Весь был дом освещен в сад зеленый окном,

Растворенным чией–то рукою.

Кто сидит у окна и сидит так давно,

Весь подавлен безумной тоскою?

Разве можно грустить в такой праздник большой, Где так весело музыка льется?

И веселая пара одна за другой

Вихрем вальса шумливо несется.

Вот и он отошел, не взглянул на меня,

С ней уносится в вальсе веселом,

Сильно ей увлечен, дела нет до меня...

А душа моя в полном в волненье.

«Ах, не лучше ли мне в сад зеленый уйти

От людей и от шумного бала?»

Незаметно скользнула сквозь группу людей,

На скамью со страданьем упала.

И в ту сторону сада смотрела она,

Где был дом освещен среди ночи...

Вдруг послышалось ей – чей–то голос пропел

Про любовь и про карие очи.

«Ах, давно ли он мне то же самое пел,

Ах, давно ли мы вместе гуляли?

А теперь навсегда отошел от меня,

Очи карие черными стали».

И, шатаясь, к обрыву реки подошла,

И со вздохом крестом осенилась.

И нагнувшись к реке, и руками всплеснув,

Она тихо на дно опустилась.

Весь был дом освещен в сад зеленый окном,

Затворенным чией–то рукою.

Там был он и она и не вспомнил о ней,

Он все время был занят другою.

КОЛЕЧКО

Потеряла я колечко,

Потеряла я любовь,

А по этом по колечке

Буду плакать день и ночь,

Где девался тот цветочек,

Что долину украшал,

Где мой миленький дружочек,

Что словами обольщал?

Обольстил милой словами,

Он уверил навсегда:

«Не плачь, девица, слезами –

Будешь вечно ты моя».

Мил уехал и оставил

Мне малютку на руках,

Как взгляну я на малютку,

Так слезами и зальюсь:

Чрез тебя, моя малютка,

Пойду в море утоплюсь.

А тебя, мой злой мучитель,

Я навеки прокляну.

Долго русою косою

Трепетала по волне,

Правой рученькой махала:

«Прощай, миленький, прощай!»

Ни на что так не взирала,

Как на этот темный бор.

Ни о ком так не страдала,

Как о миленьком своем.

Я за девушкой ухаживал три года,

Она дочка была кузнеца.

И на все же она соглашалась,

Потому что любила меня.

Раз я выпил с друзьями по привычке

И пошел на свиданьице с ней.

Долго–долго по улице гуляли,

А потом пригласила меня в сад.

В том саду было тихо и спокойно,

Сквозь деревья светила луна;

На зеленом ковре мы сидели,

Целовала Наташа меня.

Тут Ванюшкина кровь разыгралась,

И Наташу он стал обнимать.

А Наташа сквозь слезы отвечала:

«Ваня, Ваня, не трогай меня.

Ты привык с посторонними знаться,

Ты привык посторонних любить,

А ко мне ты пришел насмеяться,

Молодую мне жизнь загубить».

На заводе гудки прогудели,

Время было четыре часа.

А что в эту минуту случилось,

Догадайтеся сами, друзья.

Вы возьмите мово малого сына,

Доведите его до ума,–

А я скроюсь от людского позора,

Чтобы здесь не судили меня.

Когда я в люлечке качалась,

Тогда я маленька ж была;

Сухой бараночкой питалась,

Один стакан чаю пила.

Когда семнадцать лет сровнялось,

С подружками гулять пошла.

Пастух скотину выгоняет,

А дочка с улицы идет...

Мамаша бьет дочку, ругает,

Папаша гонит со двора:

«Иди–иди, дочь–негодяйка,

Теперь ты больше не нужна».

Ребят на белом свете много,

А верных нет ни одного:

Они сполюбят и покинут,

А ты все бедная одна.

Я лучше в море утоплюся,

И легче сердцу моему...

Девчонка к морю подходила,

Со страсти волны раздались...

Девчонка в море опускалась,

Прощалась с матерью, с отцом;

Еще троично повторила:

«Прощай, прощай, изменник мой!»

А ей изменник отвечает:

«Плыви ты, сволочь, не нужна!»

«Ну на ж тебе мое колечко,

И вспоминай меня всегда».

По темным аллеям гуляли,

Гуляли мы с милым вдвоем,

Нас темные липы скрывали,

И знали они обо всем.

Но времечко то миновало,

Мой милый ко мне не пришел,

А сердце мое так упало:

Наверно, другую нашел

Зачем же твои поцелуи

Звучали в ночной тишине?

И знали те темные ночи,

Как милый ласкался ко мне.

Подружки ко мне не приходят,

Когда я больная лежу.

Наряды мне ваши не надо,

Я с милым в разлуке живу.

Шумели листочки над лесом

Ненастной осенней порой,

Мой гроб опускали в могилу

С моей отравленной душой.

Зарыли без плача–рыданья,

И все удалилися прочь...

И только луна над могилой

Печально светила в ту ночь.