Вопреки всем ожиданиям, майор задремал, то есть погрузился в сон не в сон, в какое-то марево, где (уже и на том спасибо) с проводником и Верой больше не сталкивался.

Когда Богданов, очнувшись, посмотрел на часы, оказалось, что уже около одиннадцати и дамы удалились, оставив после себя страшный разгром. Убедившись, что женщин нет, Богданов первым делом проверил, на месте ли его папки и… билет на Чукотку. Валентину стало стыдно за свою подозрительность, равно как и за беспорядок вокруг.

Майор достал из-под шапки пистолет и усмехнулся: «Герой!»

На глаза ему попалась старая газета, валявшаяся как раз под вешалкой. Валентин убрал ТТ и поднял газету, размышляя, куда бы ее пристроить. Взгляд его случайно скользнул по пожелтевшей странице. Прочитав набранный крупными буквами заголовок, Богданов нахмурился: «Шпиономания». Решив, что убираться будет потом, Валентин отправился на кухню, чтобы позвонить руководителям «Форы». Он с некоторым злорадством запихал ехидную газетенку в мусорное ведро и «уселся» на телефон.

Амбросимсв, как сообщила супруга, отсутствовал, и когда будет она сказать с точностью не могла, предложив Богданову позвонить мужу на работу.

«Не знает еще? — подумал Валентин, кладя трубку. — Странно… Кто же на них все-таки «наехал»?

Этот вполне закономерный вопрос не давал Валентину покоя со вчерашнего дня, когда он узнал, что виновником смерти «Форы» является некая фирма «Хардлайн», — все, что удалось вытянуть из сотрудника отделения милиции, присутствовавшего при закрытии издательства, который оказался единственным на земле человеком, сунувшим нос в документы, дававшие право неизвестным крутым парням вершить самосуд.

Бакланова опять не оказалось дома, старый знакомый Валентина Славик бодреньким голоском сообщил, что дядя Лёня ушел и когда вернется неизвестно. Майор позвонил домой Лукьянову, но и тот уже успел куда-то смыться.

— Заразы! — оскалился Богданов. — Суки!.. Олеандровы все!

Он взял с подоконника папки — свои сокровища — и в который раз уже подумал:

«Надо куда-то спрятать и их, и пушку. Не оставлять же здесь! Ромка ведь может в любой момент привести шоблу, мало ли что?»

Даже не выпив кофе, Валентин спустился вниз и, «оседлав» «семерку» хлебосола Процента, отправился разыскивать переводчика Костика.

Прежде чем найти нужный дом, Богданов вволю наколесился по закоулкам-переулкам на редкость унылого райончика, словно бы имплантированного в московский Центр (от Садового кольца пять минут, с учетом всех светофоров) из самой отвратительной индустриальной глубинки.

Отыскав, наконец, здание (наискосок от упомянутого Леной мебельного), майор благодаря «Сарафан-эдженск» установил, что «да, тут вот Коська живет, все верно, родители на дачах, а он тут… А вы не из милиции?».

Поинтересовавшись у доброй соседушки искомого Костика, чем вызван подобный вопрос, Богданов услышал:

— Да бузит, музыку допоздна включает, компании водит…

— Мэ-э… Да… — ответил майор, которому не терпелось захватить Костика тепленьким.

Старушка с некоторым недоверием посмотрела на собеседника, видимо решив, что он человек хотя с виду и важный, но все же, скорее всего, бесполезный, и со вздохом проговорила:

— Да теперь-то всем все равно, не то что раньше.

Поблагодарив, Валентин поднялся на второй этаж и позвонил. Почти пятиминутное стояние под железной дверью без номера ничего не дало майору, хотя от его настойчивого трезвона не проснулся бы разве только мертвый. Несолоно хлебавши Валентин вернулся во двор и, потратив еще минут примерно десять на разговоры про жизнь, выяснил у бабушки номер телефона Костика, подумав при этом, что занимается мартышкиным трудом.

Проклиная себя за без толку потраченное время, майор сел за руль, развернул «семерку» на совершенно пустой улочке имени героя восстания 1905 года Литви-на-Седого, а никакого, конечно, не лейтенанта Серова, как казалось ветреной Лене, отвергнувшей ухаживания неуловимого Костика.

