— Так вы что же, прямо туда подошли? — удивился Богданов. — А если бы вас опознали?

Старичок беззаботно махнул рукой.

— Да полно, две тетки-колхозницы да мужик-за-булдыга? Говорят, что приехали-де на иномарке чеченские дилеры… — Чурганин усмехнулся: — Им что киллеры, что дилеры, а ханыга твердит про красные «жигули», дальтоник. На оружии сошлись — автомат, говорят, использовали бандиты. Полезный народец. Да и я еще ментам досыпал про зеленую «пятерку» с рязанскими номерами да про тот же автомат. Пока что никто и не думает, что ты в них пальнул.

А гильзы? Их же найдут…

— Гильзы? — снова усмехнулся старичок и, заговорщически подмигнув Богданову, предложил: — А ты поройся у себя в карманах.

Валентин последовал совету спасителя и с удивлением уставился на пистолетные гильзы, которых оказалось ровно восемь.

«Везет тебе на старичков», — промелькнуло в голове у майора.

Правда, новый знакомый Валентина мало походил на шикарного Шарпа в ковбойской шляпе и сапогах. Чурганин был прост, между тем объединяла его с бравым американцем некая задиристость. Чувствовалось, что живет в нем вера в какую-то особенную высшую справедливость.

Расставаясь, Максим Викулович предложил:

— Телефон мой запиши. Я тут недалеко живу.

Богданов и здесь послушался доброго совета.

Когда следующим утром, поймав Володю Лукьянова, майор выяснил, что владелец болотного джипа работает в фирме «Каролина», ранее входившей в концерн «Исполин», твердо решил, что оставлять бумажные сокровища в квартире Козлова не будет. Весь инцидент на улице героя восстания пресненских рабочих очень походил на случайность, но… Богданову не нравились случайности.

Валентин решился и из автомата позвонил своему новому знакомому, попросив забрать из ячейки камеры хранения Казанского вокзала сумку, в которой оставил «олеандровские» папки и ТТ. Материалы по Климову Валентин взял с собой.

Памятуя о предупреждении Шарпа, Богданов, не доверяя уже никому, остановил машину в очень людном месте возле метро на проспекте Мира, быстро запер дверцу и опрометью бросился к павильону станции, сшибая на ходу пассажиров. Он был готов поспорить, что на «хвосте» у него сидели как минимум двое каких-то типов, которые, не ожидая от объекта такой прыти, упустили его.

Однако, выйдя на станции «Павелецкая-кольцевая», он вновь почувствовал слежку. Майор протащил «хвост» до радиальной, шпики не отставали. Он проехал до Варшавской и в последний момент, когда поезд уже отправлялся, выскочил из вагона, сопровождаемый отнюдь не лестными эпитетами в адрес своей персоны.

Заподозренный им тип (теперь он был один) не успел повторить маневр Валентина. Не удовлетворившись этим, Богданов сделал еще несколько пересадок и, только окончательно убедившись, что его оставили в покое, отправился на Казанский вокзал, а оттуда уже прямиком на Павелецкий. Оттуда он позвонил Козлову и, принеся извинения, попросил забрать «семерку» с проспекта Мира, потом купил несколько газет, засунул их в «дипломат» и, оказавшись, наконец, в электричке, нет-нет да погладывая на окружающих пассажиров, предался чтению.

«И в борьбе с зеленым змием побеждает змий», — прочитал Валентин заголовок в одной из газет.

В статье сообщалось о некоем гражданине, которого в не вполне вменяемом состоянии подобрали на улице милиционеры, он бегал по снежку босиком — рановато для третьей декады марта — и объяснял свои действия происками… вышедшего из стены зеленого духа. От внимания майора не укрылся тот факт, что гражданина доставили в уже знакомое 88-е отделение милиции.

«Надо бы выяснить у них его фамилию», — подумал майор. Во второй раз он вспомнил об этом, уже поднимаясь на борт Ил-62.

Заканчивалась суббота, наступало воскресенье, а несколько мужчин в гражданских костюмах, но с военной выправкой, собравшихся за столом в кабинете

помпезного здания, выходившего величественно-зловещим фасадом на площадь в центре столицы, не спешили расходиться по домам.

Причина, заставившая их засидеться допоздна, бы-. ла довольно странной.

