Приходи ты на бан, я там буду

Любоваться твоей красотой.

И по ширмам таскаться я буду,

Добывать тебе, детка, покой.

Приходи же, в желанье сгораю

Только видеть тебя на бану,

Торопливо я порт покупаю

И у фраера режу скулу.

Барахлом и рыжом разодену

С головы и до ног я тебя,

Чертогончик на шею повешу

С павутиной тебе я шутя.

А на тонкие нежные грабки

Обручок я тебе принесу.

Дорогие носить будешь шляпки...

Обожаю твою красоту!

ЖИГАНСКИЕ ГЛАЗА

Я встретил девочку на переулочке,

Она молоденькой пацаночкой была.

Ей, знать, понравилась улыбка жулика

И откровенные жиганские глаза.

Вот сроки кончились, вернулись жулики,

Вернулся парень также в свой родимый дом,

Но среди девушек он не находит той

Голубоглазой пацаночки своей.

Спросил. Ответили: «Она уехала,

Она уехала, быть может, навсегда».

И в жизни первый раз у жулика из глаз

Скатилась крупная жиганская слеза.

Ох, не забыть мне вас, ох, не забыть мне вас,

Не в силах больше я другую полюбить!

И в жизни первый раз у жулика из глаз

Скатилась крупная жиганская слеза...

Луной озарены зеркальные воды,

Где, детка, сидели с тобой вдвоем.

Так тихо и нежно забилось сердечко,

Не мог я сказать ни о чем.

Поверь, дорогая, что я ведь не сокол,

Чтоб вечно по воле летать,

Чтоб вечно тобой любоваться, родная,

Любить и к груди прижимать.

Гуляй, моя детка, пока я на воле,

Пока я на воле –я твой,

А может случиться, я буду в неволе –

Тобой завладеет другой.

И, может, умру за решеткой тюремной,

За крепким тюремным замком,

Меня похоронят на ближнем кладбище,

И ты не узнаешь о том.

Но если поправлюсь и выйду на волю

И будет в груди веселей,

Мы встретимся снова, в той самой аллее,

Где– помнишь? – нам пел соловей...

Начинаются дни золотые

Воровской непродажной любви...

Крикну: кони мои вороные!

Черны вороны – кони мои!

Устелю свои сани коврами,

В гривы алые ленты вплету,–

Пролечу, прозвеню бубенцами

И тебя подхвачу на лету!

Почему не сверкнет, как бывало,

В твоих глазках былого огня?

Почему твоя радость завяла? –

Расскажи, не пугайся меня.

Знаю я все степные дороги...

Перестань, моя детка, рыдать –

Нас не выдадут черные кони,

Вороных уж теперь не догнать!

«Вот однажды, в один вечерочек

Вот я чем огорчила его?..

Он взглянул, и лицо побледнело,

И ушел, не сказав ничего.

И с тех пор его больше не вижу,

Говорят, он гуляет с другой...

И с тех пор моя радость завяла,

И с тех пор я живу сиротой».

Золотится серенький дымок,

Тая в золотых лучах заката,

Песенку принес мне ветерок, мне ветерок,

Ту, что пела милая когда–то.

Жил в Одессе славный паренек,

Ездил он в Херсон за арбузами,

И вдали мелькал его челнок, его челнок

С белыми, как чайка, парусами.

Арбузов он там не доставал,

Лазил тот парнишка по карманам,

Крупную валюту добывал, он добывал

И водил девчат по ресторанам.

Но однажды этот паренек

Не вернулся в город свой родимый,

И напрасно девушка ждала, его ждала

У причала в платье темно–синем.

Кто же познакомил, детка, нас с тобой,

Кто нам преподнес печаль–разлуку?

Кто на наше счастье и покой, о боже мой,

Поднял окровавленную руку?

Лагерь познакомил, детка, нас с тобой,

Прокурор нанес печаль–разлуку,

Суд на наше счастье и покой, о боже мой,

Поднял окровавленную руку.

Но, в каком бы ни был я краю,

Обещаю бить легавых крепко,

Потому что волю я люблю, о да, люблю! –

А на воле вор бывает редко...

Сиреневый туман над нашей крышей тает,

Над городом не гаснет прощальная заря.

Кондуктор не спешит, кондуктор понимает,

Что с девушкой своей прощаюсь навсегда.

Вот рядом ты стоишь, мне руку пожимаешь

И тихо говоришь прощальные слова.

Быть может, через час тебя я потеряю,

Быть может, через час свиданья час пробьет.

Запомню навсегда, что ты мне говорила,

Движенье твоих губ, ресниц твоих полет,

Запомню навсегда последний крик конвоя.

Еще один гудок, и поезд отойдет.

Сиреневый туман над нашей крышей тает,

Над городом не гаснет прощальная заря.

Девчонка не спешит, девчонка понимает,

Что с волюшкой своей прощаюсь навсегда.

Уеду далеко; в край северный, таежный,

И локоны твои другой будет ласкать.

Ты ж вспомни обо мне, что я тоскую где–то,

А впрочем, ни о чем не надо вспоминать.

Сиреневый туман давно уже проплыл,

Над городом погасла прощальная звезда.

Кто не сидел в тюрьме, цены любви не знает,

Кто не был в лагерях, не любит никогда!