Кристал вышла и постучала в соседнюю дверь.

— Войдите! — услышала она голос Гида. Старший сын, непричесанный, в расстегнутой полосатой пижаме, сидел за электрической портативной машинкой.

— Доброе утро, мама, — сказал он и, указав на разбросанные по столу листы, добавил: — Битва была трудной, но, кажется, я одержал победу.

— Это чудесно, дорогой, — ответила мать и спросила: — Ты не видел Александра? Его нет в комнате.

Улыбка постепенно сошла с добродушного лица Гида. Помолчав немного, он ответил:

— Александр встал полчаса назад и вышел прогуляться.

Кристал направилась к бассейну. Александр лежал на большой махровой простыне и курил. Увидев мать, выходящую из стеклянной кабины лифта, он быстро затушил сигарету и забросил ее в кусты.

«Он ведет себя неразумно, — подумала Кристал, — и это может плохо кончиться для него и для меня». Она опустилась в кресло и сказала:

— Тебе не следовало бы курить, Александр.

— А что мне остается делать в этой итальянской тюрьме?

Солнцезащитные очки Александра отражали солнце и слепили Кристал. Ей хотелось сказать сыну, что она не одобряет поведения отца, который многое запрещает своим сыновьям, но возникшее у нее в душе беспокойство подсказывало ей, что она должна предупредить сына, защитить его.

— Александр, — начала Кристал, — что касается меня, то я не возражаю против твоего курения. Я сама, когда мне было четырнадцать, не раз держала в руках сигарету, но твой отец…

— Мне плевать на его наказания, — красивые губы Александра изогнулись в усмешке.

— Неужели у тебя мало неприятностей за последнее время?

— Что еще Гидеон Грозный может сделать Александру Великому? Вздернуть на дыбе, подвесить вниз головой или убить без отпущения грехов?

— Зачем ты лезешь на рожон?

— Меня то-шнит от его веч-ных нас-тав-лений, — растягивая слова, ответил Александр. Лицо его помрачнело.

— Он уже не молод, и ему трудно понять мальчика твоего возраста, но он желает тебе только добра.

— Плевал я на него.

— Почему ты так говоришь, Александр?

— Как? Я по-ль-зу-юсь обы-чным юно-ше-ским сло-вар-ным за-па-сом.

— Я хочу сказать, зачем ты растягиваешь слова?

Александр сел и вплотную приблизил лицо к матери, в его дыхании ощущался слабый запах табака с примесью чего-то сладкого.

— А ты сама никогда не пробовала травку, мама? — спросил вдруг Александр.

Кристал почувствовала, как ее сердце екнуло и опустилось.

— О, Александр… — только и могла вымолвить она. Имоджин часто предлагала ей попробовать то гашиш, то кокаин, но она была уже достаточно взрослой, чтобы понимать пагубное действие наркотиков, и слишком дорожила своей красотой, чтобы вот так запросто погубить ее. Неужели ее сын пристрастился к наркотикам? Кристал стало страшно.

Александр легко вскочил на ноги и побежал к бассейну.

— Александр! — закричала Кристал. — Вернись! — Но сын уже поднялся на вышку плавательного бассейна, взмахнул руками и, как нож в масло, вошел в воду без единого всплеска. Стилем баттерфляй он проплыл его из конца в конец и вылез.

— Хорошо проясняет голову, — сказал он матери, кивком головы откидывая назад длинные волосы. — Я не хотел огорчать тебя, ма, но попробовать немного травки — это еще не конец света. — Александр надел темные очки и лег на простыню.

— Ты должен мне пообещать никогда больше этого не делать.

— Да почти все вокруг балуются травкой. Скажу тебе по секрету, что даже наш добродетельный Гид не раз пробовал ее.

— Гид? Не может быть? — Кристал была удивлена. — Но даже если это правда, между вами большая разница.

— Престолонаследник вне подозрений?

— Александр, я говорю с тобой серьезно, — голос Кристал срывался. — Между вами большая разница.

— Неужели ты только сейчас это заметила? — спросил Александр с иронией. Темные очки мешали Кристал увидеть выражение глаз сына. Помолчав, он спросил: — Ты чем-то встревожена?

— Да.

— Чем?