Предметом, привлекшим внимание столь достойных людей, стал всего-навсего перевод творения никому не известного автора, жившего в Калифорнии сто с лишним лет назад. И вместе с тем благодаря этому малопримечательному литературному произведению, точно разноцветные провода в толстый жгут, сплелись судьбы нескольких совершенно разных, подчас незнакомых друг с другом людей.

Хозяину кабинета, крупному, даже, пожалуй, грузному подполковнику Григорию Александровичу Найденову, едва перевалило за сорок, хотя черную густую шевелюру его уже обрызгало природным серебром. Вторым по старшинству из четырех собравшихся являлся тридцатилетний капитан Владимир Витольдович Лукьянов (внешне полная противоположность шефу, маленький, юркий человечек с пронзительными глазами), но именно ему были обязаны все присутствующие тем, что србрались здесь.

Иной человек не обратил бы никакого внимания на странные изыскания подчиненного или, подивившись неординарности мышления последнего, постарался бы отделаться от носителя безумных идей… Любой другой человек, но не Григорий Найденов, которого судьба давно убедила в полезности мудрого совета древних — nil admirari[81].

— Так что твой подопечный? — спросил подполковник.

— Все, Григорий Саныч, как я и предполагал, его объект завершил маршрут, — Лукьянов сделал паузу и подытожил: — Все сходится.

— Как ни крути, Володя, а похоже на бред, — проговорил начальник, как бы отрекаясь от проделанной капитаном работы. Последний знал — это ход, некое отказное движение, шаг назад перед прыжком, все что

угодно, только не отступление. — Ну ты подумай, оборотни — это… м-м-м… нечто из области фантастики.

— И вместе с тем это так.

— Объясни ребятам, — потребовал Найденов.

Лукьянов охотно поспешил выполнить приказ:

— Автор этой книги на самом деле обладал уникальным изумрудом весом более чем в шесть или даже семь тысяч каратов, считалось, что камень заключает в себе магическую силу, что с его помощью… Что?.. Президент[82]? В нем пять с половиной тысяч, так что он меньше, но… На чем основывается уверенность? Есть основания… Нет, в музее он свою реликвию не выставлял, однако вот здесь, — Лукьянов ткнул пальцем в пухлую папку, лежавшую перед ним на столе, — есть некоторые сведения об изумруде, он не раз и не два всплывал, украденный у очередного владельца, и всякий раз вокруг него лилась кровь… Это без мистики, без мистики, потом прочитаете, дайте говорить, черт возьми! — рассердился он на двух других товарищей и посмотрел на подполковника полными мольбы глазами.

— Тихо, — сказал Найденов. — Вопросы по существу.

— Ладно-ладно, просто хочется разобраться, — сдался самый упорный Фома неверующий, вихрастый молодой человек, этакий Шура Балаганов. Однако простаку «Шуре» было уже тридцать и он по праву считался очень неплохим оперативником.

— Оживление, которое начали проявлять в последнее время некоторые господа, вокруг моего подопечного, — продолжал Лукьянов, касаясь пальцами второй папки, — говорит само за себя.

— Как, ты говоришь, эта хреновина называется? — спросил задумчивый молодой человек по фамилии Алиханов.

— Монтевил называл изумруд Woden’s Eye — Глаз Одина, но в соответствии с традициями средневековья существовало и иное название, по-латыни оно звучало так: Oculus Diaboli… [83]

— Что такое Один? — спросил Алиханов. Коллега одарил его очень недовольным взглядом, мол, какого черта ты тут все это время сидишь с умным видом, если самого главного и не знаешь?

— 0дин, — поправил он таким тоном, точно хотел при этом прибавить: «Для дураков повторяю». — И не что, а кто — главный бог в древнескандинавском Пантеоне. По одной из легенд он будто бы отдал глаз за то, чтобы в обмен получить мудрость мира, а Локи — нечто вроде демона — подшутил над повелителем, выкрал его глаз и отдал одному из земных внуков Одина. Это, конечно, легенда, но камень существует и уже начинает проявлять себя… — Капитан прервал объяснения и обратился к начальнику: — Я просил вас, Григорий Саныч, если уж я нужен здесь, хоть кого-нибудь отправить на Чукотку…