А отреагировал он вполне однозначно, как и ожидалось. На следующий день после того, как было объявлено о свадьбе, Иван Кириллович пришёл к Алёне с букетом цветов, а также с огромным синяком в пол-лица и с переломанным носом. Александра уже собралась было спросить, кто это так искусно разукрасил личность господина министра, но её опередил Арсений, на что недовольный Гордеев ответил, что просто неудачно упал.

Уже потом, вечером, когда Сергей провожал Александру до дома, он рассказал, что Мишель, узнав о грядущей свадьбе, спустил отца с лестницы самым бесцеремонным образом и, наверное, убил бы совсем, если бы не вовремя разнявшие их слуги.

– Сам Волконский при этом не пострадал, досталось в основном Ивану Кирилловичу, да и немудрено – куда ему, конторскому чиновнику, против боевого офицера! – рассказывал Авдеев, пряча улыбку. Очевидно, он за товарища был горд, хотя повод для гордости был сомнительный.

Александра, с одной стороны, едва сдерживала смех, а с другой, ей делалось дурно, когда она думала о том, что этот человек может сделать с ними, если он запросто посмел поднять руку на родного отца.

– Почему ты всегда говоришь о нём – Волконский, Волконский? Почему не Гордеев? Разве он не сын Ивана Кирилловича?

– Сын, но у Мишеля фамилия матери. Это она так настояла, бог знает зачем, ну, а Иван Кириллович не стал спорить.

– Что ж, понятно. Но я в любом случае не хочу встречаться с этим человеком! Поди объясни ему, что я точно так же против этой свадьбы, как и он… ведь ни за что не поверит! Для таких, как он – такие, как мы, все одним миром мазаны. Я боюсь, – искренне призналась Александра.

– Да поздно уже бояться, Сашенька, – сурово, но справедливо сказал Сергей. – Нужно брать себя в руки и плыть по течению. Викентий Иннокентьевич правильно сказал, мы ничего не сможем изменить. Если уж даже Мишель не смог, а у него влияния-то побольше будет, чем у нас всех вместе взятых. Что уж тут поделаешь? У Гордеева связи в министерстве, половина Москвы под ним. Как бы мы с тобой не хотели обратного, но эта свадьба всё-таки состоится.

– Это всё большая ошибка, огромная ошибка, которую моя матушка не должна совершать! – произнесла Саша в отчаянии. – Но знаешь, что самое страшное, Серёжа? Что мы действительно ничего не можем сделать! Нам то и остаётся, что плыть по течению.

А оно совершенно неожиданно привело её в Москву.

Конечно, она была против. И, конечно, с её мнением никто считаться не стал – тремя голосами против одного решение было принято в пользу немедленного отъезда. О да, именно тремя голосами – предатель Арсений живо переметнулся на сторону сильных, похоже, проникшись к Гордееву искренней симпатией. Министр купил ему игрушечный пистолет и принёс новенькую форму пажеского корпуса, и мальчик был на седьмом небе от счастья – много ли надо ребёнку?

Александру поначалу тоже пытались подкупить: ей в подарок он преподнёс отрезы на платье из нежнейшего шёлка, жёлтого и бирюзового, а так же целых шесть коробок с модными шляпками различных цветов и фасонов. Надо ли говорить, что девушка восприняла это как оскорбление?

– Вы не купите меня за ваше золото, господин Гордеев, – сказала она, швырнув коробки с подарками прямо на стол, перед министром, который пил чай в обществе Алёны и Арсения. – Можете даже не пытаться. В отличие от Алёны Александровны и Арсения, я ещё помню, что у меня есть отец, которого вы мне никогда не замените!

В ту ночь она осталась ночевать в больнице, вопреки данному матери обещанию проводить ночи дома. Алёна сначала послала за ней брата, но Арсений вернулся ни с чем – Юра Селиванов, по просьбе Александры, даже внутрь мальчика не пустил, и тогда мать пошла за ней сама.

Вопреки её ожиданиям, Саша сидела в отцовском кабинете одна. Ни Авдеева с ней не было, к великой Алёниной радости, ни даже Воробьёва, который вроде бы чаще остальных дежурил по ночам.

– Что тебе нужно? – спросила Александра устало. – Домой я не вернусь, пока он там. И ни в какую Москву я не поеду, так и знай!

