Пока победители веселились и грабили господскую сокровищницу, и разбойники и их сообщники были заодно, но скоро все могло измениться. Как бы ни оглупел от счастья Губерт, обретя возлюбленную, он не мог не понимать, что многие из его помощников помнят, как он вместе с Гвибертом разорял их дома. Следовало подумать о бегстве, и немедленно. Но Найденыш, не будучи в силах сдержать страсть, уединился с Арлетт в каморке Юдит, которая разделяла господскую постель с Бибуло. Зимняя ночь длинна, и совершенно опустошенные, лишенные сил юные любовники сладко заснули задолго до рассвета. Однако сон их оказался непродолжительным.

Очень скоро в дверь постучали.

— Это я, вставайте. Арлетт, поднимайтесь, доченька!

Заспанный Губерт нехотя открыл дверь, чтобы услышать шепот Юдит, сгибавшейся под тяжестью какой-то ноши, которую она с облегчением положила на пол.

— Бегите, дети, бегите, утром эти варвары захотят напиться вашей крови, будто им мало той, которую они пролили сегодня. Кривая ведьма уже приходила к Бибуло, который прогнал ее, отложив дела до рассвета, но она вернется. Злобная тварь — ей не нравится, что я лежу с ним в постели барона. Ей вообще все не нравится.

Губерт понимал, что Юдит права. Следовало поступить так, как велел Конрад, — взять перстень барона и, выскользнув из замка, спешить в Салерно ко двору герцога. Все так, но… до чего же не хотелось отрываться от сладкого тела Арлетт и скакать куда-то в холодную, сырую ночь. Однако та, поднявшись, уже зажигала от лучины факел.

— Нам надо скорее смываться отсюда, — проговорила Арлетт, выслушав Юдит. — Эта кривая стерва потребует нашей крови, к тому же… Губерт, ты говорил мне, что собираешься ехать к герцогу, не так ли? — Губерт кивнул, а Арлетт продолжала: — Герцог примет тебя, пошлет с тобой дружину. Почти все, кто знал тебя в лицо, мертвы, осталась только дурочка Гунигильда да еще несколько женщин, которых никто особенно и слушать не станет, если даже им и придет в голову сказать, что ты не тот, за кого себя выдаешь. Не забывай, ты вернешься сюда обласканный, в дорогих одеждах, на боевом коне… Они не решатся признать в тебе того, кто ты есть, а если и посмеют… — в глазах Арлетт блеснул нехороший огонек. — Мы заставим их замолчать.

— А ты? — с тревогой спросил Губерт. — Ты же не можешь остаться здесь? Они, они… — юноша осекся: он видел, какие взгляды бросал толстяк Бибуло на его возлюбленную, и понимал: сегодня вождь разбойников удовольствуется Юдит, а завтра позовет к себе и ее дочь. — Вдруг они убьют тебя?.. И поехать со мной ты не сможешь. Как я представлю тебя герцогу?

На этот счет у Арлетт имелось иное мнение. Она всегда быстрее соображала, чем молочный брат.

— Я? — переспросила она и озорно подмигнула Губерту, чья озабоченная физиономия веселила рыжую чертовку. — Если ты собираешься стать рыцарем, Губ… то есть, прости, конечно, Роберт, тебе понадобится оруженосец, не так ли?.. Что ты смотришь на меня, точно видишь впервые? Пли ты предпочтешь выбрать другого?

— Верно, — прошептала Юдит, — вот, — она показала на сверток, который принесла с собой. — Вибуло уснул, и я взяла доспехи барона, которые разбойник вознамерился оставить себе, сняла с его пальца перстень господина. — Прачка перекрестилась: — Прими, Господи, его душу, все-таки он был добр со мною и другими женщинами… Это все, а, да, еще, для тебя, Арлетт, я взяла мужскую одежду и немного денег… Торопитесь!

Губерт и Арлетт принялись торопливо облачаться, как-то и не думая впопыхах, какая кара ждет Юдит поутру, когда разбойники поймут, что их обманули, да еще прихватили лакомый кусочек из добычи Вибуло. Кольчуга весила, наверное, больше пуда, она давила, гнула к земле Губерта, привыкшего к более легким доспехам. В кольчатую броню Роберта облачилась юная воительница Арлетт, надев ее поверх залатанного камзола, принадлежавшего последнему любовнику Юдит. Губерт опоясался мечом Роберта, нахлобучил на голову его шлем, Арлетт подхватила самострел.

