— И что за шумный народ! — Анатолий натянул на голову одеяло. — Даже в выходной не дадут поспать! А мать еще жалуется, что к нам детский шум не долетает и в доме у нас слишком тихо.
К Анатолию поднялась Нина и сказала:
— Пора вставать! Солнце-то смотри где.
Завтракали в кухне всей семьей. За столом Анатолий, ласково глядя на мать, сказал:
— Мамо, а сегодня к нам придет гость.
— Кто таков? — спросила Анастасия.
— Антон Иванович Щедров. И к вам есть просьба: приготовьте обед. Вы же у нас мастерица!
Гостя ждешь, а молчал? — с упреком сказала мать. — Когда же я теперь управлюсь с обедом? И куда детишек дену?
— Ребят мы с собой возьмем на берег, — сказал Анатолий. — А вы, мамо, сварите наш старокаланчевский борщ. Помните, на новоселье Щедрову борщ очень понравился.
— К борщу, сынок, птица нужна. — Мать с упреком посмотрела на сына. — А где ее взять?
— Мамо, вы же вчера ездили в Старо-Каланчевскую, — покраснев, заметила Нина. — И кое-что привезли.
— Вот-вот, ездила и кой-что привезла. Скоро все оттуда увезу. А тогда что?..
Анатолий и Нина не стали ни возражать, ни спорить. Знали: для вида мать побурчит, а обед приготовит.
Нина отгладила мужу белую рубашку и к ней серенький, цвета орлиного крыла, галстук. Сказала, чтобы надел, когда придет Щедров.
— Небось заметил, Толя, какой у Антона Ивановича красивый галстук, — добавила она. — И тебе со Щедрова во всем надо брать пример.
— Собирай, Нина, детей, да пойдем, — не ответив на ее замечание, сказал Анатолий. — Не будем матери мешать.
Кубань была рядом. Выйдешь из калитки — и вот он, берег, высокий, обрывистый. На каменные выступы, как на зубья, наваливалась вода, шумела тревожно и тягуче.
Анатолий взял за руки Андрея и Петра, и они зашагали по-над кручей — широко, по-мужски. Следом шли Нина и Оля. Всякий раз, когда Нина со стороны смотрела на мужа, он казался ей слишком обыденным и по-станичному простым. Может, потому, что дома Анатолий одевался так, как обычно одеваются в станице. Вот и сейчас, в майке, с разлохмаченным на ветру белесым чубом, он по-ребячьи беспечно шагал с сыновьями. А Нина смотрела на него и думала, что Анатолий никак не похож на секретаря райкома — ни солидности, ни степенности. Когда же Анатолий, посадив себе на шею Петю, побежал, подпрыгивая и изображая резвого коня, а следом с восторженным криком помчался Андрюша, Нина только сокрушенно покачала головой и оглянулась по сторонам: не смотрит ли кто? К счастью, берег был пуст.
«Ни дать ни взять — станичный парень, — думала Нина. — А вот идут мужчина и женщина. Даже остановились и смотрят. Неужели узнали?..»
Возле моста спустились к воде. Песчаная коса выступала клином, вся усыпанная камнями-валунами. Во время паводков Кубань так старательно их промыла и отшлифовала, что они, чистые, белые, были похожи на разбросанные по берегу кабаньи туши. Одну такую «тушу» Нина накрыла байковым одеялом, которое предусмотрительно взяла с собой. Получилось отличное сиденье. Нина и Анатолий сидели на камне близ воды, дети играли тут же, на песке.
— Толя, когда ты посадил Петю на шею и мчался по берегу, заметил, люди остановились и смотрели на тебя?
— Ну и что? Пусть смотрят.
— Неудобно. Ты же теперь… У тебя же должность…
— Нина, милая! Там, на работе, я, может, и высокий чин. А тут я дома.
Нина сняла туфли, опустила в воду ноги и вскрикнула:
— Ой, какая ледяная!
— С ледников течет-то, — пояснил Анатолий. — Смотри, не простудись! А хороши все-таки и этот тягучий, как на мельнице, шум воды, и идущая от реки прохлада!.. Хороши и эти скачущие по стремнине буруны, летят, торопятся. А куда? Смотришь на них, слушаешь их и забываешь тревоги.
— А какие у тебя тревоги? — Нина заглянула мужу в глаза, улыбнулась. — Расскажи мне. Ты так мало рассказываешь о своих делах. — И, посмотрев на детей, крикнула: — Не подходите к воде! Андрюша, отойди от берега! И уведи Петеньку! Что за мальчуганы непослушные! Так что ж тебя тревожит, Толя?
