— Помолчи, — сказал я жестко. Затем, не в силах больше выносить насмешки Айши, потому что я чувствовал, что она смеется надо мной, я добавил со всем благородством, на которое был способен:

— Я готов пройти сквозь ворота смерти, Айша, если ты покажешь мне дорогу. Я пришел в Кор именно с этой целью, узнать, если смогу, живут ли где-то в другом месте те, кто уже покинул наш мир. Итак, что я должен делать?

— Да, — ответила Айша, тихо засмеявшись, — ты пойдешь один, о ищущий истину Аллан, чье любопытство так сильно, что целый мир не может преодолеть его, даже если ты пришел в Кор не искать богатства и новых земель или сражаться с дикарями. Ты здесь даже не для того, чтобы посмотреть на некую Айшу, о которой тебе говорил старый мудрец, хотя я думаю, что тебе всегда нравилось срывать вуали, которые скрывают женские лица, если не их сердца. Да, это именно я привела тебя в Кор в своих собственных интересах, а не для твоего удовольствия, и вовсе не советы Зикали и его талисман, хотя если бы не белая женщина, похищенная Резу, ты никогда не предпринял бы такое путешествие и даже не нашел бы дороги.

— Как ты могла связаться с этим делом? — спросил я в гневе, поскольку нервы мои были на пределе, я и сказал первое, что пришло мне в голову.

— Это вопрос, над которым ты должен подумать, Аллан, какое-то время, над солнцем или под солнцем, обдумать многие другие вещи, связанные со мной, которые твой разум, запертый в железном ящике равнодушия и гордости, до сих пор не может понять.

Например, ты не можешь понять, и я уверена в этом, каким образом молния убила тех одиннадцать человек, чьи тела ты ходил осматривать час назад, и остальные, которые нетронутые. Да, я должна сказать тебе, что это не огонь убил их, хотя сила, которая бушевала во мне, могла многим принести смерть, их убило то, что зулусский шаман называл мудростью. Я убила их своим колдовством, потому что они выдали твою армию Резу. О, ты не веришь, но ты вскоре все поймешь, хотя бы мне пришлось убить тебя. Вот в чем дело, Аллан. Убить тебя достаточно просто, но убить тебя, чтобы освободить твой дух, который может вернуться, значительно сложней. Это единственное, что я могу сделать, и даже тут я не уверена в себе.

— Молюсь, чтобы эксперимент не удался, — встревожился я, но она прервала меня.

— Не прерывай меня больше, Аллан, своими сомнениями и тревогами, ты можешь вызвать большее зло, чем есть на самом деле, и сделаешь меня тоже неуверенной, лишив меня дара. Не пытайся улизнуть, потому что сеть вокруг тебя уже расставлена и тебе не укрыться, ты — как маленькая оса в паутине или как птицы перед глазами василиска.

Это была правда, потому что я не мог пошевелить ни руками, ни ногами. Я был словно приморожен к этому месту, и мне не оставалось ничего, как только проклинать свою глупость и молиться.

Все это время Айша продолжала говорить, но из всего того, что она произносила, я не извлек ни малейшей идеи, потому что рассудок, который еще у меня оставался, был поглощен этими колдовскими заклинаниями.

Внезапно я обнаружил Айшу сидящей в башне, вокруг нее были колонны, а позади алтарь, на котором горел огонь. Все люди вокруг нее были в капюшонах, как у змеи, похожих на тот золотой, что был одет на ней. Этим змеям она пела, а они танцевали вокруг нее да танцевали вокруг на своих хвостах! Я не понял, что означала эта сцена, пока не догадался, что так богиня магии консультировалась со своими подопечными.

Затем видение исчезло, и голос Айши показался мне очень тихим и далеким, и ее красота представилась мне словно сквозь вуаль, как будто я обнаружил в себе новое чувство, которое не поддавалось обычному объяснению. Даже в этом состоянии я понял, что это последнее, на что я смотрел, должно быть великолепным. Хотя на самом деле нет, это была не последняя вещь, потому что краем глаза я заметил, что Умслопогаас, который сидел, упал назад, как мертвый, вместе с топором, который он все еще сжимал в руках, как будто его рука превратилась в лед.

