Мать Ван Сяо-янь готовила обед в маленькой и темноватой кухне. На ее морщинистом лице, освещенном ярким пламенем очага, было возбужденное выражение. В воздухе вкусно запахло: она бросила в котел мясо с перцем и молодым чесноком. В этот момент, вспомнив о чем-то очень важном, она повернулась к хлопотавшей рядом служанке.

— Чэнь, а ты знаешь, кто к нам сегодня пришел?

— Нет, — лукаво прищурив глаза, ответила та, но можно было без труда догадаться, что она все знает.

— Наша Сяо-янь стала уже совсем взрослая. Скоро, может, и замуж выйдет… Сегодня у нас в гостях ее молодой человек. И, кроме того, профессор Фань и профессор У. А как ты находишь его? Порядочный и образованный, правда?

— Да, да. Очень! Я сразу увидела, что это хороший человек. И Сяо-янь замуж пора. Ей ведь скоро двадцать три? У нас бы в деревне ее выдали замуж в пятнадцать-шестнадцать, и уже большие ребята были бы…

— Студентки — это не деревенские девушки. Сяо-янь у нас решительная. Мать вот волнуется, а она нисколько! Познакомилась с молодым человеком, господином Чжэном, любит его, а говорит, замуж выйдет только тогда, когда окончит университет, на будущий год. А только — ты заметила? — они и сейчас друг без друга прожить не могут! — продолжала хлопотать у очага госпожа Ван, делясь своей радостью со служанкой.

Чэнь, рассудительная деревенская женщина, при виде счастливого лица госпожи Ван тоже засмеялась и степенно ответила:

— Да уж это всегда так… А там и внуки пойдут… У нас в деревне нянчить внуков — великое дело для бабушки. Кормить их сладостями, яйцами! А всякие там пеленки, постельки, штанишки, шапчонки! Все должна делать бабушка. Вот только если рождается девочка — это беда для бедной семьи: не нужна она никому… Вырастить мальчика — значит поправить дела и укрепить свой род, а девочки — убыточный товар…

Тут она почувствовала, что говорит не то, ведь у хозяйки три дочери и ни одного сына. Какой же это убыточный товар? Сообразительная Чэнь быстро поправилась.

— Да так только у нас в деревне, а в больших городах, конечно, совсем по-иному. Такая дочка, как ваша, — ученая да способная — о родителях будет заботиться не хуже какого другого сына. Верно ведь?

Госпожа Ван слушала служанку рассеянно: мысли ее унеслись в комнаты — к мужу и дочери. Там их будущий зять Дай Юй, Сяо-янь, ее тетка Ван Янь-вэнь и профессора — сухонький маленький Фань и тучный бритоголовый У сидели за столом в уютной гостиной с большими светлыми окнами. Атмосфера была непринужденной.

Гости потягивали вино и отведывали приготовленные госпожой Ван кушанья, которые одно за другим приносила служанка.

— Коллега, вы где занимаетесь? — опросил Дай Юя профессор У, отпив глоток вина и вытирая капельки пота, выступившие на лысине.

Нарядно одетый Дай Юй — в темно-синем костюме, с гладко зачесанными назад волосами, которые обычно торчали у него в разные стороны, словно щетка, — удивленно посмотрел на профессора своими рыбьими глазами. В это время Ван Сяо-янь украдкой дернула его за полу пиджака. Он чуть заметно повел в ее сторону глазами и ответил:

— В «Цинхуа»[119], профессор.

— В «Цинхуа»? А-а… Так это очень хорошее учебное заведение, — рассмеялся профессор V, кивнув Сяо-янь, как будто его слова относились непосредственно к ней. Профессор был чем-то похож на ее отца — Ван Хун-биня: такой же честный, прямой, тоже, даже, пожалуй, еще больше, понимавший и любивший шутку.

Отведав курицы с перцем, он одобрительно закивал головой:

— Хун-бинь, жена твоя отменно готовит. Я в восторге! Казалось бы, нехитрые вещи — бобовый сыр и редька, а как вкусно! Это надо уметь, уметь!.. — Покачивая головой, он обернулся к профессору Фаню. — Старина, ты здесь редко бываешь, а? Я хожу по меньшей мере дважды в неделю, поэтому давно знаком с Чжэном.

Тут профессор вспомнил, как он только что спрашивал молодого человека, где тот учится. Он несколько смутился и углубился в еду. Вскоре, однако, он постучал по столу, призывая к вниманию.

— Скажите, пожалуйста, кто из студентов редактирует у вас «Еженедельник Цинхуа»? Уж очень он интересен, интересен!

Не дожидаясь ответа, он обратился к профессорам:

— Коллеги, вы его читали? Последнее время я не пропускаю ни одного номера. Не смотрите, что издают студенты. Какое содержание, какие суждения! Под стать какому-нибудь большому журналу! По некоторым вопросам он высказывается более эрудированно, чем «Душу шэнхо»[120]: «Не смиряться, а призывать к борьбе». Теперь такая обстановка. Нечего удивляться, что студенты призывают к революции, к спасению родины. Я уже стар и ни на что не годен, но думы и скорбь себе не закажешь… — В глазах его появилось печальное выражение. Он выпил вина и замолчал.

