После некоторых колебаний муфтий согласился на Аттилу Мокко, как арбитра, и примерно 10 минут назад прибыл в Шатене в отель «Foret» на переговоры. В этом пригородном отеле до вчерашнего вечера размещались те делегаты католического фестиваля, которые погибли при взрыве самолета C-212M. Океанийские коммандос остаются в отеле до завтрашнего дня, после чего отбывают на родину.

Сейчас мы имеем возможность транслировать эти переговоры в прямом эфире. Они начались всего пару минут назад. Трансляция будет идти без вырезов и вставок.

Муфтий Абдулла Салех: …Не решаются силой. Необходимо проявить взаимное уважение. На этом держится цивилизованная европейская политика.

Кардинал Бернар Жюст: Но эта политика в данном случае привела нас в тупик, и я предлагаю не тратить время на общие вопросы. Есть конкретная проблема. Её надо решить здесь и сейчас, пока её не решили на улице силой оружия.

Суб-лейтенант Аттила Мокко: Бернар, давайте конкретно. У вас есть какой-то список условий, на которых ваши ребята прекратят стрельбу и успокоятся?

Жюст: Да. Роспуск всех мусульманских организаций во Франции. Снос всех мечетей, построенных после отставки генерала Де Голля. Отказ от любых требований особого порядка для мусульман. Никаких муэдзинов, никаких хиджабов, никаких исламских праздников и никаких мусульманских школ в христианской стране. Все исламские радикалы по списку спецслужбы «Сюртэ» должны покинуть Францию даже в том случае, если у них есть гражданство. И последнее: никакой государственной помощи семьям многодетных мусульман – будь они иммигранты или граждане, не важно.

Салех: Но это немыслимо! У нас есть право…

Мокко (перебивает): Забудьте это слово. В ходе вооруженного конфликта существует только одно право: это право сильного. Вы слабее. Вы можете торговаться, исходя из соображений, что противнику выгоднее пойти на определенные уступки, чем нести неизбежные потери в ходе силовой ликвидации вашей группы. Я понятно сказал?

Салех: Ликвидация? Но это же нацизм!

Мокко: Это реальность, Абдулла, как её ни называй. Дайте ваше контрпредложение.

Салех: Почему мы не можем одеваться согласно нашим обычаям, праздновать наши праздники, молиться и учить детей своей вере?

Жюст: Можете. В любой исламской стране. Здесь вас никто не держит.

Мокко: Бернар, действительно, вам не все равно, как они одеваются, и какие у них религиозные обряды в честь каких богов? Зачем прессовать в этом направлении?

Жюст: Французы уже устали слушать по нескольку раз в день вопли муэдзинов с минаретов и наблюдать на улицах женщин, на которых надеты черные мешки.

Мокко: Ну, вопли это да… Непорядок. А мешки… Ну, мало ли, кто в чем ходит?

Жюст: Аттила, я предлагаю начать с вопроса о мусульманских организациях.

Мокко: ОК. Абдулла, что вы скажете про такой вариант: у мусульман остаются те организации, которые нужны чисто по религии: для обрядов и общения с богами?

Салех: У нас один бог.

Мокко: Это сейчас не важно. Я ищу позицию, на которой вы могли бы прийти к компромиссу с ребятами Бернара. Так, что вы скажете о моем варианте?

Салех: А кто защитит интересы мусульман в обычной жизни? У нас есть не только религия, но и свои обычаи. Я уже говорил об этом. Кроме того, мусульманам нужна защита от дискриминации в трудоустройстве и социальном обеспечении.

Жюст: Французы не для того взяли в руки оружие и вышли на улицу, чтобы снова оказаться в положении несвободных людей под гнетом религии оккупантов.

Мокко: Поймите, Абдулла, то, что вы назвали – это довоенное положение дел. Даже селедке ясно, что сторона, победившая в войне, подавляет побежденную сторону. А иначе зачем воевать? Мы обсуждаем вариант, который я предложил, или как?

Салех: То, что вы предлагаете, равносильно абсорбции мусульман католиками.

