Здравствуй, мама дорогая, неужели

Не узнала ты родимого сынка?

В юности меня ты провожала, дорогая мама,

А теперь встречаешь старика.

«Где ж ты, сокол ясный мой, скитался,

Где ж ты, сокол ясный, пропадал?

Отчего домой не возвращался,

Жив был, почему же не писал?

Может быть, ты был зарыт землею

За Печорой, быстрою рекой?

И с тех пор болит мое сердечко,

Обливаюсь жгучей я слезой...»

Не был, мама, я зарыт землею,

А со смертью долго рядом жил.

В рудниках, на шахтах, дорогая мама,

Очень много горя пережил.

Лагерь наш, мамаша, был построен

За Печорой, быстрою рекой.

Думал о свободе, дорогая мама,

Обливался жгучею слезой.

Снова эти пыльные вагоны,

Снова стук колес, неравный бой,

Снова опустевшие перроны

И собак конвойных злобный вой.

Вот теперь срок отбыл и вернулся...

Видишь пред собою ты сынка.

В юности меня ты провожала, дорогая мама,

А теперь встречаешь старика.

Кто про Север далекий не знает,

Кто на нем никогда не бывал,

Тот себя пусть счастливым считает:

В жизни горя и слез не видал.

Далеко, верст за тысячу с лишним,

Где построен был город Мурманск,

Среди гор и широкой долины

Его строил один капитан.

А теперь этот город паршивый,

Государству он прибыль дает.

И решило правительство наше

Заключенных на Север ссылать.

Там же, братцы, конвой заключенных,

Там, где сын охраняет отца,–

Он ведь тоже свободы лишенный,

А прикажут– застрелит отца.

Там же, братцы, работать не в силах,

Для людей принудительный труд.

Если, братцы, не выполнишь норму,

Триста грамм уж тебе не дадут.

Заболеешь, братишка, цингою,

И осыплются зубы твои,

Но в больницу тебя не положат,

Потому что больницы полны.

Освободимся мы, выйдем на волю,

Будет ветер тряпье наше рвать,

Чтобы быть приодетым и сытым,

Мы по новой пойдем воровать.

Но за эти скачки и ухватки

Нас милиция снова возьмет,

В уголовку – жестокие тюрьмы–

Нашу молодость снова запрет...

Этап на Север – срока огромные,

Кого ни спросишь –у всех «Указ».

Взгляни, взгляни в лицо мое суровое,

Взгляни, быть может, в последний раз.

А завтра скажут тебе, моя любимая,

Или напишет товарищ мой...

Не плачь, не плачь, подруга моя милая,–

Я не вернусь уже домой.

А завтра я покину Пресню,

Уйду с этапом на Воркуту...

И под конвоем своей работой тяжкою,

Быть может, смерть себе найду.

Друзья накроют мой труп бушлатиком,

На холм высокий меня снесут

И похоронят душу мою жиганскую,

И сами грустно пропоют.

Этап на Север –срока огромные,

Кого ни спросишь – везде «Указ».

Взгляни, взгляни в лицо мое суровое,

Взгляни, быть может, в последний раз.

За Полярным кругом,

В стороне глухой

Черные, как уголь,

Ночи над землей.

Там, где мало солнца,

Человек угрюм,

Души без оконца,

Темные, как трюм.

Звонких песен юга

Больше не пою

И с былым, как с другом,

Молча говорю.

Мне так часто снится

Старое крыльцо,

Длинные ресницы,

Смуглое лицо...

Не грусти, не мучай,

Не томи себя,

Если будет случай,

Вспомяни меня!

ТАГАНКА

Цыганка с картами, дорога дальняя,

Дорога дальняя, казенный дом...

Быть может, старая тюрьма Центральная

Меня, бездомного, по новой ждет.

Припев:

Таганка–

Все ночи, полные огня.

Таганка,

Зачем сгубила ты меня?

Таганка,

Я твой бессменный арестант,

Погибли юность и талант

В сырых стенах.

И без гадания всю знаю правду я:

Дороги дальние мне суждены...

Опять по пятницам пойдут свидания

И слезы горькие моей жены.

Припев.

Сижу я в камере, все в той же камере,

Где, может быть, сидел и мой отец,

И жду этапа я, этапа дальнего,

Как ждал отец его в семнадцать лет.

П р и п е в .

ВАНИНСКИЙ ПОРТ

Я помню тот Ванинский порт

И вид парохода угрюмый,

Как шли мы по трапу на борт

В холодные, мрачные трюмы.

На море спускался туман,

Ревела стихия морская.

Лежал впереди Магадан,

Столица Колымского края.

Не песня, а жалобный крик

Из каждой груди вырывался.

«Прощай навсегда, материк!»–

Хрипел пароход, надрывался.

От качки стонали зека,

Обнявшись, как родные братья.

И только порой с языка

Срывались глухие проклятья:

«Будь проклята ты, Колыма,

Что названа чудной планетой,

Сойдешь поневоле с ума–

Оттуда возврата уж нету.

Пятьсот километров – тайга,

В тайге этой дикие звери.

Машины не ходят туда,

Бегут, спотыкаясь, олени.

Там смерть подружилась с цингой,

Набиты битком лазареты.

Напрасно и этой весной

Я жду от любимой ответа.

Не пишет она и не ждет

И в светлые двери вокзала–

Я знаю – встречать не придет,

Как это она обещала.

Прощай, моя мать и жена!

Прощайте вы, милые дети!

Знать, горькую чашу до дна

Придется мне выпить на свете».