— Ни в коем случае.

— Александр, это вовсе не игра. Этим делом занимается конгресс.

— Я все прекрасно понимаю, но не остановлюсь ни перед чем. Вдвоем нам не жить на этой земле.

— Это бред сумасшедшего, — Кристал зябко повела плечами.

— Пусть так, но я хочу вышибить его из бизнеса. Хочу его уничтожить. Хочу, чтобы он умер в страшных мучениях.

Кристал молча смотрела на сына. Он встал, обнял ее за плечи и жадным поцелуем впился ей в губы. Кристал почувствовала, как ее захлестнула волна страсти.

Так же внезапно Александр разжал объятия и выпустил мать.

— Несбыточная мечта, — прошептал он, направляясь к своей комнате.

Когда за сыном закрылась дверь, Кристал начал бить озноб. Она прошла в спальню и укрылась с головой одеялом. Ее колотило. Губы горели от поцелуя сына.

В это время Джоселин ничком лежала на кровати и рыдала. Ее лицо распухло от слез, перед глазами стоял туман. Даже в худшие дни своего несчастного замужества и горькие месяцы после смерти Малькольма она не рыдала так отчаянно, как сейчас. Слезы лились потоком, и она не могла остановить их. «Поцелуй смерти, — всплыло из глубин ее памяти, — это я. Все, к чему я ни прикасаюсь, обречено на гибель». Теперь ей было совершенно ясно, что лежало в основе свидетельских показаний Фиша и какую роль она в этом сыграла. Ведь это она, и никто другой, уговорила Гонору повлиять на мужа, чтобы он отправил Малькольма в эту маленькую арабскую страну. Только благодаря ее дружбе с Фуадом состоялось знакомство Малькольма и Халида. Это она привела в движение силы зла, которые сейчас обрушились на голову Курта Айвари. Во всем виновата она одна. Как жить с таким грузом на душе?

Размазывая по щекам слезы, Джоселин медленно подошла к окну и прижалась лбом к холодному стеклу. Улица внизу была пустынна. Всего восемь этажей отделяло от нее Джоселин. Как просто — один шаг, и тебя нет. Нет этой жгучей боли внутри, нет терзающих душу мыслей. Всего один шаг.

Никогда раньше, даже в самые трудные минуты жизни, мысль о самоубийстве не приходила Джоселин в голову. Смерть представлялась ей чем-то далеким, связанным с глубокой старостью или тяжелой болезнью, когда уход желанен, так как несет с собой избавление от мук.

Джоселин смотрела на блестящий асфальт, и мысли о самоубийстве вихрем проносились у нее в голове, как носятся облака по грозовому небу. Открыть окно, сделать шаг — и конец.

Неведомая сила заставила Джоселин отступить в глубину комнаты. Она закрыла лицо руками и зарыдала еще горше.

Чувство страшной вины не покинуло Джоселин и на следующий день. Едва дождавшись перерыва между утренним и дневным заседаниями, она уговорила Гонору и Курта немного прогуляться, а сама закрылась в одной из приемных, обхватила голову руками и задумалась о своей горькой судьбе. В сущности, она всегда была одинока. Одинока в детстве, одинока в своей короткой замужней жизни, да, собственно, так и должно быть — она, как прокаженная, как вечный источник инфекции, несет гибель всем, кого любит.

Время приближалось к двум часам дня. Скоро начнется дневное заседание подкомитета. Джоселин медленно поднялась и направилась в туалет. Там никого не было. Воспаленный мозг Джоселин фиксировал мелочи — в одном углу стоят ведро и швабра, на дверцах двух кабинок висят бумажки с надписью «Засор». Потоптавшись у двери, Джоселин подошла к раковине и открыла холодную воду. Сунув руки под сильную струю, она стояла, пытаясь собраться с мыслями.

Семья Талботт вышла из лифта и сразу попала в руки журналистов. Гид шел первым, стараясь защитить жену от натиска толпы. Энни следовала за ним, придерживая руками огромный живот.

— Остановись, Гид, — попросила она.

— Тебе плохо? — встревоженно спросил Гид.

— Нет, все хорошо, — с улыбкой ответила Энни, — просто наш наследник сучит ногами и руками. Похоже, я переела за ленчем в Белом доме, и это ему не нравится.

