Ван Хун-бинь пришел в негодование:
— Каков, а? Молокосос!
Вдруг его жена вздрогнула. Кто это возбужденно размахивает руками в гуще толпы? Кто так страстно говорит? Да ведь это их любимая, всегда застенчивая и сдержанная Сяо-янь! Она гневно жестикулировала перед самым носом Ван Чжуна и голосом, полным гнева, кричала:
— Товарищи! Постойте! Выслушайте меня! Этот Ван Чжун — презренный троцкист. Он выслуживается перед гоминдановскими молодчиками из охранки. Он… он и меня обманул! Многие знают, как мне было трудно. Все они прикрываются фальшивыми вывесками и водят за нос нас, молодых и неискушенных студентов. Они тянут нас на преступный путь! Это из-за них я, сама того не зная, наделала много опасных ошибок! Но сейчас я все поняла! Они меня больше не обманут!.. Товарищи! Не верьте им! Сегодня студенты Бэйпина объявляют забастовку на шесть дней и выходят на новую грандиозную демонстрацию. Перед этой демонстрацией содрогнутся наши враги. Кто из нас станет равнодушно смотреть, как враги и предатели хозяйничают на священной и прекрасной земле наших предков? Только такие, как Ван Чжун!
Ван Сяо-янь вышла из себя: обман и оскорбления, которым она подвергалась, до глубины души возмутили ее. Она подскочила к Ван Чжуну. Тот стоял с вытянувшейся физиономией и готовился опровергать ее выступление. Послышались звонкие пощечины. Ван Сяо-янь хлестала его по лицу и кричала:
— На тебе, собака! Получай!
Кто бы мог подумать, что эта девушка совсем недавно прилежно изучала древние оды? «Бей его! Бей гада!» — поддержала ее толпа студентов. Вернулись и те, кто попрятал флажки. Вокруг Ван Чжуна и его приверженцев немедленно образовалось плотное кольцо возмущенных студентов.
«Бей его! Смерть собаке!» — звенело в морозном утреннем воздухе. На прохвоста обрушился град ударов. Профессор Ван Хун-бинь не удержался и крикнул дочери:
— Молодец, Сяо-янь! Так ему!
Дружки Ван Чжуна трусливо разбежались. Профессор схватил жену за руку и стал пробираться через толпу к дочери. Изумленно оглядев Сяо-янь со всех сторон, Ван Хун-бинь сделал одобрительный жест и довольно улыбнулся:
— Добро, добро, дочь. Ты повзрослела. Как здорово с ними обошлась! Их и след простыл.
— Папа! Мама! — Сяо-янь смутилась. — Папа, потише, пожалуйста! Здесь же люди. — Сяо-янь бережно взяла мать за руку. — Мама, и ты здесь?
— Твоя мама тоже переменилась. Вот мы все и оказались здесь… Ну как? Пора выступать? — спросил Ван Хун-бинь.
— Да, сейчас пойдем к Сичжаймыньским воротам и там соединимся с остальными студентами, — заторопилась Сяо-янь.
В это время в толпе раздались дружные возгласы:
— Почет и уважение профессору Ван Хун-биню! Почет и уважение супруге профессора! Профессор с нами!
Ван Хун-биню стало неловко. Он смотрел в ясные, горящие глаза юношей и девушек, и к его горлу подкатил комок. Отвечая на приветствия, он взял под руку жену и пошел в строящиеся ряды демонстрантов.
Глава тридцать седьмая
В течение недели после событий «9 декабря» партийная организация сплотила студентов, выявивших себя в процессе борьбы за национальное освобождение. Поставив целью развить достигнутые успехи, вовлечь в борьбу новые студенческие массы и выступить против продажного Хэбэй-Чахарского политического совета, вечером 15 декабря в маленькой комнатке гостиницы «Чанань» собрались члены партии, руководившие Ассоциацией студентов. Маскируясь игрой в мацзян, они постановили — на второй день после официального создания этого марионеточного совета, то есть 16 числа, организовать мощную демонстрацию студентов и учащихся города.
Ночью Сюй Хуэй разбудила Дао-цзин и сообщила ей о принятом решении. Вся работа в Пекинском университете возлагалась на Дао-цзин. Сюй Хуэй уходила в другой университет.
