На железную цепь ворота заперты,
Там почила обитель святая,
Не домчится сюда шум мирской суеты
И греховная песнь удалая.
Всюду мрак и покой во темнице сырой,
Монастырь этот смотрит уныло,
Сколько жизни цветущей и сил молодых
Там навеки схоронено было!
Охватила степная томящая ночь
Эти кельи, могилы живые,
Слышна песнь соловья, гонит сны она прочь
И смущает молитвы святые.
В душной келье святая лампада горит,
В темный сад отворилось окно,
Разметавшись в постели, черница лежит,
Грешный сон ее мучит давно.
Снится ей тот чудесный неведомый сад,
Что лежит за оградой святою,
Там и песни, и смех, и веселый там пир,
Всюду веет там жизнью иною.
Снится ей, что на бале блестящем она,
Прислонившись к колонне стоит,
Любопытства, испуга и неги полна,
В грудь высокую сердце стучит.
И так странен на ней монастырский наряд,
Эти четки и рясы черницы,
На нее с изумленьем все гости глядят,
Полны жизни и счастья их лица.
Отделясь от толпы, к ней подходит один,
Тихо шепчет ей странные речи:
«Сбрось печальный, ненужный наряд инокинь
И открой свои юные плечи.
Звездою роскошной и первою здесь
Станешь тотчас же, милая ты,
Полюблю я тебя и отдамся я весь
Дивным чарам твоей красоты».
И внимая мольбам, она нежно к нему
Протянула прекрасные руки,
Поклялася отдаться навеки ему,
И полна была счастья и муки.
И сняла она черный платок с головы
И, бледнея, откинула прочь,
И рассыпались до полу на две волны
Ее темные косы, как ночь.
И проснувшись мгновенно от сладкого сна.
Она в ужасе встала с постели
И, босая, стыда и испуга полна,
Затворила окно своей кельи.
И, повергнувшись ниц пред иконой святой.
Она долго и жадно молилась,
Но мешала ей дивная песнь соловья
И душой она к милому сну уносилась.
