– Таков ваш местный католический этос, – констатировала Флер, – а я спрашиваю про коммунистическую нравственность. Что там на эту тему, а?

– Ну… – Стэли задумалась, – …По-моему, там тоже один мужчина и одна женщина.

– Где это у классиков? – быстро спросил Оскэ.

– В «Утопии» Томаса Мора! – мгновенно ответил Эсао.

– Ага, – Оскэ кивнул, – Томас Мор тоже был католиком. Он выступил против короля Генриха VIII, когда тот порвал с католицизмом. За это Мору отрубили голову. Упс!

– Ну, и что! Разве католиком быть плохо? Мы здесь воевали за коммунизм…

– А я не сказал, что плохо, – перебил его Оскэ, – Я сказал: это позиция католического этоса. Кстати, в «Утопии» Мора, женщину, достигшую половой зрелости, отдают в собственность какому-нибудь мужчине. Женщина – единственный вид имущества, на который Томас Мор сохранил частную собственность в своей Утопии, но…

– Каждый может ошибиться! – эмоционально перебил Эсао.

Оскэ утвердительно покивал головой и продолжил.

– … Но, в классике коммунизма есть и противоположное мнение: «Город Солнца». Томмазо Кампанелла. Он ушел из католицизма в какой-то тайный орден, поэтому в Городе Солнца вообще нет семей, а секс организован так. В процессе обязательных коллективных занятий физкультурой, местные эксперты по селекции наблюдают за особями и выбирают пары для вязки. Дальше – как у собачек. Раз – два и готово. А бесплодные особи женского пола поступают в общее пользование мужских особей.

– Это же свинство! – воскликнула Стэли.

– Мне данный этос тоже не симпатичен, – ответил Оскэ, – Но, коммунистическим принципам это никак не противоречит, в отличие от той частной собственности на женщин, которая описана в Утопии Мора.

– Нет, противоречит! При коммунизме нельзя поступать с женщиной, как с вещью!

– Я тоже так считаю, – сказал он, – Но мы же о коммунистической нравственности…

– У Ефремова женщина равноправна с мужчиной! – перебила она.

– А Ефремов классик коммунизма или нет? – поинтересовалась Флер.

– Это спорный вопрос, – Оскэ пожал плечами, – Есть разные мнения…

Упу взмахнула рукой и отправила в полет томагавк. Тихий свист, тупой звук удара – топорик вонзился на дюйм в доску, радом со стрелой и метательной звездочкой.

– Ефремов – признанный классик коммунистической футурологии, – объявила она.

– Значит, классик! – обрадовалась Стэли.

– …Но у него тоже все какое-то подозрительное, – добавила папуаска.

– Почему?! – почти хором возмутились Стэли и Эсао.

– Ну, в начале, про детей, – сказала она, наблюдая, как Юкон взводит рычагом тетиву небольшого арбалета, – Вот, я решаю родить ребенка. Я прикидываю и выбираю, кто будет био-папой, соблюдаю режим, хожу с пузом, потом рожаю, кормлю, опять же, соблюдая режим, а потом приходит какой-то полицай и говорит: отдавай киндера.

– Самоубийца, – фыркнул Дв.

– Допустим, они втроем и в экипировке, – уточнила Упу, – Броники, скорострелки…

– Ну… – лидер папуасов почесал широкую грудь, – Если у тебя хорошая позиция…

– … И вообще, мы про принцип говорим, – добавила она, – Так у Ефремова.

Раздался звонкий щелчок и глухой удар. Арбалетная стрела пробила доску насквозь.

– Эту штуку туристам давать нельзя, – твердо сказал Алибаба.

– Пожалуй, – согласилась Юкон, убирая арбалет в ящик, – А что за тема с детьми?

– Там нет про полицая! – возразил Эсао, – Там женщины сознательно отдают детей профессиональным педагогам для воспитания.

– Бро, – вздохнула Упу, похлопав его по спине, – Покажи мне нормальную женщину, которая так сделает, и я пойму, что ни хрена не видела в этой жизни.

Эсао быстро повернулся к Стэли, но она как-то внезапно засмотрелась на небо.

– М-м… – растерянно произнес он, – …А как же на Элаусестере?