Мокко: Почему абсорбция? Вот у нас сотни религий плюс агностицизм. И есть общее правило: Хартия. Каждый выбирает ту религию, какая лично ему удобна, и не мешает другим выбирать то, что им удобно. И никто никого не абсорбировал.

Салех: Я читал, что в Меганезии много религий, но они, в основном, языческие, и не требуют от своих последователей действительного служения высшей силе.

Мокко: Не знаю, как там в теологии, а в жизни так: если служение этой самой силе доходит до политики, то получается уже не религия. Это политическая партия или террористическая банда. У нас в стране за это ставят к стенке. Во Франции другие порядки, но объективная часть, с которой я начал – та же самая.

Салех: Но тогда и католицизм – не религия, а политическая партия.

Мокко: Ага! Но они сейчас требуют от вас только соблюдения общих правил.

Жюст: Я с вами не согласен, Аттила. Католицизм это религия. Но для Франции это культурообразующая религия. Поэтому католицизм кажется вам политикой.

Мокко: Бернар, я объяснил, как проще. Нам сейчас не до этих тонкостей, так?

Жюст: Если это нужно для объяснений, то пусть будет так.

Салех: Мы можем обсудить необходимый минимум религиозных прав…

Мокко: Отлично. Вот ноутбук. Пишите, и будем обсуждать по пунктам. Главное, надо подойти к этому ответственно. В смысле, потом выполнять то, что записали. Ни одна сторона не должна выходить за рамки, иначе неизбежны, как бы, последствия…

Жюст (несколько нервно): Да, разумеется…

Салех: Но, я полагал, что со временем, мы придем к чему-то более спокойному…

Мокко: Может, и придете, а пока, какой мячик есть, в такой и играем.

--------------------------------------------------

…

Чуки сосредоточенно почесала обеими пятернями жесткую шевелюру.

– Кай, объясни, кто держит этих двух попов за яйца?

– Будто ты сама не видишь, – фыркнул мэр Атауро.

– Нет, я вижу. Но как?

– Как всегда в буржуазном мире: через деньги, – ответил Ним Гок.

– Понятно, что через деньги, – папуаска кивнула. – Но для этого мало украсть одного католического банкира и одного мусульманского барыгу.

– А откуда ты знаешь, что украли только их? – Поинтересовался Хаамеа. – Может, их украли только в порядке сигнала. Типа: алло, ребята, загляните-ка в свои кошельки.

– Йох-йох, – Чуки, снова почесала шевелюру и повернулась к красному комбригу, – кто сцапал попа и барыгу? Твои ребята или нет? И что ещё сцапали?

– Мы можем обсудить это позже, когда будет полная info, – уклончиво ответил Ним Гок.

Стэли на диване зашевелилась и вздохнула – действие армейского транквилизатора начинало проходить. Элвира наклонилась к ней и довольно громко шепнула на ухо:

– Эй, твой парень жив, слышишь? Все хорошо. Честное слово.

– Что? – Сонно пробормотала девушка. – Мой парень?

– Эсао, – пояснила Элвира. – Он в порядке. Это просто… Ну, как это…?

– Оперативная инсценировка, – подсказал Хаамеа.

– Эсао жив? – Переспросила Стэли. – Или это мне снится?

Чуки толкнула Хаамеа локтем в бок.

– Кай, давай вытащим её на фиг отсюда. Подальше от этого, – она многозначительно показала глазами в сторону TV-экрана.

– В море? – спросил он.

– Ну, типа, да. После укола как раз хорошо. Я права, ага?

– По ходу, права. Только её ноги не будут держать ещё четверть часа.

– В море стоять не надо, – возразила папуаска, – А до моря можно её донести.

– Гм… – он погладил затылок, – дядя Жосе, а это не нарушит местных обычаев?

– Ничего такого, – ответил тиморец.

Мэр Атауро пожал плечами, потом протянул руки и, без видимого усилия, поднял девушку. Казалось, он держит на руках легкий пластиковый манекен.

– Короче так, – сказал он, – мы поплаваем. Ним Гок, ты просигналишь нам на мобайл, когда по TV покажут что-нибудь позитивное?

– Кому из двоих? – Спокойно уточнил кхмер.

– Мне, – конкретизировала Чуки. – Я, типа, буду радисткой, как в шпионском кино.