Как обо всех выдающихся людях, о Рёскине уже ходят легенды. Одна из них рассказывает, что однажды ночью, в Риме, ему приснилось, что он причислен к великому францисканскому братству, — и на следующий день, когда он поднимался по лестнице Пинчио, встреченный им нищий, в благодарность за подаяние, подарил ему драгоценную реликвию — кусочек коричневого сукна от одежды св. Франциска. Рёскина поразило это совпадение, и он отправился на поклонение Франциску Ассизскому. «Он не мог избрать себе лучшего патрона, — говорит Сизеранн, — подобно св. Франциску он творил чудеса. Правда, птиц он не научил внимать своей философии, но зато научил этому светских женщин, что, быть может, гораздо труднее. Он не заставил розы цвести в снегу, но зато вложил в холодные британские души ту искру энтузиазма, которую мы теперь с изумлением встречаем в них»…

Ради этого-то «энтузиазма» мы и воспользовались книжкой Сизеранна для беглого обзора оригинальных, но часто прямо детских взглядов, разбросанных в многочисленных произведениях Рёскина.

Ибсен принадлежал к числу писателей, о которых не может установиться определенного общепризнанного мнения. О нем существует множество разногласий, у него столько же почитателей, как и врагов. Это объясняется тем, что в его творчество входят самые различные элементы, и все они достигают у него своего крайнего проявления; моралист и упрямый обличитель, поэт, психолог и символист нестройно соединились в одном лице. Негодующий, сухой голос моралиста иногда настойчиво заглушает протест со стороны художника; вдохновение поэта подчас пробивается страстным порывом необузданной фантазии и доходит до горячечного бреда, вопреки рассудку и во вред замыслу.

Из будничной действительности, населенной реальными лицами, мы попадаем в мистический мир, полный суеверий, сталкиваемся с загадочными, необъяснимыми существами. Часто читатель, охлажденный его доктринерским, морализующим тоном, смущенный неясными, затемняющими действие символами, произносит свое окончательное резкое суждение об Ибсене, не желая видеть за этим всегда оригинального, целомудренного борца за правду, поэта, одаренного могучей фантазией, способной на возвышенный, смелый полет, одинаково прекрасно передающего и дикую волю человека, и таинственно-нежное движение его души, не хотят видеть, наконец, чуткого психолога, проникающего в самую глубь человеческого сердца. И все эти качества отмечены независимым, своеобразным творчеством, на всем лежит печать его индивидуальности, его дерзкого, подчас неуклюжего, но всегда свободного ума. Тот, кто не признает смешения реальной жизни с фантазией, кому не понятно слияние мистического и будничного элементов, первые и страстные порывы среди житейской прозы, тот да простит Ибсену его не всегда ясные образы за те страницы, в которых торжествует ярко реалистическое творчество, за уверенность и простоту действия, за изумительно тонкий психологический анализ! Ему одинаково открыты все человеческие души: с непримиримой злобой проникает он в эгоистично-трусливые мысли мелкого, пошлого буржуазного люда, смело врывается в гордые замыслы одиноких, титанических натур, открывает перед нами самые сложные движения женского сердца, с любовью и бережно касается тончайших струн детской души.

Ничто не заставляет нас так задумываться над внутренним миром детей, как произведения великих писателей, сумевших жизненно воспроизвести их и художественно осветить их интимную жизнь. Если они и не говорят нам ничего нового и только отражают действительность со всеми ее темными сторонами, то их великая заслуга уже в том, что они многое уясняют нам своим рельефным изображением среды и условий жизни, влияющих на ребенка. Среди таких писателей Ибсен занимает выдающееся место, и в литературе, посвященной детской жизни, его произведения являются ценным вкладом.