Остаток ночи Дао-цзин провела на ногах, распределяя обязанности между Хоу Жуем, коммунистами и активистами. К четырем часам утра незаметно для посторонних глаз была приведена в готовность большая группа студентов — участников демонстрации. Были образованы пропагандистская бригада, отряд по охране порядка, группа связи.
К рассвету вся сложная и срочная работа была закончена. Дао-цзин решила пойти в женское общежитие к Лю Ли и отдохнуть, как вдруг у нее начался приступ кашля. Когда она откашлялась, ей сообщили весть, которая болью отозвалась в сердце: Цзян Хуа арестован… «Я виноват перед тобою, опять нарушил свое слово», — прозвучали в ушах Дао-цзин слова, сказанные им на прощанье. Неужели он, как и Лу Цзя-чуань, никогда не вернется?!
Тем временем на улице раздались звуки песен, послышались призывы, и Дао-цзин вышла к демонстрантам.
Трудности были позади, однако Дао-цзин волновалась. Она побежала к воротам Дунчжаймынь, где находился Хоу Жуй. Лишь проверив все еще раз и убедившись, что первая группа пришла на сборный пункт у ворот Сичжаймынь, Дао-цзин немного успокоилась.
На повороте улицы Машэньмяо[141] Дао-цзин встретилась с Ли Хуай-ин. На этот раз та была одета скромнее. Синий хлопчатобумажный халат очень шел к ее нежному румяному лицу. Ли Хуай-ин бросилась к Дао-цзин:
— Здравствуй! Сегодня я выгляжу как простой боец. Теперь не дам полицейским повода лупить только других. А где Ван Сяо-янь? Постой, почему ты такая бледная? На тебя страшно смотреть!
— Решила стать простым бойцом? Хорошо, — сказала Дао-цзин, уклонившись от ответа. — Сяо-янь ушла к Дунчжаймыньским воротам. А ты идешь к Сичжаймыньским? Пошли вместе.
В морозном воздухе, который приятно холодил щеки, зазвучала песня:
Ружья готовьте к бою,
Тверже держите шаг!
Наши сердца — из стали,
Тверже металла строй!
Мы за свободу встали,
Встали стальной стеной.
Со всех сторон к воротам Сичжаймынь, расположенным около храма Машэньмяо, стекались студенты. Они принесли с собой задорные и бодрые песни, разбудившие окрестных жителей. Появились любопытные.
«Это что? Опять патриотическая демонстрация студентов? Хорошо».
К семи часам собралась значительная часть демонстрантов. Подняв вверх знамя, они двинулись в путь. Неожиданно из засады выскочили вооруженные полицейские:
— Назад! Всем назад! Бунтовать вздумали?
Угрожая оружием, они окружили студентов и сорвали с древка алое знамя.
— Вперед! На прорыв! — разорвал морозный воздух гневный возглас.
— Вперед! Смелее! — свыше сотни студентов образовали живую стену и двинулись на полицейских.
Те преградили дорогу штыками и пустили в ход плети. Что делать? Время проходит, а надо поспеть к месту общего сбора в Тяньцяо.
В этот критический момент со стороны Дунчжаймыня на площадь подоспела еще большая группа студентов, и общими усилиями окружение было прорвано.
В демонстрации 16 декабря приняло участие больше людей, чем за неделю до этого. Несмотря на то, что Сун Чжэ-юань запретил публиковать в бэйпинских газетах сообщение о первой студенческой демонстрации и в течение почти недели держал в учебных заведениях наряды полиции, весть об учиненном реакцией кровопролитии стала всеобщим достоянием. Правители выступили перед народом в своем отвратительном обличье. Народ пришел в движение. В Пекинском университете за какие-нибудь девять часов подготовительной работы в демонстрацию были вовлечены все студенты.
Дао-цзин заметила в рядах демонстрантов Дэн Юнь-чуаня. На четвертом курсе он был старше всех по возрасту и слыл прилежным студентом. В демонстрации 9 декабря Дэн Юнь-чуань не принял участия. Сегодня он был в сером хлопчатобумажном халате и черной крашеной шапке из обезьяньего меха. Одной рукой Дэн Юнь-чуань старательно придерживал очки, а другой — свою спутницу. Шаг его почему-то был неуверенный. Оглянувшись назад и заметив Линь Дао-цзин, он испуганно и в то же время радостно закивал головой:
