уверенности. А сегодня ночью проснулась — так сердце сдавило… А потом отпустило. И тогда я поняла — да, он умер… Теперь я верю.

Он слушал ее и понял, что не надо ничего говорить. Пусть она ничего не знает.

— Тебе чай или кофе? — повернулась Настя к нему и за-пнулась на полуслове. Прислонившись к стене и высоко запрокинув голову, Артем спал. Негромко при этом похрапывая.

Настя осторожно поставила чашку на стол и сама села. Она смотрела на спящего усталого мужчину и плакала, вспоминая другого мужчину, который уже уснул вечным сном.

За окном усиливался ветер, и казалось, что сейчас забарабанит по окнам дождь.

А утром и вправду пошел дождь…

Повесть

Человек предполагает, а судьба располагает — всем знакомая истина, но, конечно же, никто не держит ее в голове постоянно, припоминает лишь в те самые моменты, когда судьба в очередной раз демонстрирует свое «расположение», сметая карточные домики человеческих предположений…

Когда Лина Чернова садилась за руль своего красного «вольво», она была совершенно уверена, что пробудет за городом менее суток и, покинув Москву в пятницу днем, вернется назад около полудня в субботу. Словно сытый довольный пес, заурчал мотор, и Лина выехала из подземного гаража двенадцатиэтажного дома на Третьей Тверской-Ямской, где она проживала в четырехкомнатной квартире улучшенной планировки. Ведомый уверенными маленькими руками, сжимавшими руль, «вольво» промчался по Тверской до Белорусского вокзала и дальше из Москвы.

Оказавшись за пределами кольцевой дороги, Лина расстегнула две верхние пуговицы блузки, предоставив теплому воздуху, врывающемуся в раскрытые окна автомобиля, обдувать ей грудь. Это было волнующим ощущением. Лина прибавила скорости и обогнала пару неповоротливых грузовиков, а водителю последнего даже показала язык, хотя он вряд ли это заметил. Давней ее мечтой было повести «вольво» среди бела дня совершенно голой, наслаждаясь вытаращенными глазами обгоняемых мужчин и садистски посылая им воздушные поцелуи, у Лины был опыт такой поездки только ночью, да и тогда ей пришлось хорошенько набраться, прежде чем решиться на такой эксперимент. В результате воспоминания от бешеной гонки по пустому шоссе оказались смутными и обрывочными. Помнилось лишь пьянящее чувство освобожденного тела, каждой своей порой впитывающего прохладу летней ночи, да боязливый холодок в икрах. В конце концов нервы не выдержали, она обеими ногами нажала на педаль тормоза, рассмеялась от счастья и поехала назад, на дачу к подруге…