Гонора взглянула на табло.

«Посещение разрешается только близким родственникам, не более двух человек одновременно, по пять минут каждый час».

— Я понимаю, — продолжал Гид, — что вам сейчас очень тяжело, но очень прошу вас поехать к маме. Это займет не более часа.

— Сейчас? — Гонора не могла понять, как можно просить ее о чем-то, когда рядом в палате умирает самый дорогой ей человек.

— Это невозможно, — ответила за нее Джоселин.

— Наш дом находится в пяти минутах езды отсюда, — настаивал Гид.

— Неужели вы не понимаете, что это невозможно? — Джоселин начала злиться.

— Прошу вас, тетя Гонора.

— Нет, Гид, я не могу. — Гонора посмотрела на несчастное лицо Гида и добавила: — Может быть, завтра…

— Тетя Гонора, ей так плохо. Я ничем не могу ей помочь. Она просто не желает меня видеть. Похоже, я раздражаю ее. Ведь когда-то вы были очень близки, и только вы можете помочь ей сейчас.

— Мы не видели ее целую вечность, — опять встряла Джоселин.

— Последний раз мы виделись с ней позавчера, — поправила Гонора, — но до этого — никогда.

— Я бы не просил вас, но мама бьется головой о стену. Мы очень боимся за нее.

«Кристал, такая красивая, такая твердая и мужественная, бьется головой о стену? — с жалостью подумала Гонора. — Это невозможно представить». Но жалость тотчас же уступила место злости: как ее смеют просить помочь Кристал сейчас, когда каждая клеточка ее существа, каждая молекула живет только Куртом.

— Гид, неужели тебе не жалко тетю Гонору? Ты что, решил окончательно доконать ее? — спросила Джоселин.

Гид густо покраснел, но продолжал умолять:

— Клянусь вам, что все это не займет больше часа. Ну, если хотите, даже меньше.

— Гонора, скажи ему, чтобы он оставил тебя в покое, — потребовала Джоселин.

— Гид, неужели ты не понимаешь, что он может… — Гонора замолчала, не в силах произнести слово «умереть».

Гид опустился на стул рядом с Гонорой.

— Я все понимаю и знаю, что вы сейчас чувствуете, но поймите: в Александре была вся ее жизнь.

Гонора посмотрела на большие ладони Гида, беспомощно лежащие на крепких коленях, вздохнула и встала.

— Давайте найдем выход, где нас не будут поджидать репортеры.

У ворот дома, в тени деревьев, стояли крепкие мужчины и пили кофе из бумажных стаканчиков с торговой эмблемой «Макдональдса».

— Наши новые друзья, — пояснил Гид.

— Охрана?

— Да, группа быстрого реагирования. — Гид указал на спрятанные в кустах мотоциклы. — Без этого сейчас не обойдешься.

Гид свернул на аллею, проехал через маленький садик и подрулил к дому. Дверь тотчас же открылась, и на пороге появился похожий на мертвеца человек.

— Слава Богу, вы вернулись, — сказал он.

— Ей стало хуже? — волнуясь, спросил Гид.

— Анина слышала, как она спустила воду в туалете. До этого из комнаты доносились только ее рыдания и звон бьющегося стекла. Мы к ней стучимся, но она не открывает. Я сообщил ей о рождении внука, но она никак не прореагировала. Мы просто не знаем, что делать.

Гид и Гонора вошли в дом, поднялись по лестнице, и Гид осторожно постучал в дверь.

— Мама, открой, это я.

За дверью ни звука.

— Энни родила здорового мальчика! — прокричал Гид.

Тишина.

— Кристал, — позвала Гонора, — это я. Открой дверь!

— Убирайся отсюда! — послышался голос Кристал.

— Я не уйду, пока не увижу тебя.

— Оставь меня в покое!

Гонора легонько постучала в дверь.

— Мне нужно возвращаться в больницу. Открой, пожалуйста.

За дверью послышался шорох.

— Только мы вдвоем, — сказала Кристал.

— Только ты и я, — ответила Гонора. — Именно так они говорили когда-то в детстве, подразумевая, что они одно целое.

Дверь открылась. Гонора вошла в комнату и застыла на пороге.