— Разное, — нехотя ответил Анатолий. — Видно, жизнь так устроена, что без тревог и без неприятностей она не обходится. Вот тебе самый простой пример. Ни в марте, ни в апреле нет дождя, а дождь очень нужен. Недавно я побывал на полях Старо-Каланчевской. Плохи у них озимые. Если пшеница не уродит, сама понимаешь, что это значит. Вот тебе и тревоги и неприятности. Да еще какие! Или вот еще. На бюро рассматривали персональные дела, исключали из партии. Наслушаешься чужого горя — и у самого душа болит.
— А как Щедров? Переживает?
— Ему тоже, видать, нерадостно… На днях была у меня Аничкина. Слезы, упреки — опять неприятность…
— Нашли ей замену?
— Хотим рекомендовать Клаву Антонову.
— Славная девушка. И умница, и выдержанная, и стихи пишет. У нас в школе все ее уважают. Умеет она обходиться с детьми.
— Щедров приглашал ее для беседы. Расспрашивал. Попросил даже прочитать стихи. — Как бы не зная, рассказывать дальше или на этом остановиться, Анатолий молча смотрел на бегущие рядом буруны. — Потом мы звонили в крайком комсомола… Нас не поддержали. Вот и еще одна неприятность.
В это время дети подбежали к реке. Нина вскрикнула и, забыв о рассказе мужа, опрометью бросилась за ними, печатая на песке следы своих маленьких босых ног. Как наседка уводит от опасности цыплят, так и Нина, взяв детей за руки, отвела их на прежнее место.
— Отсюда никуда не уходите, — сказала она. — Стройте домики из песка.
— Вчера Щедров пригласил к себе работников райкома и райисполкома в связи с историей со стариком из хутора Варваринского. Помнишь, я тебе рассказывал? — продолжал Анатолий. — Беседовал с нами. Веришь, Нина, таким Щедрова я никогда еще не видел. Побледнел. Вижу, старается быть спокойным, а не может. Был нагоняй, всем досталось. — Анатолий помолчал. — А самые большие наши неприятности — плохие дела в колхозах. И с севом мы затянули, и с прополкой опаздываем. А тут, как на беду, нет дождя!
— Толя, а почему плохи дела в колхозах?
— Эх, женушка ты моя разлюбезная! Причин много. — Анатолий посмотрел на приунывшую Нину и понизил голос: — Об этих причинах я написал статью. Щедров взял прочитать. Наверное, сегодня у нас и состоится разговор о статье. Предвижу, будет он для меня неприятным. — Анатолий положил руку Нине на плечи и, глядя в ее приунывшие глаза, с наигранной веселостью заключил: — Как видишь, чего-чего, а неприятностей у нас хватает!
Разговор о статье начался не сразу и не совсем так, как предполагал Приходько. Ему казалось, что Щедров, как только появится в доме, так тут же и скажет, что статью он прочитал и что она ему не понравилась.
Щедров же, войдя в дом, поздоровался за руку сперва с женщинами и детьми, потом и с Анатолием, а о статье — ни слова. Затем извлек из кармана три плитки шоколада и, отдавая детям, сказал, что это подарок от зайца. Старшие Андрей и Оля не поверили, они видели, как взрослые улыбались, а бабушка даже прикрыла рот концом косынки. Только Петя, которого Щедров взял на руки и подошел с ним к окну, принял шутку за правду и, глядя в палисадник, сказал:
— Смотрите-ка, тот заяц под кустом сидит!
Все рассмеялись.
А Щедров отдал Петю бабушке и снова подумал о том, что многое в Приходько ему нравится и что в чем-то он по-хорошему завидует ему. Щедров знал, что сын погибшего на войне солдата Максима Приходько окончил десятилетку, но получить высшее образование ему не довелось. После школы он руководил станичным комитетом комсомола и с завидным упорством занимался политическим самообразованием, много перечитал книг, мечтая поступить в МГУ на факультет журналистики. Сейчас учится там заочно — перешел на третий курс. В партию пришел из комсомола, когда ему было только двадцать. В двадцать три женился. Занимался пропагандистской деятельностью: читал лекции о Ленине и ленинизме, проводил беседы о текущей политике и международном положении. В биографии Приходько не было ничего такого, что огорчало бы, и сам он мог служить примером трудолюбия и порядочности. «У Приходько милая жена, славные детишки, старуха мать, своя семья, а у меня ничего этого нет, — думал Щедров. — Мой товарищ по работе и почти сверстник, я смотрю на него и думаю: так чего же я ломлюсь в открытую дверь и бьюсь над вопросом: как жить? Ответ-то — вот он, передо мной: живи так, как живет семья Анатолия Приходько…»