Скажи, каторжанин, всю правду,
За что ты в остроге сидишь?
За что сквозь железну решетку
На волю так жадно глядишь?
Скажи, каторжанин, всю правду
И сколько на свете ты жил,
И сколько людей переграбил,
И сколько ты душ загубил?
«Но нет, я не резал, не грабил
И душ ни одной не губил,
Лишь только для собственной жизни
Одну я девчонку любил.
Она мне клялася однажды:
«До гроба я буду твоя».
А кровь–то во мне волновалась
Как будто морская волна.
Бывало, окончишь работу
И к ней на свиданье придешь,
А сам заиграешь в гармошку,
Веселую песню поешь.
А песня моя удалая
Далеко, далеко, далеко слышна,
А Нюра моя дорогая
Давно ожидает меня.
Потом я окончил работу
И к ней на свиданье пришел,
Но что же тут с нею случилось?
Ее уж ласкает другой.
От ревности сердце забилось,
От злости я весь задрожал,
Но что ж тут со мною случилось? –
Со мною был острый кинжал.
И тут я, как зверь обозленный,
К красавице вмиг подбежал
И в грудь молодую с досады
Вонзил я по ручку кинжал.
При свете луны я увидел:
Соперником брат был родной,
Стоял предо мной на коленях,
Смущенный стоял предо мной.
Смущенный стоял на коленях,
Он долго и жадно просил,
Чтоб жизнь я его молодую,
Счастливые дни пощадил.
Но нет и для брата пощады,
В руке моей сжался кинжал.
И в грудь молодую с досады
Вонзил я по ручку кинжал.
Поутру пришел я в деревню,
В деревне я все рассказал:
Что я совершил преступленье,
Я брата с девчонкой убил.
В деревню пришли понятые,
Забрали меня, молодца,
С двумя сыновьями рассталась
Моя дорогая семья.
Отец мой тут горько заплакал,
От горя заплакала мать.
«Прощайте, мои дорогие,
Вам больше меня не видать».
Окончил рассказ каторжанин,
Последнее слово сказал:
«Прощайте, мои дорогие»,–
А сам, как дитя, зарыдал.
