Но про деньги речи не зашло.

Любовь Демидовна, вообще-то, поведением своим куда больше напоминала Эллу, нежели Бориса Егоровича – из последних сил старалась улыбаться, сохранять оптимистичный настрой, и ни разу о материальной стороне дела не заикнулась.

– У меня дочка… вашего возраста… Лизонька… вам надо… обязательно… подружиться! – с трудом говорила она. Ей, конечно, лучше было вообще не разговаривать, но Александра решила, что хватит ей уже приказывать князьям и княгиням, что они должны делать, а что не должны. Тем более, от пары слов хуже Караваевой не станет. – Спасибо большое вам, Александра Ивановна! У вас просто золотые руки, вас как будто Господь благословил! Я бы хотела… если нетрудно, конечно… хотела бы, чтобы вы и дальше меня лечили.

– Что?! – вырвалось у Сашеньки, с изумлением вдвое большим, чем нужно.

– Я не хочу… Викентий… он… нет… не знаю, не могу объяснить… это постыдно… я же там, под бинтами, совсем неодета… а вы… вы ведь тоже женщина… перед вами я не застесняюсь!

– Марина Викторовна с удовольствием сменит перевязку лично, я не сомневаюсь.

– Ни в коем случае! – с поспешностью воскликнула Караваева и захрипела, бедняжка, набрав в грудь слишком много воздуха. – Я… то есть… ох… Ноги этой женщины чтобы не было около моей постели! То есть… извините, что я так… требовательно… Тем не менее, я хочу, чтобы это были вы.

– Любовь Демидовна, вам, наверное, не сказали, – вкрадчиво произнесла Александра. – Но я даже не медсестра. И уж тем более не врач! Я всего лишь ученица, практикант, коли угодно. И я не…

– Мне достаточно того, что вы спасли мою жизнь сегодня, милая моя девочка! А уж сменить бинты будет всё полегче, чем вытащить с того света старушку-Караваеву, не так ли? – и она подмигнула Сашеньке, точно заговорщица.

Пришлось соглашаться, а куда денешься? Странным показалось лишь категоричное нежелание наблюдаться у мадам Воробьёвой. Уже второй негативный отзыв за сегодня слышала Александра об этой женщине, ну и дела!

Распрощавшись с княгиней, она вышла в коридор и взглянула на большие часы над входом.

Восемь.

"Ну вот и всё. Он уже, разумеется, не принимает. И вообще, наносить визиты в такое время – верх неприличия. Тем более, молодым князьям. Тем более, помолвленным молодым князьям! И что подумает обо всём этом Серёжа, если узнает?"

В сестринской было пусто, Вера ушла на вечерний обход, а тётя Клава вышла на улицу, собирать развешенное во дворе бельё. Это было хорошо, Саша без лишних свидетелей распахнула халат и переложила заветную папку в сумочку, которую накрепко прижала к себе, словно боясь потерять.

С Верой она попрощалась в коридоре, пожелав лёгкой ночи, с тётей Клавой – уже на улице.

– Что, не встречает тебя сегодня твой мальчик? – лукаво спросила она.

– Как видите, не встречает, – ответила Александра, только теперь обратив внимание на его отсутствие.

А ведь и впрямь странно! Вчера она уехала, можно сказать, не попрощавшись. Они с Алёной сказали, конечно, вежливое "до свиданья" всем собравшимся, но персонального прощания с Авдеевым не получилось. А ещё она не разговаривала с ним весь вечер, назло общаясь исключительно с Иноземцевым и Голицыным, и теперь, наверное, он обиделся.

Иначе приехал бы ещё в обед, как вчера!

"Господи, я идиотка", – с тоской заключила Александра и, выйдя на улицу, медленно зашагала в сторону Садовой.

«Что, до самой Марьиной рощи пешком пойдёшь? – возмутился кто-то рациональный в её голове. – Лови извозчика, немедленно! Что ты делаешь, безумная, остановись! Ты же не заявишься к нему на ночь глядя?!»

Разумеется, нет.

– Сейчас поймаю извозчика, сейчас! – зашептала она, успокаивая саму себя. – Вот только дойду до переулка, там сподручнее. Не пешком же до Марьиной рощи идти, в самом деле!

Но извозчиков, как на грех, поблизости не отыскалось.