Юдит, озираясь по сторонам, отправилась к воротам, а беглецы поспешили спуститься в конюшню. Грекобойцу Губерт нашел в обычном стойле. Пробудившийся разбойник, которому выпала честь исполнять обязанности конюха, и его помощник, продрав глаза спросонья, не сразу и поняли, кого видят, а когда, наконец, уразумели это, меч Губерта пропорол горло одного из них.

Второй также не успел поднять тревоги — черный султан оперения арбалетной стрелы расцвел у него в глазу. Второпях беглецы непослушными пальцами, трясущимися от волнения, вызванного страхом и азартом, подседлали двух кобыл, а затем Грекобойцу и мерина Диогена, которым суждено было идти заводными.

Покончив с этим, беглецы покинули конюшню и отправились к воротам. Там все обстояло вполне благополучно. Юдит удалось поднять тяжелую перекладину, на которую запирались дубовые створки ворот. Железный засов, справиться с которым у женщины вряд ли хватило бы сил, победители, никого не опасавшиеся, по счастью, задвинуть поленились. Один из двоих стерегших выход стражей зашевелился, но в тот момент в руках Юдит очень своевременно оказалась дубовая перекладина, с помощью которой прачке легко удалось погрузить разбойника в глубокий и продолжительный сон.

— Может, и ты с нами, Юдит? — спросил Губерт, тяжело взгромоздившись в седло.

Та покачала головой.

— Нет. Рыцарю понадобится оруженосец, но не прачка, — сказала она и грустно улыбнулась. — Будьте счастливы, пусть Бог поможет вам.

— Куда это вы собрались? — раздалось змеиное шипение. Никто и не слышал, как Летиция Кривая подкралась сзади, точно спустившись с неба, а скорее выскочив из преисподней, где давно дожидался ее дьявол. Колдунья обернулась и закричала на своих товарищей, валявшихся то тут, то там среди неубранных трупов (не поймешь, кто пьяный, кто мертвый). -Эй, поднимайтесь, скоты! Говорила вам, смотреть в оба! Голубки собираются упорхнуть!

Двое или трое разбойников выползли на зов Летиции и, схватив оружие, направились к ней.

Дротик просвистел у самого уха Арлетт, стрела ударила в кольчугу барона Рикхарда, надежно защитившую грудь того, кто стал виновником его страшной гибели. Еще одна стрела, чиркнув о конический колпак на голове Губерта, отлетела в сторону, не причинив ему вреда. Стрелки, несмотря на близость цели, к счастью для беглецов, меткостью не отличались.

— Бегите! — крикнула Юдит.

— Ах ты, сука! — завопила Летиция и, выхватив длинный кинжал, спрятанный под лохмотьями, поверх которых она надела одно из лучших платьев Адельгайды, ударила Юдит в бок. — Получай! Хотела быть тут главной? Так на же! На! — Высвободив лезвие, Летиция еще несколько раз с удовольствием погрузила его в слабеющее тело несчастной матери Арлетт. — На! Получай!

— Мама! — закричала Арлетт. — Мама!

— Бежим! — чужим голосом завопил Губерт, протягивая руку, чтобы схватить под уздцы лошадь подруги. Вес кольчуги сместился в одну сторону, и тяжелая броня потянула непривычного к ней всадника вниз, так что он едва не упал.

Летиция, издав победный клич, выхватила у одного из подбежавших разбойников короткое копье и занесла его над головой.

— А теперь ты, маленькая шлюшка! Я видела, как Бибуло смотрел на тебя! Я уже больше не нравлюсь ему, потому что окривела? Да?! Получай!

Всего лишь две секунды понадобилось злобной ведьме, чтобы произнести свои слова: так мало отделяло Арлетт от смерти — слишком близко была Летиция, чтобы промахнуться. Продев в скобу самострела носок мужского сапога, едва ли не сползавшего с изящной ножки, Арлетт привела в движение механизм, вложила в желобок стрелу и вскинула оружие. Звонким колокольчиком звякнула тетива, и жало короткой стрелы вонзилось в щеку Летиции. Копье упало на землю, так и не отправившись на поиск жертвы. Лишившаяся последнего глаза, злобная колдунья страшно закричала и схватилась за лицо.

Грехобойца, точно устав от нерешительности людей, заржал и ударил передними копытами в дубовые ворота. Обретя равновесие, Губерт пришпорил лошадь и, вцепившись в уздечку кобылы Арлетт, поскакал прочь из замка, провожаемый свистом стрел и ругательствами, изрыгаемыми Летицией.