Алиса бросила наполовину скуренную сигарету в лужу, спрыгнула с перил и, решительно подойдя к проезжей части, вытянула руку, чтобы проголосовать приближающейся «мицубиси». Иномарка тут же заморгала правым поворотником и припарковалась возле Ленкиной сестрицы.

Когда Алиса, усевшись на заднее сидение, умчалась, я еще долгое время не мог заставить себя подняться. Услышанное шокировало меня, как удар тока.

Ну и семейка! Образец гуманности и прочих положительных человеческих качеств!

Картина маслом получалась такая: с Сергеем Пушкарным что-то случилось, и случилось оно внезапно, поскольку он даже не успел составить завещание. Но он не умер, и у его любящих наследников еще есть ниточка надежды. А почему их так напугало отсутствие завещания? Дайте-ка подумать! Ну неужели же из-за того, что по закону в этом случае его прямыми наследниками, то есть наследниками первой очереди, как говорится у юристов, являются не двое, а трое: его жена и обе дочери?! И никаких судебных тяжб, как в случае с завещанием. Ленка, конечно, пачкаться не стала бы, но они-то судят по себе.

Ох, Ленка, Ленка… И угораздило же тебя родиться в такой семейке! Прямо какая-то критическая ошибка в перераспределении душ! Им нужна была вторая, младшая, Алиса — и никого не пришлось бы отлучать от фамильного лона.

Я решил, что не буду пока ни во что вмешиваться, просто понаблюдаю. Если, дай-то бог, Пушкарный очухается, то Ленка от меня ни о чем не узнает, а Алиска просто свалит по-тихому в свою Москву раскручивать папана на завещание. И скатертью дорога. Ну а если они попытаются дурачить ее в случае смерти Сергея Палыча, то открою ей все, что мне стало известно. И пусть решает, как ей поступить с вероломной сестрицей.

В небе парил орлан, выслеживая ему одному заметную добычу среди нас, на земле. Хорошо птичке — кружи себе целый день и не думай ни о чем постороннем…

Усевшись в подъехавший старый «Икарус» нужного мне маршрута, я набрал номер отца:

— Уже еду. Как там баб Тоня?

— Кажется, спит. Всю ночь буянила — рвалась тебе позвонить, представляешь?

— Мне? Зачем?

— Я толком не понял. Она бормотала, что ты что-то выкинул из карманов… Из ее карманов, что ли? Ты выкидывал что-нибудь у нее из карманов?

— Из её — нет… — проговорил я, лихорадочно думая: она ведь имела в виду этот треклятый чеснок, но откуда же ей стало известно, что я вычистил куртку?

— Яю напугала. Ей, видимо, повсюду вампиры мерещатся, насмотрелась телевизора и этих дурацких передач. Теперь говорит, что тебя могут увидеть какие-то существа — наверное, те самые вампиры…

— Ясно.

— Под утро требовала с нас слово, что ты никуда не поедешь.

— Ясно. Я скоро буду.

По фасаду магазинчика, мимо которого мы проезжали, скользнула тень крупной птицы. Я сощурился и приставил ладонь ко лбу. В лучах утреннего солнца, низко-низко над улицей, летел все тот же орлан. И он уже не парил, он мчался вслед за «Икарусом». Мистики не бывает, и между тем уже второй раз за последнюю неделю я видел эту птицу так близко от себя.

Внезапно снаружи послышался скрежет тормозов, вопли гудков и людей, удар, грохот, хлопок, а через мгновение резко свернувший наш «Икарус» клюнул носом и встал.

Со своей стороны я успел различить, как слева от нас на оживленном перекрестке столкнулись боками легковушки «мицубиси» и «Нива». Иномарку просто впечатало в наш автобус, зажало между ним и отечественной колымагой, а одновременно с хлопком охватило пламенем.

Наш водитель открыл все двери, и я, пожалуй, первым вылетел наружу. Обежав «Икарус» сзади», подобрал с асфальта отлетевший от «Нивы» бампер и высадил им заднее стекло загоревшейся машины. Шофер «японки» как раз в это время вылезал через разбитое переднее окно и кричал мне, что в салоне у него пассажирка. Это я видел и без него, потому и полез в «мицубиси».

В салоне истошно орала женщина. При ударе ее сдавило между креслами, и она, бесцельно размахивая в пламени руками, пыталась спастись. Я рыбкой нырнул в машину. Потом послышался Голос. Именно Голос.

