В начале октября Линь Дао-цзин была назначена секретарем партячейки на улице Шатань. Она изменила фамилию на Лу Фан и распростилась с Лю. На новом месте она сразу же связалась с руководителем партийной группы университета Хоу Жуем — худеньким двадцатичетырехлетним студентом четвертого курса исторического факультета, однокашником Ван Сяо-янь.

Однажды после обеда Дао-цзин под видом землячки пришла к нему с рекомендательным письмом от партийной организации. Они встретились в комнатке Хоу Жуя, на втором этаже серого корпуса университета. Разговор был коротким и деловым.

— Очень хорошо, что ты пришла. За последние два года наша партийная организация очень ослабла: было подряд несколько арестов… Очень ослабла… До сих пор не можем оправиться.

— Каким образом удалось уцелеть тебе и Сюй Хуэй? — спросила Дао-цзин.

Хоу Жуй улыбнулся, посмотрел в окно и доверительно ответил:

— Помогла моя маскировка. Я тут на хорошем счету, все время сижу за книгами, никуда не хожу, ни с кем не говорю о своих взглядах. Сюй Хуэй держала себя активнее, но тоже общалась с отсталыми и даже реакционно настроенными студентами. Это не вызывало подозрений.

«Как же ты мог развернуть работу, если сидел, как улитка?» — подумала Дао-цзин и решила спросить у него про Ван Сяо-янь.

— Мне бы хотелось начать с троцкистов в нашем университете, — продолжал Хоу Жуй. — Вначале они называли себя «Движущей силой», а потом влились в «Движение за новую жизнь». Эти прохвосты обманывали и разобщали молодежь своими левыми фразами, а действовали заодно с гоминдановскими молодчиками и собирали сведения для охранки. Теперь о Ван Сяо-янь. Она связалась с этими троцкистами, особенно с их руководителем Ван Чжуном — студентом третьего курса исторического факультета.

Дао-цзин было больно слушать такое про свою подругу. Она долго молчала, глядя на худое, неуверенно улыбающееся лицо Хоу Жуя, потом резко встала.

— Товарищ Хоу Жуй, давай подумаем, что делать. Может быть, ты соберешь партийную группу? Надо открыть огонь по этим мерзавцам. Нельзя сидеть сложа руки! Посмотри, события на севере подняли всю учащуюся молодежь Бэйпина. Славный Пекинский университет не должен остаться в стороне!

Дао-цзин ушла, попросив Хоу Жуя помочь ей установить связь с Сяо-янь.

Дао-цзин наметила план действий: во-первых, встретиться с Сяо-янь и разоблачить Дай Юя; во-вторых, обезопасить свою работу в университете, не выделяться из массы студентов. Последнему благоприятствовали традиционные «свободы» университета: студенты любого факультета и даже из других институтов могли беспрепятственно ходить на все лекции. Поэтому их никто не мог запомнить в лицо — ни профессора, ни даже однокурсники.

Поведение Сяо-янь очень огорчало Дао-цзин. Однако она надеялась на многолетнюю дружбу. На пороге ее дома у Дао-цзин радостно замерло сердце. Вопреки всем ожиданиям Ван Сяо-янь встретила Дао-цзин холодно и неприветливо.

— Пришла? Что тебе? — спросила она, не поднимая головы от бумаг, разложенных на столе, и тут же густо покраснела.

Дао-цзин сдержалась, подошла к Сяо-янь и протянула руку:

— Янь, как ты живешь? Почти три месяца не виделись. Я скучала по тебе…

Сяо-янь оттолкнула ее и молча отвернулась в сторону. Дао-цзин вспыхнула:

— В чем дело, Сяо-янь? В чем я перед тобой провинилась?

Сяо-янь уткнулась в книгу. В комнате наступила гнетущая тишина. «Нет, надо все выяснить», — решила Дао-цзин.

— Сяо-янь, что с тобой? Тебе, наверное, кто-нибудь наговорил на меня? — голос Дао-цзин дрожал.

Сяо-янь медленно подняла голову. В ее черных печальных глазах Дао-цзин прочитала тоску и страдание.

Вместо ответа она заплакала. Дао-цзин это крайне удивило:

— Сяо-янь, неужели ты теперь не доверяешь мне? Разве я…

Ван Сяо-янь хранила молчание.

— Ну ладно, я пошла. Если хочешь, поговорим потом. Мы сможем теперь часто встречаться: я слушаю здесь лекции.

Ван Сяо-янь подозрительно посмотрела на нее.

Через два дня, после лекции по древней истории, Дао-цзин встретила Сяо-янь на улице перед Красным корпусом университета. Та попыталась ускользнуть, но Дао-цзин успела окликнуть ее.