Эти дети Ибсена, о которых будет речь в настоящем очерке, совершенно лишены той загадочности и того символизма, которые дразнят нашу мысль в других его действующих лицах и смущают читателя своей неопределенностью, открывая ему слишком широкую сферу толкования. Они, подобно диккенсовским детям, трогают и умиляют нас, заставляют сочувственно вглядываться и вдумываться в их жизнь. Они почти всегда являются жертвами жизненных обстоятельств. Эгоизм родителей, отсутствие любви, ненормальные условия безжалостно давят и уничтожают их. Взрослые заняты своими личными счетами, стремятся к разным целям, ссорятся, оскорбляют друг друга; мрачно развертывается картина их столкновений, и рядом с этим растут ни в чем не повинные, недоумевающие дети, о которых все забывают и которых опрокидывает эта непонятная волна человеческих страстей. Один спешит со своими злобными обличениями и, не останавливаясь ни перед чем, шагает через препятствия, среди которых находятся и дети, другой, не задумываясь, срывает свое оскорбленное чувство на ребенке, и со страниц ибсеновских драм из-за множества угрожающих, пошлых и загадочных лиц на нас смотрят испуганные, грустные детские глаза, полные немого вопроса… На некоторых детских типах, представляющих глубокий психологический интерес (как Гильда Вангель и Гедвиг Экдаль), Ибсен останавливается с особой любовью и своим тонким анализом освещает их характеры с совершенно новой стороны. Другие у него очерчены более поверхностно, беглыми штрихами, и он пользуется ими скорее как орудием, благодаря которому ярче выступает безнравственность окружающих их взрослых людей. И в тех драмах, где, хотя молча, присутствуют дети, обвинения против современного строя жизни, накипевшие в душе Ибсена, выливаются с особенной страстью и звучат красноречивее.

Остановимся прежде всего на одной из позднейших его пьес, носящей название героя — «маленького Эйольфа». Перед нами открывается простая безотрадная история детской жизни, загубленной эгоизмом и бессердечием родителей.

Бедный литератор Альмерс, принужденный давать уроки ради своего существования, женится на богатой, прекрасной Рите, частью чтоб положить конец своей нужде, отчасти же сильно увлеченный ее волнующей, беспокойной красотой. Через год у них родится мальчик. Но страсть заставляет их забывать о ребенке, и однажды Рита оставляет его заснувшим на столе и увлекает своего мужа в соседнюю комнату, где, среди ласк, объятий и поцелуев, они совершенно забывают о нем.

«В этот миг, — говорит Альмерс, — мы приговорили его к смерти!» Мальчик просыпается, падает со стола, и с того времени растет жалким калекой, искривленным, хромым уродцем. Родители «с каким-то тайным трусливым раскаянием боятся его», их угнетает вид костылей, которые мальчик должен носить с собой; Альмерс заботится лишь о его обучении, холодно заставляет его учиться и читать, не вникая в жизнь и потребности детской души, и слабая, хилая фигурка мальчика целые дни сидит, сгорбившись, над книгами; его детскую голову упорно наполняют сухими, утомительными знаниями. Рита вся поглощена своей ревнивой страстью к мужу; ее мучает сознание, что он уже не удовлетворяется одной ее любовью, снова вернулся к своим литературным занятиям и принялся за ученое сочинение «об ответственности человека»; она ненавидит эту работу, за которой он просиживает до поздней ночи. Ибсен вводит нас в этот мир в то время, когда Альмерс только что вернулся после шестинедельного путешествия в горы. Там, наверху, близко к природе, к снеговым вершинам и горным озерам, в нем совершается переворот. Любовь к Рите и умственные занятия отдаляются от него, несчастный маленький Эйольф все глубже проникает в его сердце, и он принимает решение бросить свою книгу «об ответственности человека» и вместо этого подумать о собственной ответственности перед сыном. Вернувшись домой, он делится этим решением с Ритой. «Я посвящу теперь все силы на то, чтобы по возможности облегчить ему его несчастье, — говорит он. — Я помогу ему привести его стремления в соответствие с тем, что для него возможно, чтоб его желания не были направлены на то, что ему всю жизнь будет недоступно!..» Это решение, проснувшееся в Альмерсе несколько поздно, вполне разумно. Хотя мальчик и прикован к книгам, но взоры его часто, с тайным желанием, украдкой устремляются на более широкие горизонты; его манят к себе высокие горы, и он мечтает когда-нибудь подняться на них, он хочет научиться плавать, хочет сделаться солдатом, и, чтобы создать себе хоть маленькую иллюзию того времени, когда он будет сильным, храбрым человеком, надевает иногда маленький мундир с золотыми шнурками, но в то же время не решается показаться в этом наряде перед чужими мальчиками, зная, что они будут смеяться над ним.