— Ты раньше была какая-то грустная и нелюдимая. Верно ведь? А сейчас совсем другая.

Дао-цзин была удивлена подобным вопросом.

— Вот странно, откуда ты знаешь, какой у меня был раньше характер. Мы с тобой только начали работать.

— Да, ты, конечно, удивляешься. Это естественно. Я давно слышал фамилию Линь Дао-цзин. Еще когда учился в школе, я часто бывал у своей тетки. Моя двоюродная сестра тогда дружила с тобой и много мне рассказывала о тебе. Она говорила, что о тебе можно книгу написать. Я не думал, что ты и есть та Линь Дао-цзин. Только сегодня вот Ли Хуай-ин проговорилась.

— А как звать твою сестру?

— Чэнь Вэй-жу.

— А-а! Как она поживает?

— Она умерла.

— Что ты говоришь! Отчего?

— Покончила с собой…

Слова Хоу Жуя болью вонзились в сердце Дао-цзин. Она вспомнила свою неразлучную подругу детства — чернобровую красавицу Чэнь Вэй-жу. Медленно повернув голову к Хоу Жую, она спросила:

— Как же так? Ведь она вышла замуж за богача?

Послышался скрип ботинок полицейского. Хоу Жуй тотчас же непринужденно обнял Дао-цзин.

— Ее муж завел себе «новую радость», и сестра с горя отравилась, оставив двух детей. Тяжелая история… Это произошло в прошлом году…

— Да, я на самом деле была такой, как тебе рассказывала сестра. Но и сейчас я стала не намного лучше. Не помню, как я удержалась от слез, когда Чжан Лянь-жуй отвернулась от меня… — Дао-цзин схватила Хоу Жуя за руку. — Хоу Жуй, дорогой товарищ, знал бы ты, как мне трудно!.. Никого нам в помощь не присылают, студенты не верят мне, ругают. Да тут еще контрреволюционеры распоясались… И Ван Сяо-янь вот… Хоу Жуй, помогай мне, иначе я не выдержу.

— Да, трудно. Но ты, Лу Фан, выдержишь. В этом я не сомневаюсь, — тихо сказал Хоу Жуй. — Кстати! — торопливо добавил он. — Я знаю: у тебя наверняка нет денег. У меня немного осталось. Возьми себе, я обойдусь.

Дао-цзин за целый день съела только две лепешки. У нее не оставалось ни гроша. Помощь товарища была как никогда более кстати. Она ответила Хоу Жую долгим благодарным взглядом.

Полуденное зимнее солнце бросало свои слабые лучи. Ван Сяо-янь со стопкой книг понуро брела домой мимо парка «Цзиншань». Вдруг откуда-то сбоку вынырнул Дай Юй.

— Янь! Куда? — скривил он губы в улыбке.

— Ты? Где ты целую неделю пропадал? — удивилась Сяо-янь и покраснела. Сердце у нее забилось.

Дай Юй пошел рядом с ней, касаясь ее руки.

— Ты никуда не спешишь? Поговорим?

— Пойдем к нам.

— Нет, лучше в «Бэйхай». Давно мы там не были.

Сяо-янь согласилась. Дай Юй взял у нее из рук книги, и они повернули к воротам парка.

Зимой в «Бэйхае» пустынно и холодно. Тесно прижавшись друг к другу, они сели на скамью около ограждавшей искусственное озеро парка решетки. Поблизости никого не было. Дай Юй прижал к своим губам руки Сяо-янь и уставился в ее печальные глаза.

— Янь, что с тобой? Все грустишь и грустишь! Давай скорее поженимся, и у тебя переменится настроение. Почему ты упрямишься… и молишься на свое девичество?

— Перестань ты! — резко оборвала его Сяо-янь и отодвинулась. — Я еще не старая дева. У тебя мысли всегда работают в одном направлении. Я и сама не знаю, почему у меня эти дни такое настроение. Цзюнь-цай, ты не ошибся? Ведь Ван Чжун — плохой человек: преследует девушек, запугивает и избивает людей… Какой же он коммунист? Я не хочу, чтобы этот тип руководил мною!

Дай Юй, глядя вниз, приминал ногой увядшую траву.

— Ван Чжуна нужно покритиковать. Но ты, Янь, не понимаешь характера подпольной работы. Организация не может слишком строго контролировать людей. Как, нашла ты Линь Дао-цзин? Говорила с ней?

— Лучше не спрашивай! Ее нет в университете. Кто знает, где ее искать! — вдруг раздраженно выпалила Сяо-янь. — Не говори мне больше о ней… Ради тебя… Я, я, убедилась, что ты прав! — Сяо-янь отвернулась и удрученно стала смотреть на скованное тонким прозрачным льдом озеро.

