— П-проворное мясо, — сделал вывод Тарасов и открыл глаза. — А, вот ты где! Т-теперь я не промахнусь… — шеф заикался меньше, чем обычно, а это означало, что он нанюхался кокаина. Тарасов протянул руку для нового мяча, и Казаков понял: у него есть лишь несколько секунд, чтобы предотвратить новый удар биты.

— Олег Михайлович, я говорил с вашими знакомыми из милиции.

— Ты нашел деньги? — Тарасов сжал мяч в ладони.

— Пока нет, но…

— А на кой хрен ты мне т-тогда нужен, — пожал плечами Тарасов.

— Я упросил их… Йо-о-о-у-п-п! — Мяч ударил Казакова в плечо, и он дернулся от боли. — Я упросил их отдать нам раненого! — заорал Казаков на всю дачу.

— Тем более, на хрена нам р-раненый? У нас же не больница, п-правда? Мяч, п-пожалуйста…

— Это единственный, кто остался в живых из той банды. Он ранен, но его можно заставить говорить! — Казаков на всякий случай отбежал к забору.

— Ну так сначала заставь, а потом беспокой меня… — Тарасов занес биту. — Ты же должен догадываться, что у меня с-сегодня плохое настроение…

— Я же утащил его из-под носа у РУОПа, его надо надежно спрятать!

— Здесь, что ли? Ты совсем одичал…

Тем не менее рука с битой опустилась, не нанеся удара по мячу. Тарасов со вздохом присел на крыльцо.

— Ты, к-конечно, облажался сегодня на двести процентов. Ладно хоть пленного взял. Пленного мы будем допрашивать по законам военного времени. И правильно, что ты его сюда приволок. У меня лучше получится с ним п-пого-ворить. Ты замучил бы его до смерти, а ничего бы не узнал. — Казаков облегченно кивнул.

— Ну т-тащи его сюда, чего стоишь? — прикрикнул на него Тарасов. — Все равно б-бессонницей мучаюсь…

Через пять минут охранники поволокли по ступеням крыльца высокого бледного мужчину лет тридцати. Он был без сознания.

Когда с него сняли бронежилет, то обнаружили на груди три больших кровоподтека, дышал он тяжело и прерывисто, отчего Казаков решил, что у мужчины сломано ребро. Повязка на левой ноге насквозь пропиталась кровью. Лоб был глубоко рассечен: Казаков сам видел, как мужчину били прикладами по голове уже после того, как он упал под выстрелами тарасовских людей, рвавшихся в здание банка со двора.

Мужчину втащили в дом, а потом, не особенно церемонясь, спустили в подвал, где и положили на большой деревянный стол. Тарасов поднял мужчине веко и осмотрел зрачок.

— Будет жить? — поинтересовался Казаков.

— Пока не расскажет все, что нужно, — будет.

— Вызвать Хирурга?

— П-пожалуй…

Хирургом звали личного врача Тарасова, который, помимо этого, выполнял и некоторые специфические медицинские услуги.

Хирурга привезли через час.

— Чем мы займемся сегодня? — спросил он, раскрывая чемоданчик, и при виде его содержимого Казакова передернуло.

— Он должен прийти в себя, он должен понимать мои слова, он должен мне отвечать. Это можно сделать? — спросил Тарасов, усаживаясь на стул в изголовье пленного.

— Легко! — ответил Хирург и достал шприц. — Зафиксируйте больного.

Мужчину привязали за руки и за ноги к специальным держателям в углах стола.

— Начинайте, — приказал Тарасов и приготовился к своему излюбленному зрелищу: точной и аккуратной работе Хирурга.

Через несколько минут мужчина на столе дернулся, будто по нему пропустили электрический ток.

— Н-начинается, начинается! — Тарасов ухватил мужчину за ухо и стал яростно теребить. То ли от этой процедуры, то ли от препаратов, которые вкалывал мужчине Хирург, но глаза лежащего неожиданно открылись.

Он молча смотрел на Тарасова, а тот ласково сказал:

— Доб-брой ночи, мой друг. Оставайтесь с нами. У н-нас будет интересно.

