Между тем Волк также выполз из норы, и палица его скоро нашла занятие, они вместе работали так усердно, что спине Убийцы больше не угрожала опасность; пришлось опасаться тем, кто стоял за его спиной. Оба вождя дрались бесстрашно, убивая всех кругом; вскоре одна за другой показались из норы украшенные перьями головы воинов Топора, и сильные руки приняли участие в битве. Они являлись быстро, вступали в сражение, как выдры разрезают воду. Вот их десять, вот уже и двадцать, и вот воины халакази, не ожидая такого нападения, не выдержали и побежали. Остальные воины Топора вышли беспрепятственно, и вечер постепенно перешел в ночь, пока все они не проникли сквозь нору.

Умслопогаас, несмотря на темноту, собрал свои войска и просил Галази вести их. Завернув за угол долины, они дошли до места, где под нависшей скалой находился вход в огромную пещеру.

Здесь в последний раз халакази оказали им сопротивление, и факелы осветили мрачную картину битвы. Но сопротивление продолжалось недолго, мужество совершенно покинуло их.

В одном углу пещеры Умслопогаас заметил кучку людей, окружавших и как бы оберегавших кого-то. Он кинулся на них, за ним последовали Галази и другие. Пробившись сквозь круг, при свете своего факела Умслопогаас увидел высокого и стройного человека, который прислонился к стене пещеры и держал щит перед лицом.

Щит был моментально вырван Умслопогаасом из его рук лезвием топора, в зазвучавшем голосе было что-то такое, что помешало ему ударить врага во второй раз. Ему казалось, что, словно во сне, к нему вернулось воспоминание о детстве. Факел догорал, но он выдвинул его вперед, чтобы разглядеть того, кто прижался к скале. Одет он был в одежду воина, но облик был не мужской. Действительно, то была почти белая красивая женщина. Она опустила руки, которыми закрывала лицо, и он мог разглядеть ее. Он увидел глаза, светящиеся, как звезды, вьющиеся волосы, спадающие по плечам, и всю красоту ее, чуждую нашему народу. И так же, как голос ее напомнил о чем-то невозвратном, так и глаза ее, казалось, сияли сквозь мрак прошедших лет, а красота ее напоминала что-то, давно уже известное ему.

— Как зовут тебя, прекрасная девушка? — спросил он наконец.

— Теперь зовут меня Лилией, когда-то я носила другое имя. Когда-то я была Надой, дочерью

Мопо,

но имя и все вокруг него погибло, я также умираю с ними. Кончай скорей, убей меня.

Я

закрою глаза, чтобы не видеть блеск оружия!

Умслопогаас снова взглянул на нее, и топор выпал у него из рук.

— Посмотри на меня, Нада, дочь

Мопо,

— сказал он тихим голосом. — Посмотри на меня и скажи, кто я!

Она взглянула на него. Ее лицо застыло, как у того, кто смотрит сквозь пелену воспоминаний, оно стало неподвижно и странно.

— Клянусь, — сказал она, — клянусь, ты Умслопогаас, мой умерший брат, которого мертвого, как и живого, я одного постоянно любила!

Факел потух, Умслопогаас в темноте схватил свою сестру, найденную после многих лет разлуки, прижал к себе и поцеловал, и она поцеловала его.

После того как воины утолили свой голод из запасов халакази, как расставлена была стража для охраны скота и из опасения нападения, Умслопогаас долго беседовал с Надой-Лилией, сидя с ней в стороне, и рассказал ей всю свою жизнь. Она также рассказала ему то, что тебе уже известно, отец мой, как она жила среди маленького племени, подвластного халакази, со своей матерью Макрофой, и о том, как весть о ее красоте распространилась по всей стране.

Она рассказала, как халакази потребовали ее выдачи, как завладели ею силой оружия, умертвив жителей ее крааля, и среди них ее родную мать. После этих событий она стала жить среди халакази, которые переменили ее имя и назвали Лилией. С ней они обращались хорошо, оказывали ей уважение благодаря ее кротости и красоте и не неволили ее выходить замуж.

—А почему ты не хотела выходить замуж, Нада, сестра моя? — спросил Умслопогаас. — Тебе давно пора быть замужем!