— Сяо-янь, ты заблуждаешься. Разве может называться коммунистом тот, кто руководствуется в работе одними личными отношениями? Как так ее нет в университете? Ты это нарочно выдумываешь! Она не только здесь, но и ведет активную работу! Ее группа стала тянуть на свою сторону отсталых, например Ли Хуай-ин. Все они попались в ловушку. Их ввели в заблуждение фальшивые лозунги отпора Японии, спасения родины и создания Единого фронта. Это не иначе, как дело рук Линь Дао-цзин. Неужели ты не понимаешь, какую опасность представляет ее деятельность? Ты безответственно слушаешь, как они сбивают с толку честных людей.

— А я не вижу вреда от такой деятельности, — глухо ответила Сяо-янь. — Цзюнь-цай, а может быть, тебя ввели в заблуждение? По-моему, чем дальше, тем больше ты противоречишь себе. Каждый раз я жду встречи с тобой… боюсь. Мне так тяжело… — Сяо-янь опустила голову и начала теребить полу пальто. Ее слезы упали на пожелтевшие от табака пальцы Дай Юя.

Дай Юй достал сигарету, щелкнул зажигалкой и торопливо стал курить, откинувшись на спинку скамейки.

Оранжевое солнце медленно скрывалось за окутанными дымкой Сишаньскими горами[134]. Дай Юй резко швырнул в сторону окурок и повернулся к Сяо-янь:

— Должен предупредить самым строжайшим образом: ты забыла о политической бдительности, не различаешь, где правда, а где ложь, не имеешь представления об организации. Ты губишь себя. Я всячески стремлюсь помочь тебе, защищаю, проявляю заботу, а ты платишь тем, что подозреваешь меня. В чем дело? Не веришь мне — иди к этой изменнице Линь Дао-цзин и имей с ней дело! Что такое Единый фронт? Это насквозь ошибочная капитулянтская политика. Просить прощения у врага, протягивать руку милитаристам, бюрократам и капиталистам — вот к чему клонят Линь Дао-цзин и ей подобные. И ты поверила им, Янь? Ты губишь себя!

Ван Сяо-янь становилась все серьезнее. На нее подействовали доводы и критика любимого человека, который к тому же был и ее политическим руководителем. Она опустила голову.

— Цзюнь-цай, ты же знаешь, что я еще неопытная. Недавно стала участвовать в революционном движении, во многом плохо разбираюсь… Успокойся, я исправлюсь.

— Хорошо! — Дай Юй схватил Сяо-янь за руку. В его черных глазах мелькнула зловещая и довольная улыбка. Ему опять удалось подчинить себе эту искреннюю и мягкую девушку! Обняв Сяо-янь, он пошел с ней вдоль берега к выходу.

— Янь, тебе следует повысить идеологическую бдительность, — убеждал он ее. — Во что бы то ни стало нужно помешать этим людям использовать для обмана молодежи лозунг создания Единого фронта. Сейчас во всех группах проходит подготовка к выборам руководителей Союза студенческого самоуправления. Ты это уже знаешь. Поэтому нам нужно стоять на пролетарской классовой позиции и вести непримиримую борьбу со всякими буржуазными взглядами.

Сяо-янь слушала его не перебивая. Около выхода она неожиданно прислонилась к большому дереву и позвала к себе Дай Юя:

— Иди сюда!

Дай Юй, недоумевая, подошел к ней.

— Цзюнь-цай, скажи мне честно: ты, ты… любишь меня?

В рыбьих глазах Дай Юя отразилось крайнее изумление:

— Конечно! И ты еще сомневаешься?..

Сяо-янь опустила глаза, перебирая в руках платочек.

— Ты многое скрываешь от меня.

— Например?

— Дом, где живешь. Потом ты говорил мне, что не пьешь, но от тебя пахнет вином…

— А еще что?

— Еще пахнет пудрой, духами. Причем, я это замечала не раз. Цзюнь-цай, если у тебя кто-то есть — скажи откровенно. Я так не могу… — произнесла побледневшая как полотно Сяо-янь.

Дай Юй, не дрогнув в лице, улыбнулся. Слегка похлопав Сяо-янь по плечу, он зашептал ей на ухо:

— Ревнуешь? Дурочка, начиталась книжек! Ты совсем забыла, кто мы и где находимся. Мы в подполье. У меня ответственнейшее задание. Где я живу — это строгая тайна. В нашей работе нужна железная дисциплина! Даже тебе я и то не могу этого открыть. Ты должна понять. Что же касается запаха вина, пудры, духов, то ты, Янь, просто все выдумала. У меня никого нет, кроме тебя. Разумеется, я общаюсь с женщинами. Иногда нам приходится разыгрывать влюбленных. А вино — это для обмана врагов: иногда нужно притворяться пьяным. Неужели тебе непонятно?