– Так это правда? – допытывался Гордеев, не забыв о презрительной усмешке и о взглядах, полных злой иронии, – Миша, неужели у тебя хватило ума в неё влюбиться?!

Иван Кириллович говорил так, словно это не он сам собирался жениться на точно такой же бедной мещанке, да ещё и с подмоченной репутацией и двумя детьми. Что говорить, Саша в этом вопросе казалась куда предпочтительнее собственной матери – она, по крайней мере, была честной девушкой.

– Ты же понимаешь, – продолжал Гордеев тем временем, – что я этого не допущу?

– Чего именно? – поинтересовался Мишель, скрестив руки на груди. Наблюдать за праведным гневом отца было отрадно, но в полной мере насладиться его яростью мешало нехорошее предчувствие. Мишель прекрасно осознавал, что Иван Кириллович способен на любую подлость и низость, и это настораживало. Не за себя он боялся, вовсе нет… вот это-то и было самым страшным – Александра могла пострадать по его вине.

– Я не позволю вам быть вместе! – изрёк Гордеев с чувством. – Вы никогда не будете вместе, пока я жив! Миша, это мезальянс! Ты только посмотри на неё! Ты заслуживаешь гораздо большего, чем эта… девушка, – заметив, каким ледяным взглядом сын смотрит на него, Иван Кириллович осёкся в последний момент и решил не сквернословить. – А я без поддержки Андрея Митрофанова долго не продержусь! Тебе нужна Ксения, и точка. Если ты забыл, именно этого хотела твоя мать…

Какой чудесный, тонкий ход! Надавить на больное, помянуть Юлию Николаевну – можно подумать, Мишель забыл, как она упрашивала его жениться на Ксении! Она даже в записке своей предсмертной написала ему: «Ксению, пожалуйста, не бросай. Она хорошая девушка» Хорошая или нет, но Мишелю, увы, нужна была не она. И он надеялся, что мать понимает его, понимает и не осуждает этот выбор.

А Гордеев, когда понял, что и с этой стороны к сыну не подступиться, решил избрать беспроигрышную тактику. Свою любимую, срабатывавшую в десятках подобных случаев!

– Я убью её, – спокойно и невозмутимо сказал он. – Если ты не вернёшься к Митрофановой сегодня же, я убью твою Александру. Сам. Своими собственными руками. И я клянусь тебе, Миша, я постараюсь сделать так, чтобы она мучилась перед смертью!

Потрясающие перспективы он обрисовал. И ведь убьёт, подумал Мишель с безграничным отчаянием. В душе бушевал ураган, но самое большое, что он мог позволить себе, это стиснуть зубы и слегка дёрнуть щекой. Сегодня по части самообладания ему не было равных, это бесспорно.

– Ты всё сказал? – полюбопытствовал он, вскинув голову и посмотрев на отца с вызовом.

– Я-то всё сказал, вот только ты меня, должно быть, не услышал?

– Отчего же? На слух пока не жалуюсь. А вот у тебя, похоже, с ним проблемы. Я, кажется, задал тебе вопрос. И ответа на него так и не получил, – Мишель снова кивнул на папку, что лежала на столе, и лишь с третьего раза Иван Кириллович удосужился на неё взглянуть.

И тотчас же побледнел, изменившись в лице.

– …что? Откуда это у тебя?! – слишком поздно он понял, что выдал себя с головой, и коронные оправдания, вроде: «Я не знаю, о чём ты!» не имели смысла. Собственно, он и так мог бы не притворяться, Мишель давно всё понял. И не без усмешки наблюдал за чудесными метаморфозами: Иван Кириллович из разъярённого дракона превращался в забитого, перепуганного щенка прямо на глазах.

– Собственно… что это? – решил-таки выкрутиться Гордеев и, ослабив ворот рубашки, поднял взгляд на сына.

– Дело об убийстве Матея Кройтора, – отозвался Мишель. – Знаешь такого?

– А должен?

– Может, и нет. Но я бы на твоём месте знал имя человека, чьими стараниями началась твоя блестящая карьера в министерстве! – Мишель очаровательно улыбнулся в довершение своих слов.

