Детство Гедвиг не озарено поэзией и светлыми воспоминаниями, но есть и у нее свой сказочный мир, своя поэтическая иллюзия, которая скрашивает бесцветную жизнь всей семьи. Это «великолепный чердак», прилегающий к мастерской, устроенный и обставленный старым дедом. Он забывает там полную унижения действительность и снова видит в себе славного лейтенанта Экдаля, неустрашимого охотника на медведей. «На свете нет стрелка счастливее его, когда он спешит на свою охоту. Несколько высохших елок, которые он поставил себе там, заменяют ему целый большой лес; куры для него то же, что тетерева в сосновом лесу, а прыгающие по чердаку кролики заменяют ему медведей..» и т. д. Фотограф Гиальмар, под видом внешнего сочувствия невинной забаве отца, сам увлечен этой игрой и, украдкой от жены, воровски бросая работу, прокрадывается туда во всякое время. Гордостью и украшением этого мира служит дикая утка, «настоящая дикая утка», попавшая в руки Гиальмара от коммерсанта Верле, неудачно подстрелившего ее.

Эта утка до некоторой степени представляет собою символистическую фигуру, но это не имеет значения для нас, и мы вместе с маленькой Гедвиг будем буквально понимать ее, не углубляясь в аллегорические толкования. Естественно, что эта «чердачная жизнь», таинственное хождение на охоту, заботы о летающих и прыгающих жильцах этого царства составляют главную прелесть и интерес жизни девочки; но ей приходится часто жертвовать собственным удовольствием ради отца, предоставляя ему идти вместо нее насладиться любимой игрой и заменяя его в это время на работе. Мысли девочки, однако, постоянно переносятся туда, и с детской доверчивостью она рассказывает Георгу Верле, какие чудеса и сокровища хранятся там. «Там совсем, совсем особенный мир, — говорит Гедвиг, сама увлекаясь и забывая, что перед ней малознакомый человек, — и так много удивительных вещей… Там есть большие шкафы с книгами, и много книг с картинками, потом есть большие часы с разными фигурами… Но самое интересное — книги»… Она передает ему содержание любимых картинок, рассказывает о своих занятиях, и вся бесхитростная жизнь девочки, весь ее душевный мир с его маленькими радостями и огорчениями с трогательной простотой и ясностью открывается перед нами.

Георг. Ну, а как поживает ваша дикая утка? Ведь она ваша?

Гедвиг. Да… она моя. Но папа и дедушка часто берут ее у меня, когда им захочется…

Георг. Зачем же она им?

Гедвиг. О, они смотрят на нее, что-нибудь для нее устраивают..

Георг. Мне кажется, она у вас самая важная особа на чердаке…

Гедвиг. Конечно, потому что она настоящая дикая птица. И кроме того, ее жалко: у нее никого нет — она одна; никто не знает ее, никто не знает, откуда она…

Георг. А между тем, она была в глубине моря!

Гедвиг. Почему вы говорите «в глубине моря»?

Георг. А как же сказать?

Гедвиг. Вы можете сказать: «на дне моря», «на морском дне»…

Георг. Но отчего же не сказать: «в глубине моря»?

Гедвиг. Мне кажется как-то странно, когда другие так говорят…

Георг. Почему же? скажите…

Гедвиг. Нет, это так глупо… Потому что, когда я… так вдруг начинаю думать обо всем, что находится там, то мне кажется, что чердак и все, что там есть, все это называется «глубина моря»… Но это ужасно глупо!..

И вот в этот тихий мирок, с прилегающей к нему «глубиной моря», проникает сухой, бесчувственный идеалист, «страдающий манией честности и предъявляющий всем свои идеальные требования шарлатан», как отзывается о нем одно из действующих лиц драмы, философствующий циник Реллинг.

Георг Верле не «шарлатан», и все его слова и поступки вытекают из искреннего убеждения, что так следует поступать, но его узкие понятия о чести, филистерское отношение к малейшей иллюзии жизни заставляют его с педантичной сухостью непрошено навязывать людям свою мораль и свое понятие о долге.