Тарасов повернулся к Казакову и предложил:

— Т-ты мне здесь все равно пока не нужен. Поднимись наверх и посмотри вот это. Мне сегодня какой-то парень из твоих подарил, — и он протянул Казакову дискету, которую утром в пятницу ему предложил для ознакомления Вадим. — А я прод-должу с нашим другом…

Вскоре после того как измученный подсчетом денег Кожин отправился домой спать, в квартире Диспетчера раздался телефонный звонок.

— Я слушаю, — устало проговорил Аркадий Семенович, также вымотавшийся за день, хотя и не сделал из дома ни шагу.

— Да, — сказан секунду спустя, уже нахмурясь и забарабанив пальцами по столу.

— Конечно, конечно, — ответил собеседнику Аркадий Семенович, и если бы кто-то в этот момент увидел его глаза, то нашел бы в них крайнюю степень озабоченности и тревоги.

— Хорошо, — произнес Аркадий Семенович и добавил еще несколько слов, дабы окончательно успокоить собеседника, но сам он успокоиться в тот пятничный вечер уже не мог.

После долгих мучительных раздумий Аркадий Семенович решил, что это его личная проблема, с которой он должен лично справиться. И он ничего не сообщил о позднем звонке ни Кожину, ни тем более Григорию Александровичу.

Диспетчер полностью понадеялся на собственные силы, и в этом заключалась его ошибка.

Так что для Анатолия Кожина, заехавшего в субботу в час дня на работу, последствия этой ошибки оказались полной и неприятной неожиданностью. Выйдя из машины на тротуар перед центральным зданием «Грот-банка», он тут же оказался в объятиях плохо одетого мужчины, вдобавок обритого наголо.

Этот мужчина крепко обхватил Кожина за шею и прижал к себе, будто страстный любовник. Но страсть если и была здесь, то вовсе не любовная: левой рукой мужчина направил в живот Кожину короткоствольный револьвер и прошептал ему на ухо, торопливо и горячо:

— А сейчас я тебя убью.

Артем оставил машину у подъезда и, еле передвигая ноги, потащился к дому. Уже в дверях он вспомнил о конверте с телефонным номером, который завещал ему Иван. Именно завещал, потому что сам Иван сейчас… Об этом Артем предпочитал не думать.

Поднявшись в квартиру, он сел за стол и закрыл глаза. Немного в его жизни было таких потерь, как сегодня. И трудно было пережить сегодняшний день, смириться, успокоиться и забыть.

Но это нужно было сделать, поскольку после гибели Ивана Артем остался со своими проблемами один на один. Теперь никто не мог помочь ему в будущем столкновении с Бешеным, а в том, что такое столкновение состоится, у Артема Метельского не было сомнений.

Гибель Ивана изменила не только это. Артем понял, что было бы недостойным занятием и дальше бегать от Бешеного по стране, просыпаясь в холодном поту от каждого подозрительного скрипа. Есть разные способы борьбы со страхом: можно попытаться забыть о нем, можно попробовать убежать от него, но для настоящего мужчины — как решил Артем — существует лишь один путь: он должен встретиться со своим страхом лицом к лицу. И убить страх.

Сделать это было нелегко: Артем по-прежнему чувствовал себя не лучшим образом, вдобавок позавчера он перетрудился с гирями, и обе его руки теперь ныли неослабевающей болью. А главное — рука, его искалеченная правая рука теперь не могла поднять оружие и спустить курок. Левой он, правда, тоже управлялся неплохо, но человек с одной боеспособной рукой не воин.

Вспомнив все это, Артем встал из-за кухонного стола. Некогда было страдать и оплакивать мертвых. Нужно было спешить, чтобы самому остаться в живых.

И первой проблемой Артем посчитал отсутствие оружия. Те четверо, что пару часов назад вошли в «Грот-банк» и остались там мертвыми, забрали с собой все оружие, не оставив Метельскому завалящего пистолета. Поразмыслив, Артем решил, что здесь, на конспиративной квартире Ивана, должно быть припрятано что-нибудь полезное. «Жаль, что так мало успел поговорить с Ванькой перед делом, — подумал Метельский. — Но он не думал, что погибнет. Он надеялся, что выйдет живым из всего этого…»

Сначала Артем осмотрел кухню, облазил все ящики и шкафы, но сумел найти только набор кухонных ножей. «На крайний случай и это сгодится. Нож-то я смогу удержать и в правой руке». И он отложил в сторону два ножа средних размеров.