«Замещение кислорода, вайшва! Обычная процедура, не суетись! Время под контролем, вспоминай и действуй!»

Так. Молекулярная решетка. Черт, я ее вижу! Ладно, это потом. Надо, чтобы осталось меньше десяти процентов кислорода. Меняю… Так! Азот. Есть! Аргон! Да… Углекислый газ! Ну, этого добра… Еще бы глобальной заменой…

«Тебе еще, может, волшебную палочку и кольцо всевластия?» — насмешливо переспросил Голос.

Вручную до десяти процентов опускать — это сколько времени нужно!

«О времени не переживай, Агни! Я же сказал: время под контролем. Работай, сколько требуется!»

Я не знаю, что со мной было и кем или чем я тогда был. Видеть я мог лишь молекулярные структуры всего, что меня окружало.

Пламя умерло. И я снова вернулся к привычному образу видения.

«Он качнул весы!»

Пассажирка обеими руками охватила мою шею, а сзади меня за ремень джинсов выволок водитель сгоревшей тачки.

«Вайшва, хочу предупре…»

Разрывающий скрип ввинтился в мозг иглой. Голос потерялся.

«Он качнул весы!»

Как в сказке про репку, водитель «мицубиси» тащил меня, а я тащил обгоревшую пассажирку. Тянут-потянут…

В стонущей от боли женщине я с трудом узнал Алису.

— Сейчас! Потерпи, сейчас нас отвезут в больницу! Эй, кто-нибудь!

Я подхватил ее на руки. Вокруг, оказывается, набежала целая толпа. Донеслись звуки сирены, и за светофором я увидел мелькнувшую белую крышу «скорой». Как кстати они тут очутились!

«Он качнул весы!» — что есть сил надрывался какой-то кляузник-Анонимус.

Алиса потерялся сознание, и я с нею на руках забрался в карету скорой помощи. Пока занимались ею, на меня внимания не обращали, но потом фельдшер — медведеобразный мужик лет сорока с очень добрыми глазами — попросил меня оставить координаты.

Пока мы разговаривали, я поглядывал на перебинтованную Алису. Все-таки успела обгореть, хоть и действовал я, кажется, быстро… Для женщины это трагедия не меньшая, чем лишиться конечности. Хоть она и пройдоха, но такого не заслужила. И, получается, я впервые реально вытащил человека из огня — впервые за всю службу.

На моем веку были разные случаи, но, как правило, спасать там было уже некого. Это так называемые «возгорания по пьянке». Выламываешь двери в горящую квартиру, и, если не успела до конца сработать задействованная вентиляция, то отскакиваешь куда-нибудь в сторону от прямого взрыва обратной тяги, потом тушишь воспламенение и начинаешь озираться. Как правило, после такого от виновника пожара остается мало чего. Максимум — обугленный скелет. Первый раз, увидев такое, я, отбежав, долго блевал в стороне от совещавшихся старших коллег. Со временем привык и я.

— Сильно отравилась? — спросил я, кивая на Ленкину сестру.

— Не думаю, — покачал головой фельдшер. — Просто не успела, судя по ожогам. Выкарабкается. На работу твою сообщим, — усмехнулся он, — пусть поощряют.

— Не надо на работу. У меня выходные.

— Ну так тем более!

— Я серьезно: не надо. Давайте запишем, что просто мимо проходил, хорошо?

Николаич сначала, конечно, поощрит. А потом насмерть задолбают на пару с Рыбой перечислением того, что я делал не так, и наставлениями, как нужно это делать правильно. Что до оперирования с молекулярной решеткой, что я и сам себе никак не могу до сих пор объяснить, то при наших об этом лучше вообще не заикаться. Отправят в психушку проверять здоровье. Скажут — надышался.

В палату интенсивной терапии меня не пустили — отправили сначала отмываться от копоти, а потом заполнять с дежурным какие-то данные. Сплошная бюрократия. Пока девушка за перегородкой что-то строчила в большом журнале, я позвонил отцу и предупредил, что задержусь немного из-за непредвиденных обстоятельств.

— Бабушка проснулась. Кричит, чтобы ты не приезжал.

— Па…

— Да, теперь требует, чтобы мы ехали за тобой все вместе.

— Па, я недалеко, через пятнадцать минут уже буду. Успокойте ее как-нибудь.