Все ящики были выдвинуты, и их содержимое разбросано по комнате. Дверцы ящиков открыты, разорванная в клочья одежда раскидана по полу. Повсюду лежали груды рваного шелка, кружев, мехов. На туалетном столике рассыпан жемчуг вперемешку с золотыми украшениями, косметикой и дорогими перчатками. В воздухе стоял густой аромат духов, на полу валялись разбитые флаконы.

Кристал стояла, прислонившись к двери. Ее голубой шелковый халат был испачкан косметикой, волосы свисали прядями, закрывая распухшее лицо, покрасневшие глаза и искусанные до синевы губы.

— Что тебе надо? — спросила она охрипшим голосом. — Что ты хочешь сказать мне?

— Почему ты так жестока к Гиду? Как ты можешь так грубо вести себя? У него только что родился сын.

— Ну и что?

— Он очень гордится этим и хотел порадовать тебя.

— Мне это неинтересно.

— Но ведь родился твой внук.

— Ты что, настолько глупа и не понимаешь, что мне нет до этого дела? — закричала Кристал и бросилась на кровать. Спущенные чулки мешали ей, и она сучила ногами, пытаясь снять их. — Кто тебя сюда звал? — кричала она.

— Меня позвал Гид. Он очень беспокоится за тебя.

— Мне никто не нужен. Убирайся отсюда!

— Я скоро должна вернуться в больницу.

— Тебя никто не держит.

— Посмотри, что ты натворила. Землетрясение и то причинило бы меньше вреда. Ты совсем ничего не соображаешь?

— Не суй нос в чужие дела. Посмотри-ка лучше на себя.

Они перешли на язык детства, язык давно забытых ссор, и это подействовало на Кристал успокаивающе. Она приподняла голову и посмотрела вокруг.

— Боже, что я наделала? Мои платья? Господи, Господи, какая я дура. Совсем с ума сошла.

Гонора подошла к сестре и обняла ее.

— Кристал, моя дорогая, любимая сестра.

— Гонора… вчера они спросили меня, что делать с телом… От этого можно рехнуться…

— Я тебя понимаю, дорогая.

— Мой мальчик… он был таким красивым… — Обнявшись, сестры рыдали. — Мой мальчик… Кто заменит мне его…

— Кристал, бедная моя, почему мы не ценим наших близких… Когда я думаю о Курте и о том, сколько лет жила без него…

— Мой самый любимый мальчик…

— Бедняжка Крис…

— Они говорят, что надо его похоронить, но я не хочу расставаться с ним. Я не отдам им моего мальчика…

— Крис, опомнись, что ты говоришь!

— Курт пытался спасти его… Как он?

— Пока ничего определенного. Он очень слаб и в любую минуту может… Нет, я не в состоянии произнести это слово.

Обнявшись, как когда-то в детстве, в другие времена и на другом континенте, сестры перед лицом смерти считали опять себя единым целым.

В следующее посещение Курт вел себя беспокойно. Он бредил, метался на кровати, ноги и руки его судорожно подергивались, лицо покрывал холодный пот. Гонора безуспешно пыталась успокоить мужа. Джоселин, впервые зашедшая в палату, молча плакала, глядя на страдания Курта.

Часом позже Курт был спокоен и неподвижен. Его сердце продолжало биться.

Гонора лежала в постели, положив на поясницу грелку. Несмотря на то, что в Вашингтоне стояла июльская жара, в доме Кристал было прохладно, и Гонору немного знобило. Она пыталась читать газету, но все ее мысли занимал Курт. Постель была уютной, грелка приятно согревала тело, и Гонора радовалась, что приняла приглашение Гида остановиться в их вашингтонском доме с хорошо налаженным хозяйством. Кристал, улетая в Сан-Франциско с телом сына, была на грани помешательства, и сестры больше не виделись.

Чтобы избавиться от тошноты, Гонора положила в рот крекер. Она была беременна. «Неужели у меня, в моем возрасте, будет ребенок?» — подумала она. Теперь в этом не было никаких сомнений.

Десять дней назад Гонора пошла на прием к урологу, жалуясь на боли в пояснице и легкое поташнивание. К ее удивлению, уролог посоветовал ей обратиться к гинекологу, который после проведенных анализов подтвердил свой первоначальный диагноз — беременность — и посоветовал побольше лежать, чтобы уберечься от преждевременных родов.