– Я успела предупредить её, – это она сказала уже, кажется, не Мишелю, а самому Адриану, но тот всё равно перевёл. – Я сказала, что Кройтор вернулся за дочерью. Я советовала ей уехать, спрятаться, что угодно сделать, но не попадаться ему на глаза, но она меня не послушала! Она надеялась, что…

Адриан замолчал, с горькой усмешкой, хотя Лучия произнесла фразу до конца. Мишель вопросительно посмотрел на него, но, впрочем, тут же понял, что переводить не обязательно. Он и так знал, на что надеялась его бедная матушка. Точнее, на кого. На дорого супруга, господина Гордеева, на его защиту и покровительство!

А тому попросту была выгодна её смерть. Он не стал бы защищать её, даже если бы знал о Кройторе. А, собственно, с чего мы взяли, что он не знал? Мишель тоже усмехнулся и, протянув руку, сказал тихо:

– Спасибо.

Лучия коснулась его руки, но одним рукопожатием решила не ограничиваться и, прижавшись к Мишелю, обняла его. Каким-то нежным получилось это объятие, материнским, покровительственным.

– Живи, мой мальчик, – прошептала она. – Живи. Ты ещё так молод, у тебя всё впереди! Кройтор всё равно был обречён, ведь если бы не выстрелила я, то это сделал бы ты, и тебя наказали бы за его убийство… Пускай накажут меня. Мне всё равно, что со мной будет. Я любила этого монстра, несмотря на все его грехи, всё равно любила. Любила и ненавидела одновременно. И жизнь без него для меня уже не жизнь. А ты… ты заслуживаешь большего. Твоя мать хотела бы для тебя большего. Надеюсь, она оценит мой поступок. Надеюсь, этим я хоть немного искуплю свою вину за то, что не сумела её уберечь…

Мишель с благодарностью кивнул ей, а затем посмотрел на Адриана, всхлипнувшего в порыве чувств. Вряд ли тот жалел безвременно почившего дядюшку, скорее его тронул неожиданный поступок Лучии. Поймав на себе взгляд хозяина, Кройтор хмыкнул и сказал по-русски:

– Я же говорил вам, это необыкновенная женщина!

Что верно – то верно. Необыкновенная женщина выпустила Мишеля из своих объятий, затем обернулась и в последний раз посмотрела на человека, которого любила столько лет. На секунду её лицо исказилось гримасой боли и отчаяния, но уже в следующий момент Лучия вернула себе прежнюю невозмутимость и сказала Адриану:

– Ia-ma departe. [6]

– Я переспал с твоей невестой вчера, – без всяких вступлений начал Алексей, едва успев переступить порог кабинета.

– Ты… что? – Иван Кириллович, разумеется, услышал всё с первого раза, но всё равно счёл нужным переспросить.

– И я сделаю это снова, когда ты уедешь на очередное совещание, – беспечно добавил Алексей к вышесказанному и, скрестив руки на груди, высокомерно посмотрел на Гордеева сверху вниз.

Министр, поначалу не поверил ни единому слову, отдадим ему должное. Всем давно известно: от Алексея Николаевича ожидать можно чего угодно, но… такого? Очередная грязная клевета, несомненно!

И Иван Кириллович не мог позволить этому заносчивому ублюдку дурно отзываться о его женщине, а потому он нарочито медленно поднялся из-за стола. Если он думал, что полковника с десятилетним опытом армейских будней за плечами испугает сия демонстративная хладнокровная решительность, то он очень заблуждался.

Алексей только усмехнулся своей привычной жестокой усмешкой и вопросительно изогнул бровь, призывая – давай-давай, ну что же ты? Гордеев поумерил свой пыл, наткнувшись на ледяной взгляд голубых глаз, преисполненных ненависти. Живо вспомнилось, как Мишель безжалостно спустил его с лестницы Большого дома и как набросился с кулаками, не вспомнив ни на секунду о родственных чувствах. Этот тоже не вспомнит.

Более того, по Волконскому было хорошо видно – он прямо-таки жаждет драки! И намеренно провоцирует, негодяй… Оправдав собственную трусость, Иван Кириллович уткнулся кулаками в лакированную поверхность стола, но дальше дело не пошло, с места он не сдвинулся. Ещё раз ломать только-только сросшийся нос ему вовсе не хотелось. И если был способ избежать схватки с этим безумцем, Гордеев искренне желал таковой отыскать.

