И тут Аниса, как и Николай, невольно обратилась к бригаде Никулькова. В тот день Колыханов отстранил от работы тракториста за мелкую, с огрехами пахоту. Никульков заступился за тракториста и сказал что-то такое, от чего Колыханов вспылил и по привычке схватился за эфес сабли. В этот момент Николай и поспешил схватить Колыханова за костлявую, не гнущуюся в локте руку. «Нерадеи! — кричал Колыханов, задыхаясь. — Кого берете под защиту? Тех, кто паскудит землю! Я буду жаловаться в район!»

«Неужели Колыханов уже успел побывать у Мельчакова? — думала Аниса. — Так ведь сам же виноват. Уважаемый, заслуженный старик, а такой несдержанный — беда! Но опять же непонятно. Если, допустим, Мельчаков вызывает меня и Николая по жалобе Колыханова, то почему вызван не Никульков, а Журбенко?»

Только одного Семена Журбенко не тревожила предстоящая встреча с майором Мельчаковым. Правда, поначалу, когда «Волга» только что выкатилась из Вишняковской, в голове Журбенко мелькнуло что-то похожее на страх, потому что он вспомнил дебетную запись финансового отчета, в котором оказался излишек в один рубль шестнадцать копеек. Но тут же Журбенко успокоился, ибо здраво рассудил о том, что, во-первых, майор Мельчаков — человек не мелочный и заниматься пустяками не будет. Во-вторых же, Акимов, этот непревзойденный виртуоз по части щелканья на счетах и верный помощник Журбенко, пообещал отыскать излишек. И обязательно отыщет. Счеты разобьет, а отыщет. «Так чего же мне болеть душой, чего печалиться! — думал Журбенко. — В бухгалтерии «Эльбруса» полный порядок, финансовая дисциплина на высоте. В воскресенье на свадьбе у Гаркушиных никто их моих подчиненных общественного порядка не нарушал и из приличия не выходил. Так в чем же дело? Моя совесть спокойна…»

Поэтому всю дорогу Журбенко предавался размышлениям не о встрече с майором Мельчаковым, а о своей, как он сам говорил, «ранней и непредвиденной полноте»: был он невысок, толстоват и широк в плечах, а шею имел борцовскую.

Журбенко никогда не жаловался на усталость и на отсутствие аппетита. Перед обедом обожал выпить рюмку ежевичной настойки, которую жена Людмила приготавливала не только на ягодах ежевики, но и еще на каких-то лесных травах и кореньях. Может, эта необыкновенная настойка и была причиной того, что Журбенко слишком рано начал полнеть. Не помогли ни усиленная, с увесистыми гантелями и тугими эспандерами, гимнастика, ни беганье вокруг дома по утрам. И тут еще, как на беду, то свадьбы, то новоселья. Вот и вчера весь день просидел у Гаркушиных за свадебным столом. Провожая глазами телеграфные столбы, Журбенко думал о том, какие вкусные у Гаркушиных соленые арбузы, сколько на свадьбе было выпито и съедено и на сколько килограммов сам он потяжелел после такого пиршества.

Тем временем шершавая лента асфальта плавно влилась в прямую и широкую улицу. Навстречу понеслись плетни, палисадники из штакетника, а то и дощатые заборы, чаще зеленые, под цвет весенней травы. Домики уютно прятались в садах, и из-за еще голых ветвей выглядывали крыши с дымарями. Тополя выстроились вдоль дворов, и стройная их шеренга уже не разрывалась по станичной площади. Знакомые магазины, ларьки, киоски, Доска почета, бронзовая фигура воина с автоматом. А вот и неказистого вида особняк райотдела милиции, парадное крыльцо, похожее на сбитый к бровям картуз.

Николай тяжело вздохнул и сказал:

— Черт его знает, что нас там ждет! Может, Мельчаков уже заинтересовался случаем с Колыхановым? Как думаешь, Аниса?

— Я тоже об этом подумала, — ответила Аниса.

В дежурной, пахнущей керосином комнате, надвое разделенной высокой перегородкой из досок, вишняковцев встретил строгий на вид сержант милиции. Узнав, кто они, он щелкнул каблуками, выпрямился и сказал:

— Прошу! Майор вас ждет!

