Дао-цзин внимательно слушала ее. Из ее слов она еще лучше поняла всю трудность и сложность революционной борьбы: стоит человеку хоть немного проявить беспечность, чего-нибудь не предусмотреть, как получаются катастрофические ошибки. Так случилось с Чжао Юй-цином, так было раньше и с ней самой.

— Тетушка, — Дао-цзин невольно, сама того не замечая, стала так называть ее, — куда же мне ехать? Ведь у меня здесь ученики… Я не могу этого сделать.

На лице «тетушки» появилась горькая усмешка. Она тихонько погладила Дао-цзин по руке.

— Детка, революция требует строгой дисциплины. Здесь ты не можешь спрятаться. Я не могу оставить тебя прямо в пасти тигра… Рано или поздно мы победим, но знаешь: «Коль стоишь в комнате с низким потолком, приходится наклонять голову». Подумай, куда ты сможешь уехать, где сумеешь устроиться, — туда и поезжай. А о своих учениках не беспокойся: здесь есть кому о них позаботиться.

Дао-цзин больше не возражала. Она поняла, что перед ней находится руководитель, о котором ей говорил Цзян Хуа. Этому руководителю она должна верить и подчиняться. Поэтому, помолчав минуту, она наклонилась к уху «тетушки» и сказала:

— Тетушка, в таком случае я вернусь в Бэйпин. Только не забывайте о моих учениках и еще о Чжао Юй-цине — это очень хороший молодой товарищ. Его арестовали… — когда она говорила это, из ее глаз закапали слезы.

«Тетушка» кивнула головой.

— Доченька, не расстраивайся. Придет день нашей победы, и мы рассчитаемся с врагами сполна. Ты знаешь, мой сын… Ты слышала когда-нибудь о Ли Юн-гуане? Он… он совсем недавно погиб… Как тяжело это матери, как горько!.. Но ничего, ничего. Сыночек мой… Ничего!

«Тетушка» покачивала головой и чуть слышно шептала «ничего», но по ее морщинистым щекам, словно ручейки, бежали слезы.

Дао-цзин долго, не отрываясь, смотрела на это полное скорби лицо, и ее губы невольно произнесли:

— Тетушка, не горюйте так! Вы потеряли сына, но у вас есть много, очень много других…

Когда «тетушка» с корзиной в руках, прихрамывая, вышла из комнаты, Дао-цзин схватила за руку мать Лю Сю-ин и настойчиво попросила:

— Расскажите, расскажите мне об этой женщине!

— Всего-то я и сама точно не знаю, — ответила та. — Знаю только, что они с мужем были хорошими, работящими людьми и жили в пятнадцати ли отсюда, в Даванчжуане. Жили очень бедно, у них не было ни клочка собственной земли, и они батрачили у богатеев. Во время волнений в уездах Гаоян и Лисян ее муж присоединился к восставшим и погиб. У нее остался лишь сын — Ли Юн-гуан. Хороший был парень, тоже тайно руководил крестьянами в наших местах. Эта женщина — редкий человек. У нас в округе нет никого, кто бы не знал и не любил ее. Стоит кому-нибудь попасть в беду, она обязательно поможет. Вот так она работает среди крестьян. Сегодня здесь, завтра там. — Мать Лю Сю-ин подолом куртки вытерла с лица пот и продолжала: — Так она и живет. Днем иногда работает у помещиков и богатеев, продает их женам и дочерям свой товар, а вечерами ведет работу среди нас, крестьян. — Тетушка Лю улыбнулась и замолчала, но Дао-цзин не удовлетворилась сказанным и продолжала выжидательно смотреть на нее.

Уже смеркалось, когда Сюй Хуэй вышла из восточного корпуса Пекинского университета, намереваясь вернуться к себе в комнату и немного поработать. Подойдя к воротам женского общежития, она вдруг услышала позади себя голос:

— Госпожа Сюй… Сюй Хуэй!

Сюй Хуэй остановилась и оглянулась. При тусклом свете уличного фонаря она увидела, что поблизости нет никого, кроме мужчины, стоявшего в тени росшего перед воротами дерева. Она приблизилась к нему. Перед ней стоял одетый в лохмотья незнакомец, длинные волосы его, видно, давно не стрижены, лицо и руки перепачканы угольной пылью. Человек походил на рабочего-угольщика.