– В тебе говорит детский эгоизм и нежелание признать свою неправоту. Это глупо, Саша, тебе уже не десять лет, ты не в том возрасте, когда дети ради самоутверждения перечат родителям и стараются делать всё наперекор! Арсений, который моложе тебя на четыре года, и тот понимает, что так будет лучше для всех нас! А ты упрямо не желаешь…

– Если ты пришла сюда, чтобы обсуждать это, то лучше сразу уходи, – попросила девушка, взявшись за ноющие виски кончиками пальцев. – Я не хочу разговаривать на эту тему!

– Саша, послушай! – Алёна обошла вокруг стола, выдвинула стул и села напротив. – Это такой шанс для нас! Это то, о чём я всегда мечтала! Богатство, почёт, любящий, щедрый муж! Вы с ним подружитесь, если только ты перестанешь быть такой колючкой!

– О, это вряд ли. Я не имею ни малейшего желания дружить с человеком, доведшим до самоубийства свою жену, святую, между прочим, женщину!

– Не надо так о нём, – попросила Алёна. – Он хороший. Ты же видишь, как он относится к нам. Ко мне, к Сене. И тебе он тоже пытался угодить, а ты так бесцеремонно вернула его подарки! Неужели ты не понимаешь, как обидела его этим?

– Предлагаешь извиниться? – изогнув бровь, спросила Александра. Взгляд её был преисполнен безграничного презрения, и Алёна поняла, что к делу нужно подходить с другой стороны. Переубеждать её было бесполезно, доводы она использовала не те. И, вздохнув украдкой, она сказала тихо:

– Я говорила с Викентием…

– М-м, просила его уволить меня? – тотчас же спросила Сашенька, не дав ей договорить.

– Нет, – покачала головой Алёна. – Просила его устроить тебе практику в Басманной больнице, в Москве.

Поначалу Александра не поверила собственным ушам. О практике в одной из самых известных московских больниц она и мечтать не могла! И откуда, интересно, мать узнала о том, что она мечтала туда попасть? Ах, нет, не тот вопрос Саша задавала себе – гораздо уместнее было бы спросить: а с чего это вдруг такая щедрость? Помнится, Алёну никогда особо не интересовали её успехи на медицинском поприще. И, разумеется, дорогая матушка никогда не делала ничего просто так.

Тут-то всё и стало на свои места – Сашенька натянуто улыбнулась, перехватив взгляд матери. Всё с вами понятно, драгоценная Алёна Александровна!

– Пытаешься меня купить? – полным презрения голосом, поинтересовалась она.

– Я из последних сил стараюсь не отдаляться от тебя, Саша! А ты по-прежнему не желаешь слушать. Если ты хочешь учиться, если хочешь быть врачом – пожалуйста, делай как пожелаешь! Ты не представляешь, с какой охотой Воробьёв возьмёт тебя под свою опеку там, в городе. Он и сам сказал, что для тебя это будет следующим шагом, а здесь, в этом захолустье, пропадёшь и ты сама, и твой талант.

– С каких это пор тебя стал волновать мой талант? Помнится, раньше тебя это совсем не заботило! Первые три года ты и вовсе была уверена, что я состою нянечкой при больных, меняю пелёнки и выношу помои! Странно, откуда ты вообще узнала, что я медсестра?

– Саша, перестань! Воробьёв обещал устроить тебя туда в конце следующей недели. А Иван Кириллович пообещал позаботиться о твоём дальнейшем образовании и определить тебя в институт.

– Бог ты мой, какие привилегии!

– Перестань иронизировать, – резко сказала Алёна. С каждой секундой у неё оставалось всё меньше и меньше сил на то, чтобы вести себя непринуждённо и не сорваться на крик. – На твоём месте я не стала бы разбрасываться такими возможностями. Если не хочешь по-хорошему, ты знаешь, что может быть в противном случае!

– Да неужели? – с усмешкой спросила Александра. – Брось, мама, не пытайся меня запугать. Ты знаешь, что силой ты меня не заставишь. Я сбегу, если потребуется. Одной мне и то будет лучше, чем с вами! С тобой, и с этим твоим… министром.

– Одной, или всё же с Авдеевым? – спросила Алёна, надавив на больное. – Забудь на время про свою строптивость, Саша, пока решается твоя судьба! В наших силах сделать так, чтобы вы с Сергеем никогда больше не увиделись. Иван Кириллович – очень влиятельный человек, и одного его слова будет достаточно…