Впрочем, тишина, царившая вокруг, оказалась на деле обманчивой, первый же перекресток преподнес сюрприз. Одному Богу или, может быть, дьяволу было известно, каким образом Богданову удалось не столкнуться со сверкающим болотного цвета боками красавцем джипом. Водитель иномарки тоже понервничал, так как, резко затормозив, остановил машину неподалеку от «жигулей» майора. Виноват, конечно, был прежде всего последний: ему полагалось пропустить джип, хотя и его водителю тоже не стоило бы гнать со скоростью сто двадцать километров в час по довольно коварной дороге.

Не успел Валентин прийти в себя, как дверцы джипа распахнулись и прямо к «семерке» направились трое столь же решительного, сколь и внушительного вида мальчиков.

— Так, мужик, — сказал один из близнецов-тройняшек, каковыми парни на деле, конечно, не являлись, однако черты индивидуальности у них были, если можно так выразиться, сильно унифицированными. — Давай бабки.

— Сколько? — поинтересовался любопытный Богданов, который ожидал, что ему сейчас с ходу попытаются заехать по физиономии. Что-то помешало «юношам» поступить таким образом.

— Двести грина! — не терпящим возражения тоном заявил все тот же «брат». Он стоял в центре и чуть впереди, отчего мальчики напоминали удалую тройку-птицу.

Богданов скорчил виноватую физиономию.

— Да вы что, ребята? Бутылку, — он качнул головой в направлении находившегося у него за спиной киоска, — могу купить, любую, виноват, так чего уж там…

— Ты не понял, мужик, двести гри…

— В городе езда со скоростью свыше шестидесяти килом…

— Четыреста!

— Ладно, парни, примите мои извинения, я поехал… — Валентин сделал вид, что хочет сесть в машину, от которой он предусмотрительно отошел на три-четыре шага, оставив дверцу открытой. На какое-то мгновение майор превратил себя в великолепную мишень для сокрушительного удара, который и был нанесен «правым пристяжным». Подлый выпад имел целью затылок Валентина и должен был уложить его на асфальт, где «тройке» осталось бы только добить глупого лоха.

Однако именно такого удара Богданов ждал и к нему готовился, а потому в результате нехитрых телодвижений майора «правый пристяжной» вспахал носом асфальт возле процентовской «семерки».

«Коренник» атаковал немедленно и стремительно; он ставил на мощь мускулов, на массу, на силу удара, а его менее спортивный противник, вынужденный беречь силы, использовал прием айкидо, благодаря которому вся энергия «коренного» обернулась против него самого. Нападавший рухнул навзничь. «Левый» выхватил пушку, но едва успел щелкнуть затвор, как майор выбил пистолет из рук парня точным ударом ноги.

Лишившись оружия, качок проявил секундное замешательство, что дало возможность Богданову врезать ему каблуком в пах. Противник присел и застонал, Валентин же ударил его ногой с разворота. Майор стремился попасть в челюсть, но угодил в переносицу, да так удачно, что «левый пристяжной» оказался выведен из строя надолго.

Теперь надо было скорее запрыгнуть в машину и «вострить лыжи» прочь от злополучного места, но неудачно приземлившийся «правый пристяжной» успел подняться и преградить майору дорогу. Качок попытался достать Богданова ударом ноги. Когда это не помогло, он не придумал ничего лучше, чем повторить попытку еще два раза.

Богданов перехватил ногу нападавшего и рванул ее высоко вверх; парень со всего маху стукнулся затылком об асфальт, но поскольку голова «юноши» представляла собой костный монолит, «правый пристяжной» сделал попытку встать. Добивая его (без этого попасть в Машину майору было бы крайне затруднительно), Валентин на секунду выпустил из поля зрения валявшийся на асфальте пистолет. Оружие исчезло.

«Черт!» — с досадой подумал Богданов и в следующую секунду услышал щелчок взведенного курка и знакомый уже голос «коренного»:

— Стоять!.. Лечь!!!

— Так стоять или лечь?! — огрызнулся Богданов.

— Лечь!!!

«Ну подойди же ты, урод, — мысленно взмолился Валентин. — Неужели не хочется стукнуть меня по затылку?»