— Госпожа Сюй, я получил письмо, которое вы мне писали…

— Ой, это ты!.. Ли Мэн-юй… — тихо вскрикнула Сюй Хуэй и, оглянувшись на прохожих, шепнула: — Иди за мной. Дойдем до ближайшего переулка и там поговорим.

— Вот здесь можно остановиться, — сказал Цзян Хуа, когда они подошли к дверям угольной лавки. Спокойно глядя на Сюй Хуэй, он сказал:

— Я приехал сегодня в полдень на товарном поезде. У меня нет ни денег на еду, ни одежды, чтобы переодеться. У тебя с собой есть деньги?

Сюй Хуэй, передавая деньги Цзян Хуа, заметила приближающегося к ним прохожего и громко сказала:

— Возьмите, вот вам деньги за уголь.

Когда прохожий ушел далеко, она спросила Цзян Хуа:

— Давно уже не имела известий от тебя. Что ты делал это время?

— Из деревни я переехал на шахту… Но здесь нам неудобно разговаривать, я пойду. Через день зайду, и мы поговорим более обстоятельно. — Отойдя на несколько шагов, он опять обернулся: — Есть что-нибудь новое? Я давно не был в Бэйпине.

— Партия создает на Севере народные вооруженные силы, организовала комитеты самообороны, выдвинула лозунг вооруженной защиты Северного Китая, — одним духом выпалила Сюй Хуэй.

Затем огляделась по сторонам.

— Пойдем вместе и еще поговорим по дороге. Сун Цин-лин, Хэ Сян-нин[96]… более трех тысяч человек поставили свои подписи под «Основной программой войны китайского народа против японского империализма»[97]. Ты читал эту Программу? Говорят, что ЦК партии выдвинул также предложение о создании Единого антияпонского фронта.

Цзян Хуа внимательно слушал. Однако, пройдя немного, он, словно что-то вспомнив, обернулся к Сюй Хуэй и сказал:

— До свидания, я должен спешить. Через несколько дней встретимся! — повернулся и большими шагами пошел в противоположную сторону.

После того как Цзян Хуа расстался с Дао-цзин, динсяньской партийной организации было нанесено подряд несколько серьезных ударов, и она оказалась разгромленной. Условия не позволяли продолжать больше работу в этих местах, и Цзян Хуа уехал на Цзинсинские угольные копи с задачей подымать рабочих на вооруженную борьбу. Более двух месяцев Цзян Хуа вел там подпольную работу, пока Хэбэйский провинциальный комитет партии не направил его в Бэйпин. Цзян Хуа был так перегружен партийной работой, что у него почти не оставалось времени заработать себе немного денег на еду. Средств на поездки в Бэйпин тоже не было, и ему пришлось тайком сесть на товарный поезд, груженный углем. Конечно, даже такая поездка была бы сносной, если бы ему удалось беспрепятственно добраться до места назначения. Но когда поезд прибыл в Баодин, его заметил контролер. Это тоже сошло бы благополучно, если бы у Цзян Хуа была хоть малая толика денег, чтобы дать кондуктору «на табак». Однако, к сожалению, у него не было ни копейки. Он и так уже два дня ничего не ел. Контролер, приняв Цзян Хуа за мелкого воришку, дал ему несколько тумаков и отпустил. Цзян Хуа уже не раз приходилось бывать в подобных переделках: работая в Таншане, он частенько не имел денег на железнодорожный билет и ездил «зайцем». Пропустив поезд, с которого его ссадили, Цзян Хуа сел на следующий. На этом поезде он без происшествий доехал до Бэйпина.

С поезда Цзян Хуа спрыгнул возле городских ворот Сибяньмынь. Усталой походкой он добрался до какого-то крестьянского поля, отдохнул там немного и поднялся, чтобы снова двинуться в путь. Заметив, что весь испачкался в угольной пыли, Цзян Хуа медленным шагом дошел до городского рва и начал умываться. Но сколько ни старался, он так и не мог отмыться: его одежда была насквозь пропитана пылью.

Цзян Хуа нахмурил брови, горько усмехнулся и отошел ото рва. Затянув пояс потуже, он направился в город. Он ослаб от голода. Однако, пересиливая себя, он довольно бодро зашагал по улице, изображая из себя рабочего-угольщика, и даже запел песенку «Молодая вдовушка у могилы».

По двум старым адресам он не нашел тех, кого искал, и отправился к университету, надеясь увидеть там Сюй Хуэй. В ворота его не пустили, поэтому ему ничего не оставалось, как прилечь под деревом и дожидаться ее.