– Боюсь, я не понимаю…

– Оставь это, отец, мне всё известно. Это ты покушался на него той ночью, двадцать лет назад. Ты и твои люди, вы убили кучера, убили Габриеля Гиоане, его верного помощника, и чуть было не убили его самого. Что пошло не так? Как ему удалось спастись от тебя и твоих головорезов? Видимо, Матей Кройтор оказался крепким орешком, тебе не по зубам. Так или иначе, ему удалось уйти, и, чтобы вы не искали его в дальнейшем, он бросил в Дунай тело кого-то, очень похожего на него, не забыв перед этим надеть на палец старое фамильное кольцо. И ты со спокойной душой решил, что волноваться больше не о чем.

– Миша, что ты такое говоришь? – пробормотал Гордеев, но его жалкие речи не убедили даже его самого, что говорить о Мишеле?

– Ты знал о завещании Санды Кройтор. Ты знал, что она отписала всё своё имущество моей матери, своей лучшей подруге. Адриана в Румынии считали мёртвым, поэтому его имя в завещании не фигурировало – как я понимаю, это единственная причина, по которой он ещё жив. А иначе ты бы и его убил, не так ли?

На этот раз Иван Кириллович не стал ничего говорить. Сжав губы в тонкую линию, он смерил Мишеля холодным – нет, ледяным! – взглядом, недобро прищурившись. Но того не смутить было подобными выходками, он Гордеева не боялся ничуть. Поэтому, усмехнувшись, Мишель продолжил:

– Ты подстраховался на случай провала, отец. Если бы Кройтор выжил, как в итоге и произошло, ему бы и в голову не пришло связать это покушение с тобой. Вы не были близко знакомы, не были друзьями – ничего общего, чужие люди! А кто единственный выигрывал от его смерти? Разумеется, наследница! Твоя подлая и коварная жена. А теперь посмотри мне в глаза, отец, и ответь – как ты мог так поступить с ней?

Иван Кириллович, секунду назад храбрившийся и игравший в невозмутимость, поспешно отвёл взгляд и сделал вид, что изучает рисунок на персидском ковре в своём кабинете.

– Разумеется, Кройтор решил, что всё это дело рук моей матери. Он понятия не имел, что за её спиной стоял ты. Он понятия не имел, что она и знать не знала ни о каком завещании! Ну же, отец, признайся – она ведь не знала? Не знала, что Санда отписала всё ей?

– Санда отписала всё своим детям, – удивил Гордеев неожиданной откровенностью. – Мы исправили кое-какой пункт в завещании, у меня нашлись свои люди среди адвокатов, они помогли сделать Юлию единственной наследницей.

– Вот как? – Мишель собрался было удивиться, но передумал. – Собственно, да. Чего ещё ожидать от такого человека, как ты?

– Миша, ты не понимаешь! Я делал это не ради себя! – попробовал выкрутиться Гордеев, но у Мишеля его попытки вызвали лишь ироническую улыбку.

– Ради нас с матушкой, стало быть. Или, подожди, давай-ка придумаем не менее благородный мотив: ради нашей семьи, оказавшейся на грани разорения в тот год!

– Дела с отелями тогда действительно обстояли хуже некуда, – поспешно закивал Гордеев. – Волконские медленно, но верно шли на дно! Алексей вёл разгульную жизнь, а твой дядя Михаил не справлялся один!

– Поэтому, получив наследство Кройторов, ты первым делом обеспечил себе должность в министерстве? Я попросил Семёна раздобыть для меня старые счета. И знаешь, что-то я не заметил, как ты помогал финансировать «Центральный» в годы его становления! Может, я просто не там смотрел? А ещё, оказывается, тогда отелей было пять! Пятый разорился, и от него пришлось отказаться. Примечательно, как раз в тот год, когда моя мать получила наследство от Кройтора. У вас были деньги для того, чтобы спасти отель. Но ты предпочёл пустить все их на свою политическую карьеру, а мама тебя в который раз послушала. Так что, прошу, не надо говорить мне о семье и прочих высоких материях! Ты задумал всё это исключительно ради самого себя, преследуя собственные эгоистичные цели, ни больше ни меньше.

– И ты станешь меня за это судить?! – с вызовом спросил Гордеев, словно и впрямь не видел в этом ничего предосудительного. – Думаешь, мне было легко?! А представь, где мы были бы, где ты сам был бы сейчас, если бы не я? Тебе кажется, что богатство и достаток даются легко? Это потому, что ты среди всего этого вырос и не знаешь, что может быть и по-другому! А у нас вполне могло быть по-другому! Если бы Волконские разорились, я не смог бы содержать всех вас: тебя, твою мать, обоих её братьев и твою чёртову бабку генеральшу! Я боялся катастрофы, чёрт возьми, и решил перестраховаться!