В комнату неслышно вошла госпожа Ван. Она уже успела снять фартук и переодеться в серый халат. Профессор У первый заметил ее и шумно встал:

— Сюда, сюда! Большое спасибо за такое вкусное угощение! Кусочек доуфу[121] в твоих руках превращается в изумительно вкусную вещь. Наслаждаться вкусным блюдом — это тоже радость в человеческой жизни. Чудесно! Присаживайся сюда. Кушай сама!..

Сяо-янь подставила матери стул, и она села, ласково посмотрев на мужа и гостей.

— Не делала сегодня ничего особенного. Просто так — на скорую руку… — Она глянула на Дай Юя и, наклонившись к нему, заботливо проговорила:

— Вы что-то мало кушаете.

— Спасибо! Вы ведь, наверное, устали? — стараясь говорить как можно искреннее, спросил Дай Юй.

— Нет, — госпожа Ван легонько коснулась его плеча и улыбнулась дочери. — А Сяо-янь вот не умеет готовить. Я буду потом для вас все делать. Ладно?

Воспользовавшись мгновением, когда профессор У отдыхал после очередной бурной тирады, Ван Хун-бинь протянул жене бокал вина:

— Сю-вэнь, выпей с нами! Ты сегодня потрудилась для наших гостей. За тебя!..

Госпожа Ван сделала глоток. Профессор У тоже поднял свой бокал:

— До дна! За счастье Сяо-янь и Цзюнь-цая! Сяо-янь, пью за тебя!

Сяо-янь сегодня весь вечер приходилось смущаться, словно она была новобрачной. Мать настояла на приглашении Цзюнь-цая и друзей отца. По ее мысли, это нужно было для того, чтобы поставить лучших друзей в известность о предстоящем семейном торжестве. Готовиться к приему она стала за неделю. Дочери она сшила нарядный темно-зеленый халат, а Цзюнь-цаю купила пальто и свитер. Сегодня Сяо-янь торжественно сидела за столом в своем новом халате, сгорая от смущения. Обычно она любила побеседовать с друзьями отца, которые часто приходили к ним, так как хотела проводить агитацию среди высшей интеллигенции. В этот же вечер она молчала. Хотя мать и не говорила прямо о ее близкой свадьбе с Цзюнь-цаем, но все присутствующие догадывались об этом.

— Жених и невеста! Жених и невеста! — закричала шаловливая младшая сестренка, показывая пальцем на Дай Юя и Сяо-янь.

Сяо-янь, покраснев до ушей, поднялась и в замешательстве стала подкладывать угощение молчаливому профессору Фаню:

— Кушайте, пожалуйста! Что это вы сегодня такой невеселый?

— Да, да, что с тобой? — вставил слово Ван Хун-бинь.

Профессору Фаню перевалило за шестьдесят. Это был медлительный, спокойный человек с узкой седоватой бородкой. На нем был старый и засаленный темно-желтый халат. После долгой паузы он медленно поднял веки и проговорил:

— Хун-бинь, старина У! Скажите, сколько вам задолжал государственный университет? Сколько месяцев не выдавали жалованья?

— Лучше об этом не говорить! — незамедлительно ответил профессор У. — Испокон веков было так, что чем больше служили чиновники, тем сильнее они богатели, а те, кто обучал других, постепенно беднели. А после образования республики стало еще хуже… Сяо-янь, ты только посчитай, сколько лет продолжается «движение за выплату жалованья» — год, два, три?.. Да что говорить! Еще в 1916 году, когда я начинал преподавать, оно уже было. Восемнадцать лет! Я сорок восемь раз участвовал в нем, требуя выплаты жалованья! Нет, что я, — все пятьдесят! Говорилось-то все очень красиво! Профессора университетов — опора государства, а зарабатываем мы меньше рикш. Шумели, шумели и в конце концов все равно оставались ни с чем. Проходил месяц, другой, третий… полгода, а нам и гроша ломаного не выплачивали. А как говорит народ, «и чиновнику есть хочется». Нам три раза в день — вынь да положь. Остается только закладывать имущество, брать в долг, умоляя родственников или кланяясь знакомым. Печальная и убогая жизнь. Развяжешься с одной бедой, идет другая. Смешно говорить, но ведь ты — профессор, ты должен поддерживать свою репутацию. Ведь неудобно отказать рикше или рассчитать прислугу, да и не пойдешь же со своим портфелем пешком. Вот и приходится пускать пыль в глаза, А что, по правде-то говоря, в этом портфеле? За исключением старых лекций, нет и гроша в помине, да и на самом тебе — единственный костюм. Ха-ха! Так и прошла вся моя жизнь. Вся жизнь!.. А что, Фань, у тебя совсем плохи дела? Постарайся как-нибудь отвлечься от этих мыслей. Я лично так всегда поступаю… — тяжело вздохнул профессор V, вспотев от напряжения. Он вытер голову и хотел продолжать, но Ван Хун-бинь опередил его.