Майор Мельчаков славился завидным здоровьем и имел привычку жестко, как клещами, сжимать поданную ему руку. Здороваясь с ним, вишняковские мужчины кривились от боли, потом смотрели на свои сплющенные бледные пальцы и молчали. Аниса покраснела до слез и крикнула:

— Ой, товарищ майор! Что вы делаете? Так можно остаться без руки!

— Виноват! Прошу садиться!

Майор кивнул на диван и кресла, нахмурился и начал мерить кабинет неторопливыми шагами, заложив за спину короткие и сильные руки. Несколько минут шагал молча, видимо собираясь с мыслями, а кожаные подошвы его хромовых, до глянца начищенных сапог как бы выговаривали: «Еще шаг — и все узнаете… Еще только один шаг — и все узнаете…»

— Помните гоголевского городничего? — наконец заговорил майор. — «Я пригласил вас, господа…» Не стану подражать великому мастеру слова, а скажу просто: я выполняю поручение Антона Ивановича Щедрова. Он поручил мне как начальнику райотдела и как члену исполкома райсовета пригласить вас и сказать, что в Вишняковскую собирается приехать… нет, нет, Журбенко, не ревизор, и ты не пугайся. В Вишняковскую пожелал приехать, вернее, пожелал вернуться на постоянное жительство ваш земляк.

— Кто он, этот земляк?

— Откуда возвращается?

— Что ему нужно в Вишняковской?

— Сразу же вношу, товарищи, ясность: тот ваш земляк, который пожелал осчастливить вас своим возвращением, является белоэмигрантом. — Возле дверей Мельчаков легко повернулся на приятно скрипевших подошвах. — Что вы так смотрите? Может, помните, в евангельской притче есть слова: «Ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся…» Если не обращаться к притче, то вопрос ставится так: можем или не можем мы приютить человека? Понимаете, человека! Как в известном стихотворении: «Приютила, и согрела, и поесть дала ему…» В этом гуманном акте и вся соль. Именно приютить, накормить и согреть. Тут что важно, товарищи? Необходимо, чтобы блудный сын получил от своих родичей согласие на его возвращение. Если же родичей не окажется, тогда вариант другой: согласие колхозников. И чтобы потом, по возвращении беглеца, к нему было отношение человеческое, чтобы в родной станице он не чувствовал себя чужим. Понятно, товарищи? Или есть вопросы?

Следует заметить: в милицейских кругах майор Мельчаков слыл человеком умным, начитанным. Не было, казалось, такой книги, которую бы он не прочитал. Один называли его книголюбом, другие чудаком, потому что он читал не только романы и стихи, а и самые обыкновенные словари. Зачем нужны были начальнику райотдела милиции словари? Никто не знал. Знали только о том, что майору особенно нравилось просиживать со словарями этимологическими и узнавать, как родилось то или иное слово, как слово живет, как развивается, стареет и умирает. Видимо, те, кого Мельчаков удивлял своим пристрастием к словарям и умением наизусть цитировать знаменитых писателей, не знали, что этот подтянутый сорокапятилетний майор милиции в молодости мечтал стать лингвистом и что сбыться его мечте помешала Отечественная война. По разверстке комсомола студент филологического факультета был призван в войска НКВД. После войны продолжить учебу не пришлось. Сперва Мельчаков работал в уголовном розыске в Степновске, а затем получил назначение в Усть-Калитвинский райотдел милиции.

Недавно Мельчакова пригласил к себе Щедров. И первое, о чем он спросил, было:

«Майор, это правда, что вы запоем читаете словари?»

«Не запоем, а вообще читаю охотно».

«Похвально. И что же, чтение словарей помогает в вашей нелегкой деятельности на посту начальника райотдела?»

«Не скажу, чтобы очень помогало, но и не мешает. Во мне, Антон Иванович, давно живет любовь к слову. Понимаю, что начальнику милиции эта любовь ни к чему, но избавиться от нее не могу. Вы только об этом и хотели спросить?»

«Нет, не только об этом. Я прошу вас, как члена исполкома, ознакомиться вот с этим документом. — Щедров вынул из ящика стола разрезанный пакет с поломанными сургучными печатями. — Вишняковский казак, бывший белогвардеец, решил вернуться из эмиграции. Узнайте, есть ли у него родственники. Они должны дать согласие. Вызовите для консультации руководителей «Эльбруса». В общем, поручаю вам заняться этим возвращением…»