Ленч состоял из простой и добротной пищи: жареные цыплята с аспарагусом и десерт. Кроме семьи Талботт, на ленче присутствовали известный кардиолог из Алабамы, овеянный славой продюсер голливудской компании «Золотой век», увешанная драгоценностями жена мексиканского миллиардера. Энни впервые так близко видела президента и его супругу и поначалу растерялась, но очень быстро освоилась и развлекала присутствующих рассказами из жизни аборигенов Новой Гвинеи, чем вызвала всеобщий восторг.

Кристал, невыспавшаяся и занятая мыслями о предстоящем слушании, тем не менее оценила успех своей невестки, и в ней проснулось теплое чувство к ней. Заметив, что Энни остановилась и держится за живот, она не на шутку встревожилась.

— Энни, дорогая, вам с Гидом лучше вернуться домой. Мы прекрасно обойдемся без вас.

— Я прекрасно себя чувствую, — с улыбкой ответила Энни.

Защелкали фотокамеры, и Кристал отвернулась. Ее взгляд упал на смуглого молодого человека, который вышел из боковой комнаты и быстро смешался с толпой. «Странно, что у него нет карточки представителя прессы», — промелькнула мысль.

— Гид, встретимся в зале, — сказал Александр, беря мать под руку, — мне надо поговорить с мамой.

Кристал шла рядом с сыном, стараясь разобраться в путанице мыслей: «Неужели Александр сам изготовил эту фальшивку? Неужели это грязное дело затеял мой сын? Неужели Господь допустит, чтобы он так поступил с Куртом? Мне не вынести больше упрекающего взгляда Гоноры! Почему нам нельзя опять быть вместе, как в детстве? Что значит для нее Курт, ведь она сама оставила его? Господи, дай мне сил!»

Кристал почувствовала, что у нее подкашиваются ноги. Цепляясь за руку сына, она громко застонала.

— Что с тобой, мама? — спросил Александр. — Ты всегда была мужественной женщиной. Разве тебе не хочется насладиться победой? Мужайся, моя дорогая, мужайся.

— Ничего, я выдержу, — твердо ответила Кристал.

— Ну вот и прекрасно. Соберись с силами — наш враг идет нам навстречу.

Кристал посмотрела вперед и увидела Гонору и Курта. Они шли, крепко держась за руки. Голова Гоноры почти лежала на плече мужа. С первого взгляда Кристал поняла, что их опять связывает большое чувство. Жалость к сестре мгновенно покинула ее, и на смену пришли злость и раздражение. Какое право имеют эти двое так терзать ее сына? Они виноваты в том, что он опустился до подлога. Эта парочка наслала на Александра демонов, которые терзают его душу.

С гордо поднятой головой Кристал шла навстречу своим врагам. Ее внимание привлек чей-то горящий взгляд. Ах да, это тот смуглый молодой человек, которого она видела несколько минут назад. Но почему он так смотрит на Александра. Впрочем, кто на него не смотрит, ведь он герой дня.

Две пары встретились и остановились. Гонора еле слышно поздоровалась.

— Добрый день, тетя Гонора, — весело ответил Александр. — Мистер Айвари… или мне лучше называть вас дядей?

«Отцом», — мгновенно подумали все четверо.

Вокруг них кружили журналисты, жужжали кинокамеры, щелкали фотоаппараты, и снова смуглое лицо с горящим взглядом. Сейчас молодой человек был почти рядом с Александром. Кристал отчетливо видела его лицо и изящную фигуру в поношенном синтетическом костюме коричневого цвета, белой рубашке с давно вышедшим из моды черным узким галстуком. «Впрочем, обычный молодой человек, — решила она про себя, — таких тысячи». Но что же привлекает ее внимание? Все-таки в нем есть что-то необычное, что выделяет его из толпы журналистов. Но что? Возможно, хорошо натренированные мышцы, которые не мог скрыть тонкий синтетический костюм, смуглая блестящая кожа и, конечно, этот горящий взгляд слегка выпуклых глаз.

Кристал потянула к себе сына. Страх парализовал ее. Как завороженная смотрела она на смуглого человека. Он медленно сунул руку под пиджак, быстрым движением выхватил оттуда пистолет. «Как в кино, — подумала Кристал. — К чему вся эта охрана и детекторы. Боже, он целится в Александра! Он хочет убить Александра!»