На улице смеркалось, солнце постепенно пряталось за крышами домов, а в переулке было довольно сумеречно – того и гляди, выпрыгнет оттуда какой-нибудь лиходей, и тогда – пиши пропало. Пришлось шагать вперёд, чтобы не запугивать саму себя.

Так и получилось, что Саша добрела до того самого дома, что на углу Садовой и Басманной.

«Разумеется, ты к нему не пойдёшь!» – твёрдо сказал голос здравого смысла.

Разумеется, не пойду, согласилась с ним Александра. Вон, кажется, уже и извозчик едет? Она обернулась на цоканье копыт, но, увы, пролётка уже везла своего пассажира по назначению, и на её взмах рукой не остановилась – извозчик сочувственно покачал головой.

Делать нечего, придётся идти, сказала себе Александра, провожая взглядом удаляющуюся пролётку.

Идти? Куда? Пешком, в Марьину рощу?

– Да, в Марьину рощу! – сказала она себе и, понуро опустив голову, зашла в подъезд большого, четырёхэтажного дома, где жил князь Волконский.

Всё время, начиная с возвращения от Владимирцева и вплоть до восьми вечера, Мишель беспробудно спал.

Ночь в поисках Леонида Воробьёва выдалась тяжёлой и бессонной, и к утру он окончательно вымотался, но после обеда предстояло ещё встретиться с Кройтором и матушкиным Семёном, чтобы уладить кое-какие дела насчёт отелей. Да и к Володе Владимирцеву грех было не зайти!

Ну а потом Мишель приехал домой и с чистой совестью повалился в кровать, наверстывать упущенное за ночь. Он проснулся от звона часов, отбивающих восемь, и успел только принять ванну, прежде чем раздался звонок в дверь.

Ксения? Что ж, вовремя.

Накинув рубашку на ещё влажное тело, Мишель направился открывать, на ходу застёгивая пуговицы, свято уверенный, что кроме дорогой невесты абсолютно некому беспокоить его в такой час.

Что ж, он ошибся.

Александра тоже до последнего надеялась, что она ошиблась. И что квартира на третьем этаже, с таким трудом найденная в сумерках плохо освещённого подъезда, вовсе не его, и что надпись "Волконский А.Н." на табличке – всего лишь дурацкое совпадение. И сама же горько смеялась над собой, над своими по-детски наивными надеждами.

А когда он открыл дверь, стало уже не до смеха.

Господи, до чего же он красивый! – сказал тот самый внутренний голос, предатель, ещё секунду назад подстрекающий немедленно развернуться и бежать прочь, подальше от этого человека.

Но этот самый внутренний голос был чертовски прав, и "красивый" – это ещё не то слово. Он был не совсем одет, в понимании дворянского этикета: всего лишь брюки да тонкая домашняя рубашка из тончайшего белого хлопка. Не до конца застёгнутая, она облегала широкую мускулистую грудь так заманчиво, что у Александры от этого зрелища неминуемо закружилась голова, а сердце снова заколотилось часто-часто, как и всегда в его присутствии.

Потому Саша непроизвольно сделала шаг назад, а Мишель замер на пороге своей квартиры, совершенно не представляя, как на всё это реагировать. Вот уж кого-кого, а её он точно не ожидал увидеть этим вечером!

Впрочем, вспомнив о том, что он везде и всегда привык был хозяином положения, Мишель поспешно убрал удивление с лица и изобразил ту самую ленивую усмешку, Александре уже привычную. Расслаблено облокотившись о дверной косяк, он взглянул на неё иронично и спросил своё любимое:

– Что, серьёзно?

– Видимо, да, – вздохнула покаянно Александра, опуская взгляд. Без лишних объяснений было ясно, что он имел в виду под этим вопросом, и ей отчего-то сделалось безумно стыдно. А его незастёгнутая рубашка только подливала масла в огонь, ничуть не придавая Саше уверенности, а совсем наоборот.

– М-м. Не ожидал! – признался Мишель, пока ещё не собирающийся её выгонять.

– Ну ещё бы! Дворяне ведь воспитаны иначе, – не сдержалась Сашенька, выведенная из себя этим саркастическим тоном, на её взгляд, сейчас совершенно неуместным. – В их понимании девушкам неприлично приходить в такое время!

– Предположим, девушки-то здесь по ночам не такая уж и редкость, – парировал бессовестный Мишель. – Удивительно, что это именно ты. Помнится, тебя я точно не приглашал!