«Отнимите у обыкновенного среднего человека житейскую ложь, и вы отнимете вместе с ней его счастье!» — говорит Ибсен устами Реллинга. И в скромной жизни фотографа Гиальмара, своего бывшего школьного товарища, Георг видит ряд заблуждений, открывает, что это маленькое, прячущееся от людей, застенчивое счастье построено на иллюзии, и хочет во имя справедливости и нравственности восстановить правду. Он узнает, что до своего замужества с Гиальмаром Гина была в близких сношениях с богатым коммерсантом Верле (его отцом), что он увлек эту девушку, а потом устроил ее будущность, найдя ей мужа в лице Гиальмара, дал ему средства открыть фотографию, дает переписку старику деду, которого он когда-то разорил, и этим поддерживает семью. Все это было давно, и старый коммерсант до некоторой степени выказал свою совестливость, устроив судьбу увлеченной им девушки; Гина же давно искупила свое прошлое беззаветной преданностью мужу и тупым непрерывным трудом. Но Георгу хочется, чтоб Гиальмар узнал всю правду, ему хочется «положить основание настоящему брачному союзу».

С суровым видом, настойчиво заявляет он своему бывшему товарищу, что ему необходимо поговорить с ним, и уводит его с собой. Гедвиг видит беспокойство матери, чувствует, что этот чужой человек внесет что-то новое и страшное в их жизнь, но не решается еще требовать объяснения. Она ждет с волнением возвращения отца и порывисто кидается ему навстречу.

С первых же его отрывочных слов душа ее тревожно сжимается.

«С этого времени я хочу один все делать, — сурово говорит Гиальмар, не глядя на жену, — хочу один заведовать фотографией!»

Гина. Но к чему, Гиальмар? Я занимаюсь фотографией, а ты можешь заниматься своим изобретением…

Гедвиг.. Да, папа, да, и дикой уткой, и кроликами, и курами…

Гиальмар. Не говори глупостей! С завтрашнего дня ноги моей больше не будет на чердаке. А проклятой дикой утке я с удовольствием свернул бы шею.

Гедвиг (с криком). Дикой утке? (дергает его за рукав). Но, папа… ведь дикая утка моя!

Гиальмар. Поэтому я и не сделаю этого. Но я чувствую, что я бы должен это сделать. Я не должен терпеть под своей кровлей ни одного создания, которое было в тех руках… (быстро ходит по комнате).

Гедвиг (ходит вслед за ним). Но, подумай только, папа, дикая утка! Бедная дикая утка!

Между мужем и женой происходит тягостное объяснение, и когда, несколько времени спустя, девочка, оживленная прогулкой, полная любви к отцу, возвращается домой, на нее веет леденящим холодом; какая-то тяжелая туча надвинулась и застыла в воздухе. Веселость тотчас же слетает с нее, она вглядывается тревожно в смущенные, хмурые лица родителей, пытаясь понять и угадать их настроение. Но она еще пробует бороться с этим, хочет развлечь отца новым впечатлением.

Она показывает отцу только что полученное письмо, в котором коммерсант Верле сообщает, что старому деду не нужно больше утруждать себя перепиской, что он будет получать 100 крон ежемесячно, а после его смерти этот подарок перейдет маленькой Гедвиг; эта сумма обеспечена за ней на всю жизнь. Письмо это предназначалось ко дню ее рождения, но девочка просит отца распечатать его сейчас же. «Пусть папа прочтет! Наверно, там что-нибудь хорошее, — тихо замечает она матери, — папа развеселится, и у нас опять будет так весело!»

Но чтение производит обратное впечатление на Гиальмара. Только что открытая ему истина о прошлом Гины все еще грозно стоит перед ним, и новое ужасное подозрение проносится в его голове. Он сопоставляет факты, вспоминает, что старый Верле смолоду страдал такою же болезнью глаз, этой непонятной, неизлечимой болезнью, которая неумолимым призраком висит над Гедвиг, угрожая ей слепотой, потом эта необъяснимая щедрость и желание обеспечить чужую ему девочку… И та истина, что Гедвиг не его дочь, утверждается в его мыслях.

«Папа, папа, разве ты не рад? — твердит девочка, напряженно следя за его волнением и переменами в лице. — Ведь это все тебе достанется, папа! Разве ты не знаешь, что я все эти деньги отдам маме и тебе!..» Побуждаемый присутствием Георга и желанием совершить геройский, красивый поступок, Гиальмар разрывает полученное письмо и со слезами восклицает: «Мой семейный очаг разрушен! У меня нет больше дочери!» Этот возглас долетает до Гедвиг, которую мать отсылает из комнаты, и она с отчаянным криком бросается к отцу.