— На лекцию собралась? Как дела дома? — приветливо спросила она.

Сяо-янь процедила сквозь зубы:

— Спасибо. Дома все в порядке. А ты тоже на лекцию?

Дао-цзин взяла ее за руку:

— Сяо-янь, я вижу, тебе нелегко. Ты в чем-то не разобралась! Если веришь мне… — Дао-цзин посмотрела по сторонам.

В глазах Сяо-янь промелькнул страх. Она что-то хотела сказать, но раздумала и, резко повернувшись, ушла, почти убежала.

Эта неожиданная перемена в Сяо-янь нарушила все планы Дао-цзин и создала новые осложнения. Несомненно, здесь поработал Дай Юй. Но как это ему удалось? Дао-цзин терялась в догадках. Сяо-янь пользовалась авторитетом среди студентов. Поэтому, если ее не вырвать из-под влияния Дай Юя, она может стать орудием в руках врага. Дао-цзин больно переживала поведение своей подруги. Она лишилась сна. Партия впервые поручила ей самостоятельное задание, а у нее с самого начала такая серьезная неудача. Что делать?..

Прошло еще два дня. Дао-цзин вместе со всеми слушателями возвращалась с лекции. Неожиданно на лестнице ее догнали два студента. Один из них схватил ее за плечи, а другой — худой, похожий на обезьяну — ударил по лицу и, потрясая кулака ми, заорал:

— Изменница! Шпионка! Бесстыжая! Как ты осмелилась появиться в университете?! Убирайся!

— Попробуй приди еще раз — вышвырнем! — пригрозил другой.

Возмущенная Дао-цзин стала сопротивляться и ответила пощечиной обидчику, но хулиганы с силой столкнули ее вниз по лестнице. Дао-цзин споткнулась и покатилась, больно ударяясь о ступени. Она с трудом поднялась. Чьи-то заботливые руки помогли ей… В толпе зевак Дао-цзин заметила побледневшее как полотно лицо Ван Сяо-янь. Рядом с ней скалил зубы ударивший ее сопляк с обезьяньим лицом.

Словно пелена застлала ей глаза. Потом ее охватил гнев. Кто мог знать здесь, что она Линь Дао-цзин? Только Ван Сяо-янь! Значит она, лучшая подруга, выдала ее! Кто же иначе? Об этом страшно было подумать! Дао-цзин бросила на Ван Сяо-янь взгляд, полный презрения, и вытерла кровь на лице.

Вечером Дао-цзин созвала чрезвычайное совещание коммунистов университета. Их было трое — Хоу Жуй, У Юй-пин и Лю Ли.

Собрались в скромной чистенькой комнатке Лю Ли — двадцатидвухлетней студентки английского факультета. Избиение Дао-цзин вызвало возмущение товарищей. Совещание было бурным и коротким.

— По мнению товарищей, к которому, ознакомившись с обстановкой в университете, присоединяюсь и я, сегодня нашей важнейшей задачей является пробуждение студенческой массы и руководство выступлениями студентов. — Дао-цзин сняла с лица повязку, которая мешала ей говорить. — Надо поднять тех, кто активно участвовал в движении за спасение родины. Их надо сделать костяком нашей организации и затем с их помощью сплачивать остальных студентов. Нас, коммунистов, очень мало. Если мы не вовлечем в борьбу прогрессивное студенчество, то никогда не покончим с этим, небывалым прежде затишьем в университете.

— Товарищ Лу Фан права, — взяла слово Лю Ли. — Мы не должны быть коммунистами только на словах. Скоро год, как Сюй Хуэй ушла, а что мы сделали? Ничего. Боялись раскрыть себя и очутиться в тюрьме. Посмотрите на другие университеты — на «Цинхуа», «Яньцзин»![127] — Лю Ли строго посмотрела на Хоу Жуя. — Там активно развертывается патриотическое движение. Это все работа коммунистов, проявление боевого духа партийной организации. И у нас должно быть так!

Лю Ли говорила смело, резко, энергично. Это было трудно ожидать от девушки с пухлым, почти детским лицом.

— Правильно! — сказал молчаливый У Юй-пин. — У нас надежные студенты, есть много молодежи, настроенной патриотически и готовой отдать все свои силы родине. Только за последнее время мы ничего не предприняли, чтобы организовать людей. Чего мы ждем? Если даже прогрессивные студенты не находят сегодня применения своим силам, то что говорить про средних! А всякие там гоминдановцы, троцкисты, националисты, анархисты и прочие действуют вовсю.