Но, думая так, Резниченко немного ошибался. Тем же вечером Андрей Шестов допоздна задержался на работе, пытаясь дозвониться в Прагу до человека, который смог бы ему помочь. Отчаявшись после очередной неудачи, он вышел из коридора покурить и нос к носу столкнулся со своим приятелем. Приятель работал в управлении по борьбе с организованной преступностью.

Сейчас он шел обозленный еще больше, чем Шестов, сдирая на ходу с себя бронежилет и матеря какого-то неизвестного Шестову майора последними словами.

— Они совсем охренели! — Приятель выхватил у Шестова сигарету и затянулся. — Пидорасы вонючие! Двурушники!

— И козлы, — добавил от себя Шестов. — Кто это наступил тебе на ногу?

— Да представляешь, — приятель засунул сигарету обратно в рот Шестову. — Сейчас был на выезде: банк ограбили. Троих человек из банды положили ребята из СОБРа, ну а кто-то успел уйти с деньгами. И еще один тяжелораненый. Только собираюсь я этого раненого везти в наш госпиталь под усиленную охрану, чтобы потом его хорошенько взять за жопу… — приятель сделал драматическую паузу.

— Ну и? — помог Шестов.

— Ну и появляются какие-то шишки в погонах и отдают этого раненого знаешь кому?

— Вернули в банду на излечение, — предположил Шестов.

— Это уже перебор, — покачал головой приятель. — О таком даже я не слышал.

— А что же тогда? Отпустили домой под честное слово?

— Отдали банковской службе безопасности, — торжествующе сказал приятель. — Так что ты не угадал.

— Это для меня слишком сложно, — признался Шестов. — Только знаешь, что я думаю по этому поводу?

— Ну-ка…

— Они возьмут его за жопу безо всякого госпиталя, сегодня же вечером. Потому что они будут искать свои деньги.

— Это мне понятно, — вздохнул приятель. — Все равно обидно. Из-под носа увели…

— Не плачь, — похлопал его по плечу Шестов. — Будет и на твоей улице праздник. По крайней мере тебе не грозят мозоли на пальцах после двух часов дозванивания в Прагу…

— А кто это будет тебе международные разговоры оплачивать? — поинтересовался возникший за спиной Шестова начальник.

— Разве не вы? — наивно предположил Шестов.

— Я линяю, — тихо сказал приятель и действительно слинял.

— Иди-ка сюда и объясни, какого черта тебе понадобилось в Праге? — устало сказал начальник. — Я собирался ехать домой, но с тобой, Шестов, нет мне покоя ни светлым днем, ни темной ночью…

— Прошаков был водителем и охранником Резниченко, — начал Шестов, не спеша, впрочем, приближаться к начальнику. — Его убили, инсценировав преступление на гомосексуальной почве. Я думаю, хотели подставить Резниченко, приписав гомосексуализм и ему. То есть не приписать, а наоборот…

— Я уже начинаю путаться в твоих мыслях. Говори проще, и люди к тебе потянутся.

— Может, это и не компрометация, потому что он, может быть, и на самом деле «голубой».

— Ох ты, — вздохнул начальник. — Здорово. А министр внутренних дел — не «голубой»?

— По моим сведениям, нет, — с интересом сказал Шестов. — А по вашим?

— Замнем для ясности. Так на каком основании ты делаешь такие выводы, специалист по сексуальным преступлениям?

— Спасибо за комплимент, — скромно потупился Шестов. — Жена и дочь Резниченко срочно уехали из Москвы на неопределенный срок. Не обещая звонить и писать. Она ему сказала, что хочет от него отдохнуть.

— Ваши выводы?

— Она устала терпеть его гомосексуальные заморочки и сбежала в Европу, — отрапортовал Шестов.

— Андрюша, — ласково сказал начальник. — Почему ты не подошел ко мне поближе, когда я тебя попросил?

— М-м-м…

— Твое счастье, что ты не подошел ко мне. Иначе я схватил бы тебя сейчас за яйца и не отпускал бы до тех пор, пока ты десять раз не прокричишь: «Идиотам не место в милиции».

— Так я и думал! — облегченно вздохнул Шестов и на всякий случай отступил еще на шаг. — А почему я идиот?

— Потому что от меня жена тоже иногда уезжает к матери. При этом она вопит нечеловеческим голосом, что я надоел ей хуже горькой редьки. Про меня ты тоже скажешь, что я…

— Ну-у-у, — задумался Шестов.

