— Сегодня я поняла: вы… вы очень хороший человек!

— И я сегодня понял, кто вы… — На худом морщинистом лице старика впервые появилась нерешительная улыбка.

Поздним осенним вечером по затихшим бэйпинским улицам двигалась черная машина с тусклыми фарами. Машиной управлял молодой парень. Его лицо скрывала низко надвинутая на лоб кепка с длинным вытянутым козырьком. В машине сидели два пассажира — с виду рядовые служащие. Один из них был Дай Юй. На его лице был написан страх, но он старался держаться хладнокровно. Глаза его бегали по собеседнику — единственному члену партии, с которым Дай Юю удалось установить связь. Дай Юй не знал его настоящей фамилии, рода занятий и адреса. Знал лишь, что его зовут Юй Чан. Они каждый раз встречались на какой-нибудь трамвайной остановке и шли по улице, обмениваясь ничего не значащими фразами. Осторожный Юй Чан вскоре исчезал. Дай Юй решил его не трогать, выжидая, пока он свяжет его с партийной организацией. Дай Юй прикидывался честным, просил у партии побольше работы для себя.

Сегодня Юй Чан повел себя необычно: посадил Дай Юя в машину и куда-то повез. Дай Юй обрадовался, думая, что организация поручает ему важное задание. Однако, когда машина поехала по узким улочкам, ему стало страшно.

— Сегодня я от имени партии буду разбирать твое подлое предательское поведение! — тихо, но отчетливо произнес Юй Чан, гневно сверкнув глазами в полумраке. — Говори все!

— Я не понимаю! Что за шутки? — хотел было возмущенно крикнуть Дай Юй, но слова застряли у него в горле. Он в ужасе покосился на задернутые занавесками окна машины и лихорадочно стал искать выход из создавшегося положения.

— Не понимаешь?! — холодно переспросил Юй Чан.

Заметив бегающий взгляд Дай Юя, он медленно сжал кулаки.

— Успокойся! Я сейчас не стану тебя убивать, только официально сообщаю: ты исключен из партии.

— Исключен? — захныкал Дай Юй. — За что? Ведь я с двадцать пятого года в партии, немало сделал… В чем я провинился?

Юй Чан откинулся на сиденье и бросил презрительный взгляд на Дай Юя.

— Ты еще отпираешься? Напрасно: партия все проверила и установила твои преступления… — Юй Чан достал из кармана бумагу. — Тебя арестовали в 1933 году, но потом выпустили. С тех пор ты и стал изменником: вновь пролез в партию и по указке врагов свершил целый ряд кровавых злодеяний… На, читай. Здесь все написано! Имей в виду, что ты не только исключаешься из партии: за все твои преступления китайский народ приговорил тебя к смерти.

— К смерти? — Дай Юя всего передернуло.

— Да, к смерти! — сурово произнес Юй Чан. — Но приговор пока не будет приведен в исполнение. Если ты сумеешь смыть позор, то будешь помилован. Если же нет, если осмелишься продолжать предавать товарищей — пеняй на себя! А сейчас можешь катиться на все четыре стороны!

Машина притормозила на широкой безлюдной дороге. Юй Чан огляделся по сторонам, открыл дверцу и вытолкнул Дай Юя. Шофер дал газ, и машина исчезла.

Дай Юй от толчка выскочил из машины и, как ком грязи, упал на дорогу. Страх у него вскоре прошел, и он овладел собой. «Прохожих нет — значит, меня не могли заметить», — пронеслось у него в мозгу, и он поднялся, пытаясь определить район, куда его завезли. Вскоре он понял, что это была улица Дафосы[126].

— Ха! Большевички! — потер он ушибленное плечо и прошептал: — Смертный приговор? — его рыбьи глаза злобно сверкнули. — Нет, «товарищи», упустили вы в машине удобный случай. Просчитались!..

В тот вечер Дай Юй не пошел к своей любовнице, которая одновременно являлась и его начальником по охранке. Он не получал от нее разрешения на сегодняшнюю встречу и, кроме того, побаивался часто бывать у этой женщины. Дай Юй вернулся домой, в шикарный просторный номер гостиницы, зажег свет и вытащил из кармана листок бумаги, полученный от Юй Чана.