– Алексей, я попросил бы тебя немедленно покинуть мой кабинет! – сказал он первое, что пришло на ум.

– А я, Иван, попросил бы тебя немедленно покинуть мою квартиру! – парировал Волконский с усмешкой. – Если мне не изменяет память, твоего здесь ничего нет. Поправь меня, если я ошибаюсь.

– Что тебе нужно? – начиная терять терпение, спросил Гордеев. Руки его сжались в кулаки самопроизвольно – больше всего на свете ему хотелось съездить Волконскому по его ухмыляющейся слащавой физиономии, да посильнее! Но слишком велик был риск получить сдачи, а рисковать в таких вопросах Иван Кириллович не любил.

– Предлагаю поделить её по-честному. Скажем, ты – с понедельника по среду, а я – с четверга по субботу! – продолжал глумиться Волконский. – Воскресенье, так и быть, пусть отдыхает.

– Алексей, какого чёрта…

– А-а, прошу меня простить, не учёл особенностей твоего возраста! Каждый день, наверное, это слишком для тебя, да? Тогда давай так: ты будешь приходить к ней по чётным дням, а я – по нечётным. С неё всё равно не убудет, а мы с тобою останемся в неизменном выигрыше!

Это стало последней каплей. Про возрастную немощность упоминать явно не стоило, да и говорить об Алёне в таком тоне – тем более. Чаша ангельского терпения Ивана Гордеева переполнилась, и он, не отдавая себе отчёта в собственных действиях, с яростным воплем бросился на Алексея. И в следующую секунду отлетел к стене, опрокинув высокий напольный светильник с инкрустированной ножкой. Грохнуло дерево, зазвенело стекло, Иван Кириллович повалился прямо на осколки и поранил руку, но, не замечая этого, вновь поднялся и предпринял повторный штурм. На этот раз они сцепились не на жизнь, а на смерть, и неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы не своевременное появление Мишеля.

Сына с визитом Гордеев сегодня не ждал, но был сказочно рад его появлению, потому что первым делом Мишель оттащил Алексея в сторону и, хорошенько приложив того об стену, вцепился в плечи дядюшки мёртвой хваткой и сказал:

– Немедленно прекрати.

Полковник Волконский, разумеется, ожидал совершенно другой реакции.

– Прекратить? Миша, да на чьей ты стороне?! Как ты можешь защищать этого ублюдка? Давай просто выбросим его в окно и дело с концом! Здесь высоко лететь, он наверняка разобьётся!

– Я сказал, прекрати, – сквозь зубы произнёс Мишель, и у Алексея сложилось неизгладимое впечатление, что ещё секунда – и племянник его ударит.

– Что с тобой? – гораздо спокойнее спросил он тогда.

Гордеев тем временем поднялся на ноги и, посмотрев на свою окровавленную ладонь, порезанную осколками, болезненно поморщился. А затем поднял взгляд на своего спасителя и сказал еле слышно:

– Спасибо, сынок. Ты вовремя!

Эта фраза Мишелю не понравилась ещё сильнее, чем Алексей с его никуда не годным поведением. Гордеев вёл себя так, словно они и впрямь заодно, и это Мишеля покоробило. Куда деваться теперь – что делать, что говорить? Позволить Алексею убить-таки отца или избить до полусмерти? Или продолжать заступаться за это ничтожество? Мишелю в тот момент подумалось, что какое бы решение он не принял – всё равно оно будет неправильным.

И тогда он подумал о матери – а чего бы хотела она? К сожалению, ответ был слишком очевиден, и поэтому Мишель ещё крепче прижал Алексея к стене, не давая ему вырваться и вновь броситься на Гордеева.

– Оставь нас, – сказал он, но прозвучало как приказ. А полковник Волконский привык исполнять приказы только вышестоящих по званию и никак иначе. Других авторитетов для него не существовало никогда, он и собственную мать-генеральшу редко когда слушал, что говорить о племяннике.

– Ты ещё смеешь мною командовать? – с вызовом спросил Алексей, призывая на помощь те самые повелительные интонации, от которых трепетали его подчинённые. Но на Мишеля приём не подействовал, более того, он только удвоил его решимость.