«Что делать? — подумала Кристал. — Как высказать сыну свои опасения, не раскрывая правды?» Рассказав ему все, она не облегчит себе душу, зато внесет смятение в его еще по-юношески доверчивое сердце. Она может сломать ему жизнь.

Зеркальные очки слепили ей глаза.

— Ну, — спросил сын, — в чем дело? Я плод греховной любви твоей молодости?

Кристал опешила. Во рту пересохло.

— Не говори глупостей, — еле слышно сказала она.

— Тогда чем ты объяснишь, что мы с Гидом такие разные? И почему ему можно делать одно, а мне другое?

Все возможные объяснения, которые приходили в голову Кристал, были явно нелепыми, и она молча глядела в сторону моря.

— Я всегда подозревал, что есть какая-то причина полной несхожести характеров моего и Талботтов, — продолжал Александр. — Он снял очки и посмотрел матери в глаза. Его взгляд, холодный и властный, был взглядом Курта Айвари. Если даже в душе Александра и было смятение, он не выдал себя ни словом, ни взглядом.

Поразмыслив, Кристал сказала:

— Просто я не хочу, чтобы у него были причины…

— Отречься от меня?

— Да.

— Мама, успокойся. Он ничего не подозревает. Его гнев и недовольство одинаково распространяются и на меня, и на Гида. Ты умная женщина. Понаблюдай за ним и увидишь, что я прав.

У Кристал отлегло от сердца. Ей стало легко, как будто с плеч свалился камень.

— Он, кажется, и вправду рассердился на бедного Гида за то, что тот не написал сочинение, как ты считаешь?

— Он был очень зол, — ответил Александр и, подражая отцу, нахмурил брови.

Кристал засмеялась веселым, беспечным смехом.

— А теперь скажи мне, — продолжал Александр, — чей я мальчик?

Кристал мысленно перенеслась в тот злополучный вечер, когда они с Куртом катались по траве в жестокой схватке, в то время как за стеклянной дверью их ждала китайская делегация.

— Ты его не знаешь, — ответила она.

Александр надел очки.

— Хорошо, в один прекрасный день ты мне обо всем расскажешь. А пока будем хранить наш общий секрет. Я обещаю тебе, что с сегодняшнего дня буду самым послушным мальчиком на свете. — Александр поцеловал мать в лоб.

Гидеон работал в кабинете до самого вечера. Было двадцать минут девятого, когда Кристал, переодевшись к обеду, постучалась к нему.

— Мне надо закончить работу, — тоном, не допускающим возражений, ответил Гидеон на ее просьбу спуститься вниз. Мягкий свет канделябра падал на его уставшее лицо. «Он выглядит больным», — подумала Кристал, и хотя ее беспокойство относительно подозрений Гидеона понемногу улеглось, его вид снова встревожил ее. Гидеон был ее хозяином, ее путеводной звездой; он обожал ее, дарил дорогие подарки, не давал ни одному волоску упасть с ее золотистой головки. И пусть она не любила его, но была ему многим обязана и с ужасом думала, что настанет день, когда смерть разлучит их.

— Тебе принести что-нибудь? — спросила Кристал.

— Я сам могу позаботиться о себе и прошу только, чтобы мне не мешали.

Спустившись вниз, Кристал вышла на террасу, где обычно перед обедом собиралась вся семья.

Навстречу Кристал поднялся Падрик Митчел, высокий молодой человек с мертвенно-бледным лицом и выступающими вперед верхними зубами. Митчел был странным человеком, но необыкновенно преданным служащим. В свои тридцать пять он не имел ни жены, ни детей и служил Гидеону верой и правдой. Умный, но лишенный амбиций, он, где мог, отстаивал интересы Талботта. Он отвечал на самые важные письма и телефонные звонки, сопровождал Гидеона в деловых поездках и вообще был его правой рукой. Митчел получал самую высокую зарплату, и под его началом были еще три помощника Талботта. Но дело было даже не в зарплате и не в его положении, просто с тех пор, как ушел Курт Айвари, Митчел стал первым человеком, который знал все не только о делах, но и о самом хозяине.

Митчел наливал Кристал ее обычное компари, и она небрежно ему улыбнулась. Он был ее рабом, и она это знала. Однако она не знала, что служила для него возбуждающим фактором — он часто подсматривал за ней через открытую дверь ее спальни в Сан-Франциско и мастурбировал.