III. «Вчера, в таинственной прохладе сада» Вчера, в таинственной прохладе сада Я ветку нежную сорвала, всю в цвету. Был вечер тих, лил в сердце полноту, Казалось мне, что ничего не надо. Прекрасен мир и не нужна пощада. Не радостно ль сгубить свою мечту И мирту вешнюю отдать Христу? Не в жертве ли нежнейшая услада? Отныне буду я обнажена. Долой зеленых листьев покрывало! Но отчего растет во мне вина? Душа ль незримая затосковала? — Так я стояла, сердцем смущена, А мирта под ногой благоухала. 1919 Судак IV. «Вожатый, что ведет меня измлада…» Вожатый, что ведет меня измлада, Склонился в тихий час и мне сказал: «Пусть дни твои горят, как звезд плеяда, Как до краев наполненный фиал! Пусть каждый будет полн любовью, страдой И будет все ж прозрачен как кристалл. Нейди вперед, не засветив лампады, Чтоб каждый день в веках не угасал!» Ах, дней моих безвестных вереница! За то, что я не осветила вас, — Увы! — стал каждый сам себе темницей! Но мне из прошлого чуть слышный глас Ответствует: «Ты нам воздашь сторицей Тем светом, что зажжешь в свой смертный час». 1919 Судак V. ОТЧАЯНИЕ Хор дней бредет уныл и однолик, Влача с собой распавшиеся звенья. Лишенная пророческого зренья, Забывшая слова священных книг, Стою одна я в этот страшный миг. В душе ни чаяний, ни умиленья. — И чудится, что где-то в отдаленьи Стоит, как я, и плачет мой двойник. Утешной музы не зову я ныне: Тому, чьи петь хотят всегда уста — Не место там, где смерть и пустота. И голос мой раскатится в пустыне Один, безмолвием глухим объят, И эхо принесет его назад. 1919 Судак ЖЕНЩИНАМ Не грезится больше, не спится, Ничто не радует взоры. Владычица стала черницей, И сняты с нее уборы. Тревогою сердце сжато. Рассыпалось все на свете. Не стало ни мужа, ни брата, Остались только дети. Их больше, чем было прежде, Собой мы их заслоняли, В изношенной, тесной одежде Милей еще, чем бывали. Им нужно, чтоб их любили, И нужно, чтоб их одели… О, если б они свершили Все то, что мы не сумели! Так сладко за них молиться: Помилуй, храни их Боже! Ах, снова мы в них царицы Богаче еще и моложе. 1919 Судак «Когда я умру — ты придешь проститься…»
Когда я умру — ты придешь проститься, Мертвым нельзя отказать — На умершие, стихшие лица Сходит с небес благодать. Для строгой души и строгого тела Не будет ни зла, ни добра… Ты скажешь, ко мне наклонясь несмело: «Она была мне сестра»… 1920 Судак «С высот незыблемых впервые…» С высот незыблемых впервые Я созерцаю тяжкий дол. Неясной мглой туман оплел Хребты и впадины глухие. И память скудная забыла, Какая правила там сила. Здесь вольный дух и перекаты Громов, стихающих вдали, Там — дней бессонные рои Несут усталость и утраты. И всякий подвиг, всякий миг Для сердца труден и велик. И держит крепко и сурово Меня приведшая рука: «Ты спустишься опять туда, Зажжешь свою лампаду снова». Но испытаньям нет конца — Вот путь и замысел творца. Трепещет бездна голубая: Долины, люди, цепи гор Плетут таинственный узор. И дни, что были там, у края, Все дальше к вечности идут, Творя земной и Божий суд. Свершилось все. Огонь заката На кручах каменных горит, И муравьиный дол кипит. Сжимаю руку провожатой: «Я вижу все, но надо жить, Благослови меня забыть». 12 июня 1920 Судак НОЧНОЕ Лунная дорожка Светит еле-еле. На моей постели Посиди немножко. Стали без пощады И земля, и Небо. Я не знаю, где бы Засветить лампады. Хочется молиться, Но слова забыла. Господи, помилуй Всех, кто здесь томится, Чьи безумны ночи От бессонной боли И в тоске неволи Чьи ослепли очи. Помнить эту муку Сердце так устало. Здесь, на одеяло Положи мне руку. В этот миг не ранят Нас ни Бог, ни люди. Расскажи, как будет, Когда нас не станет. Июнь 1920 Судак |