— Я не могу сказать тебе причину, — ответила она, опуская голову, — я не расположена к замужеству. Я только прошу, чтобы меня оставили в покое.

Умслопогаас задумался на мгновение, а потом сказал:

— Разве ты не знаешь, Нада, почему я предпринял войну, почему племя халакази погибло и рассеялось и скот их стал добычей моего оружия? Слушай же: я знал о тебе только по слухам, знал, что тебя зовут Лилией, что ты самая прекрасная женщина в стране, и пришел сюда для того, чтобы добыть тебя в жены Дингаану. Причиной, почему я начал войну, было намерение завоевать тебя и помириться с Дингааном, и я достиг своей цели!

Услыхав эти слова, Нада-Лилия задрожала и заплакала, она упала на колени и обхватила с мольбой ноги Умслопогааса.

— О, не будь так жесток со мной, твоей сестрой, — молила она, — лучше возьми топор и покончи со мной и с красотой, которая принесла столько горя всем, а в особенности мне. Зачем я оберегала свою голову щитом и не дала топору раскроить ее? Я оделась воином, чтобы подвергнуться участи воина. Будь проклята моя женская слабость, которая вырвала меня у смерти, чтобы обречь меня на позор!

Так молила она Умслопогааса тихим, кротким голосом, и сердце дрогнуло в нем, хотя он не имел более намерения отдавать Наду Дингаану, как Балека отдана была Чаке, чтобы, может быть, обречь ее на участь Балеки.

— Научи меня, Нада, — сказал он, — как мне исполнить взятое на себя обязательство? Я должен отправиться к Дингаану, как обещал отцу нашему,

Мопо.

Что же я отвечу Дингаану, когда он спросит меня о Лилии, которую он желает получить и которую я обещал добыть ему? Что должен я сказать, чтобы уйти живым от гнева Дингаана?

Нада подумала и отвечала:

— Поступи таким образом, брат мой: скажи ему, что Лилия, одетая в походную одежду воина, случайно была убита во время сражения. Видишь ли, никто из твоего народа не знает, что ты нашел меня. В час победа и торжества воины твои не думают о девушках. Так вот каков мой план: поищем теперь, при свете звезд, тело какой-нибудь красивой девушки — без сомнения, найдутся убитые по ошибке во время сражения. На нее мы наденем мужскую одежду и положим рядом с ее трупом одного из убитых твоих воинов. Завтра, когда будет светло, ты соберешь своих вождей и, положив тело девушки в темном углу пещеры, покажешь ее своим воинам и скажешь, что это Лилия, убитая одним из твоих воинов, которого, рассердившись за убийство девушки, ты умертвил сам. Они не станут внимательно разглядывать ее, если же случайно будут смотреть и не найдут ее особенно красивой, то подумают, что смерть похитила у нее красоту. Таким образом, рассказ, который ты приготовишь для Дингаана, будет построен на прочном основании, и Дингаан поверит ему!

— Как все это возможно, Нада? — спросил Умслопогаас. — Как это возможно, когда люди увидят тебя среди пленных и узнают тебя по твоей красоте? Разве в стране существуют две такие Лилии?

— Меня не узнают, потому что не увидят, Умслопогаас. Ты должен сегодня же освободить меня.

Я

уйду отсюда, переодетая юношей и укрытая плащом. Если кто-нибудь и встретит меня, кто скажет, что я Лилия?

— Куда же ты пойдешь, Нада? На смерть? Неужели затем мы встретились после стольких лет разлуки, чтобы снова расстаться навеки?

— Где находится твой крааль, брат? В тени Ведьминой горы, гору легко узнать по скале, которая имеет форму старухи, обращенной в камень, не так ли? Расскажи, какой дорогой можно дойти туда? Я отправлюсь к тебе!

Тогда Умслопогаас позвал Галази Волка и рассказал ему всю правду. Галази был единственным человеком, которому он мог довериться. Волк выслушал молча, любуясь красотой Нады при свете звезд. Когда все было сказано, он только заметил, что более не удивляется, что племя халакази оказало сопротивление Дингаану и накликало на себя смерть из-за такой девушки. Но он прибавил откровенно, что сердце его предчувствует беду.