Это был приговор, вынесенный от имени китайского народа:

«Дай Юй, он же Ли Тянь-мин и Чжэн Цзюнь-цай, тридцати лет, родом из Нинбо провинции Чжэцзян, выходец из семьи крупных помещиков, окончил Фуданьский университет. В 1925 году в Шанхае вступил в Коммунистическую партию Китая. После поражения революции в 1927 году скрылся в Бэйпин и прервал связи с партией. Затем он их восстановил и был членом районной организации Антиимпериалистической лиги в Тяньцзине, заведующим отделом пропаганды Союза социалистов, секретарем райкома Восточного района Бэйпина. Будучи арестован в мае 1933 года, перешел на сторону врага, проявил фальшивую стойкость в тюрьме, чем ввел в заблуждение товарища Лу Цзя-чуаня и других заключенных коммунистов и втерся к ним в доверие. В результате этого были казнены три наших товарища. По выходе из тюрьмы он вновь пробрался в партию и занялся активной подрывной деятельностью…»

Он перевел дыхание. В этих скупых строках, как в зеркале, отобразилось все его мерзкое обличье.

Дай Юй стал читать дальше. Здесь было все, кроме деятельности в уезде Динсянь, взаимоотношений с Линь Дао-цзин и Ван Сяо-янь и его последних действий. Это обрадовало Дай Юя, и он облегченно улыбнулся: «Нет, ничего. Откуда им все узнать?..»

Он встал, залпом выпил чашку чая и успокоился. Потом снова взял в руки приговор и усмехнулся: «Посмотрим, кто кого, товарищи большевики!»

Развалившись на огромной двуспальной кровати, Дай Юй закрыл глаза и задумался, куря беспрерывно сигарету за сигаретой.

Раскрыть измену Дай Юя было сложным и нелегким делом. На основании заявления Цзян Хуа и косвенных улик, сообщенных отдельными товарищами, Бэйпинский горком и Хэбэйский провинциальный комитет произвели тщательное расследование. Факты полностью подтвердились. Это была не просто измена партии, а сознательный шпионаж в пользу врага. Дай Юй выдал полиции Лу Цзя-чуаня и его семерых товарищей, трое из которых были казнены. После того как Дай Юя выпустили из тюрьмы, он установил связь с Сестрой Лю в надежде на то, что будет оставлен в Бэйпине и тем самым снова проберется на руководящую партийную работу. Но партия решила проверить его и направила в Баодин. Здесь у Дай Юя все сорвалось: только он хотел установить местонахождение Баодинского комитета партии, как получил назначение в уезд. Вскоре он узнал, что в местном отряде баовэйтуаней готовится мятеж. Лучшего случая проявить себя ему не представлялось. Люди были арестованы, Ли Юн-гуана расстреляли, а уездная партийная организация подверглась разгрому. Однако это навлекло на него подозрение Цзян Хуа, который тут же дал знать в Бэйпинский горком партии. Дай Юй был взят под наблюдение и в конце концов полностью разоблачен.

Этот случай поставил перед партийной организацией серьезную проблему: во-первых, Дай Юй мог причинить еще больший урон; во-вторых, враг получил возможность использовать сведения человека, который много лет был в курсе внутрипартийной жизни; и, в-третьих, Дай Юй мог, прикрываясь именем партии, искажать деятельность коммунистов и вербовать в охранку молодежь. По последним сведениям, поступившим в Бэйпинский горком, Дай Юй, действуя от имени партии, занимался провокационной деятельностью в учебных заведениях города. Он увлек Ван Сяо-янь, видимо для того, чтобы проникнуть в революционную студенческую среду. В связи с этим городской комитет партии наметил контрмеры: поручить Юй Чану огласить в машине решение об исключении Дай Юя из партии и вынесении ему приговора в качестве сурового предупреждения; направить на работу в Пекинский университет Линь Дао-цзин. Перед последней была поставлена задача — усилить в университете партийную работу, сплотить студентов, активизировать патриотическое движение за отпор Японии и спасение родины, а также вырвать Сяо-янь из-под влияния Дай Юя, разоблачив перед нею его подлинный облик, раскрыть студентам глаза. Вот почему в приговоре ничего не было сказано о Линь Дао-цзин и последних занятиях Дай Юя. Матерый агент охранки оставался в неведении.