– На Элаусетсере, – ответила Флер, рассматривая содержимое одного из ящиков с «туристическим» оружием, – Нет чужих. Упу! Ты ведь запросто подбросишь своего киндера на два-три месяца своей маме, тетке или сестре, ага?

– Ага, – папуаска без колебаний, кивнула, – Или маме Чапа, как сейчас. Мы из одной деревни, а это типа как родичи. И что здесь такого?

– Ничего такого, – согласилась Флер, взвешивая в руке боевой бумеранг.

– Упу, а если при коммунизме вообще все люди, как родичи? – спросил Эсао.

– Сомнительно, – ответила она, – Если я знаю человека, тогда ещё можно. Если бы ты спросил про ребят из команды Кайемао Хаамеа – то да, мы с ними были в ситуациях, поэтому я знаю: они надежные. А там, у Ефремова, все люди какие-то беспомощные.

– Беспомощные? – переспросил тиморец.

– Просто, они слишком нерешительные! – сказала Флер и метнула бумеранг.

Снаряд, казалось, был слишком тяжел для такой легковесной 17-летней девушки, как Флер. По сравнению с атлетически сложенной Упу или с рослой, крепкой Юкон, она выглядела худеньким подростком. В первую секунду после её броска казалось, что медленно планирующий бумеранг вообще не долетит до цели, однако он, продолжая мерно вращаться, преодолел полсотни шагов и ударил по мишени с такой силой, что создал хорошо заметную вмятину на одной из досок.

– Ни хрена себе… – произнес Гаучо.

– Бумеранг это папино хобби, – пояснила Флер, – Он и меня научил. Прикольно! Сила почти не нужна. Главное, правильное движение.

– Потом покажешь, как это делать? – спросил Дв.

– Aita pe-a, – она игриво хлопнула лидера папуасов по каменно-твердому животу.

– Ребята, объясните, что не так в людях у Ефремова! – сказала Стэли, – У меня такое чувство, что вы что-то перепутали. Там замечательные люди!..

– Жратва!!!- завопила Упу.

По широкой тропинке (или узкой грунтовой дорожке) из густых зарослей пандануса выкатился порядком перегруженный семиместный трицикл «Jibo». За рулем сидел молодой папуас, телосложением лишь немного уступавший Дву. На втором сидении каким-то образом помещались пятеро девчонок – тетум, примерно ровесниц Флер. Хвостовое сидение было переоборудовано в багажник, и в нем находились четыре внушительных алюминиевых котла – по всей видимости, с долгожданной едой…

…

Хороший фермер и хороший солдат способны активно питаться, не преставая болтать языком. Упу была и хорошим фермером, и хорошим солдатом. Наворачивая из миски нечто вроде рагу из тушеных батмитов с тунцом, кальмаром и специями она, в то же время, излагала свои взгляды на классику коммунистической футурологии.

– Тичер в колледже сказал: «знаешь, попробуй-ка ты сделать интегральную курсовую работу на научной фантастике». А что? Интересно. Тему, кстати я сама придумала: «Технология робинзонады в НФ – эра I Холодной Войны». Прикиньте: люди впервые полетели в космос, и выполнили несколько экспедиций на Луну. Ужас, на чем тогда летали, но энтузиазм же! Мы первые! А в НФ уже межзвездные перелеты, все дела… Короче, я взяла четыре робинзонады: Фрэнсиса Корсака (Франция), Артура Кларка (Англия – Шри-Ланка), Роберта Хайнлайна (США) и Ивана Ефремова (СССР).

– Кто круче всех? – спросил Алибаба.

– Артур Кларк, конечно! Во-первых, у него «Космическая Одиссея», а во-вторых – «Немезида». Вернее, она во-первых. Потому что там обитаемый Ктулху, хотя сама Немезида совсем иная, чем в реальности. А у Ефремова в «Туманности Андромеды» описана Железная Звезда. Она типа реальной Немезиды: излучает в инфракрасном диапазоне, и на одной из её планет есть приспособившаяся к этому жизнь. Что-то наподобие летающих медуз. Короче, лучше почитать. Но я сейчас про другое. Про встречи с Пятницами. В смысле, с цивилизациями аборигенов, идентичных людям.

– И этот туда же, – вздохнула Флер, – Он же, вроде, был ученый. Вероятность…