После этого со мной стали происходить всякие непонятные вещи, мне даже показалось, что я умираю. Как будто бы меня подхватил сильнейший ветер и стал носить меня, как лист на зимнем ветру. На меня обрушилась страшная темнота, которая сопровождалась вспышками света, которые сверкали, как молнии. Я почувствовал обрыв под ногами, затем какая-то страшная сила подняла меня к небесам...

С небес я был скинут вниз, в водоворот чернильной ночи, в котором я постоянно кружился, как мне показалось, много часов. Но хуже всего было ощущение ужасного одиночества, от которого я очень страдал. Мне казалось, что вокруг во всей Вселенной не было ни одной близкой мне живой души. Я чувствовал себя частью Вселенной, которая в одиночестве вращается в космосе из века в век в неистовых поисках близкого человека и никого не находит.

Затем что-то сжало мне горло, и я чувствовал, что умираю, потому что жизнь покидала меня.

Теперь страх и все иные смертные чувства оставили меня, заменившись новым, духовным страхом. Я или, точнее, мое бестелесное сознание, казалось, просыпается для Страшного суда, и ужас состоял в том, что я представлялся своим собственным судьей. Мой дух, воплощение холодного суда, вырос, сел на трон, и с беспристрастностью я начал разбирать свои злодеяния. Как будто какая-то часть меня оставалась смертной, поскольку я мог видеть свои глаза, рот и руки, но больше ничего, но и они как-то странно выглядели. Из глаз текли слезы, изо рта вылетали слова, руки соединены, как будто в молитве тому духу на троне, которым был я сам.

Как будто мой дух спрашивал, как мое тело служит своим целям и использует свою силу. И в ответ — исповедь о несчастной истории моей жизни. Ошибка за ошибкой, слабость за слабостью, грех за грехом, никогда прежде я не понимал, насколько страшными были мои воспоминания. Я пытался облегчить жуткое впечатление несколькими случаями добра, но небеса этого не слышали. Казалось, что они уже собрали все мое добро и знают о нем. Они хотели знать о зле, а не о добре, которое улучшало жизнь, о зле, которое приносило вред.

В моей памяти стало пробуждаться нечто из того, о чем говорила Айша, то, что тело живет в духе, часто сопротивляясь, а не дух в теле.

Я услышал мой собственный приговор самому себе, я знал, что он будет, безусловно, принят и записан, хорошо это или плохо. Но ничего не случилось, хотя весы склонялись то в одну, то в другую сторону. Если можно так сказать, некие силы оттолкнули меня назад.

Я был выкинут через бесконечность, и, пока я летел быстрее скорости света, ко мне пришло понимание значения того, что я увидел. Я знал или думал, что в конце концов каждый человек должен ответить самому себе или, может быть, то божественное, что есть в каждом, что вне его собственной воли. Через множество лет он поднимается или падает, согласно его природе, из того, чем он был, он превращается в то, что есть, рождая то, чем он должен быть. Теперь я увидел бессмертие, и его лицо было прекрасным и ужасным. Оно обожгло меня своим дыханием, и в его руках я родился заново, я, который знал самого себя без начала и без конца и все-таки не знал ничего о прошлом и будущем, считая, что они полны тайн.

Пока шел, я встретил остальных, кто проделывал то же самое путешествие, что и я. Робертсон плелся за мной и говорил, но я не понимал его языка. Я заметил, что безумие покинуло его глаза и его тонкие черты спокойны и одухотворены. Остальных путников я не знал.

Я пришел туда, где горел яркий свет. В моей голове возникла мысль, что я должен достичь солнца, хотя я не чувствовал жары. Я стоял в прекрасной солнечной долине, которую окружали всполохи огня. В долине стояли огромные деревья, но они сверкали, как золото, а их цветы и фрукты были расцвечены разными красками.