— Только попробуй! — погрозил ему кулаком начальник. — Ты вот тоже, к слову, говоря, не женат. Что, мальчиками балуешься?

— Только не надо с больной головы на здоровую, — запротестовал Шестов.

— А кто тебе сказал, что она уехала в Европу?

— Сам Резниченко.

— Подтвердилось?

— Вот за этим я и звоню в Прагу!

— За эти звонки будешь платить из своего кармана, — пригрозил начальник. — Ну и что ты там узнал?

— Визовый отдел утвержает, что Ольга Резниченко не приезжала в Прагу в течение последних двух недель. Правда, может быть, она прибыла сегодня утром, этих сведений в визовом отделе нет, вот я и звоню…

— Погоди. То есть он говорит, что жена уехала в Прагу, а ее там нет, правильно я тебя понял?

— Ну да. Я ее пока не нашел, но найду и…

— Ты не там ее ищешь, — снисходительно посмотрел на Шестова начальник. — Это же. элементарно, Шестов. Если муж говорит, что жена уехала черт-те куда на черт-те сколько, знаешь, о чем это говорит?

— О чем? — насторожился Шестов.

— Да он ее прирезал и закопал в укромном месте. На даче. На пустыре. А ты ее еще год будешь по Европам искать…

— Резниченко? Зарезал жену? — недоверчиво посмотрел на шефа Шестов. — А дочь он тоже зарезал и закопал?

— Там и дочь была? — Начальник задумался. — Чего ты от меня хочешь? Ты следователь или кто? Хочешь, чтобы я за пять минут раскрыл дело, на которое тебе месяцы отпущены?

— А что я…

— Бери людей и установи за этим Резниченко слежку. Вот и выяснишь, где его жена, «голубой» он или нет… Вопросы есть?

— Отсутствуют! — крикнул Шестов и щелкнул каблуками ботинок.

Вечером, около одиннадцати часов, Кожин позвонил Григорию Александровичу, который уже начал засыпать перед экраном телевизора, и гордо отрапортовал:

— Есть миллион сто пятьдесят тысяч!

— Пусть Шульц подавится, — последовал ответ.

— А как же недостающие триста пятьдесят тысяч?

— Ты еще вспомни про недостающие два миллиона, которые я должен отдать во вторник. Что мы будем грабить на этот раз?

— Я надеюсь, что до вторника дело не дойдет. А вот завтра надо будет всучить ему полтора миллиона, чтобы он остался доволен.

— Выпишу чек. Или отдам Ольгино золото.

— Хорошая идея. Кто пойдет на площадь?

— Конечно, ты.

— Лучше бы тебе там появиться.

— Это почему же?

— Ты отдашь деньги и поедешь домой. А я поведу этого гада до его логова.

— Хорошо, — согласился Резниченко. — Завтра в пять я заеду к Аркадию Семеновичу, пусть деньги будут приготовлены к этому времени.

— Они уже готовы.

— Как ты думаешь, у нас получится? — с тревогой в голосе спросил Резниченко, и Кожин постарался его успокоить, громко и безмятежно расхохотавшись в трубку:

— Ясное дело! Раз уж сегодня в банке выгорело, то это будет раз плюнуть!

— Твоими бы устами…

Резниченко вспомнил, как дрожали его колени, когда он выходил из банка с чемоданом, полным денег, и не поверил в завтрашнюю удачу. Два раза подряд такие аферы не проходят. Это было бы слишком широким жестом со стороны Судьбы.

Казаков открыл калитку и вошел во двор тарасовской дачи ровно в полночь: запищали электронные часы на руке, где-то неподалеку заухала сова, и Казаков поежился — это отдавало какой-то мистикой.

Тарасов стоял на крыльце и чуть покачивался, привстав на носки. Глаза его были закрыты. В правой руке он держал бейсбольную биту. Казаков замер, внимательно наблюдая за шефом.

Тот принял из рук охранника мячик, взвесил его на ладони, потом напрягся и втянул воздух ноздрями.

— М-м-м, — прошептал он. — Человеческим мясом пахнет…

Казаков едва успел пригнуться, когда Тарасов мощным ударом биты отправил мяч вперед. Просвистев над головой перепуганного Казакова, мяч ударился в калитку и отскочил в траву.